Страница 4 из 7
Единственное, что отличало городскую от сельчан были валеночки с вышивкой и калошами, не виданная редкость зимой, сапожки весной и туфельки летом. Но и эту проблему тятенька решил, умело свояв лапти прям по ножке маленькой мещанской барышни. В удивление были и диковинные деревянные ложки. Расписная лопать с резным черенком и шишкой на шейке, из которых маленькая Варюша ни обжигала губы. Отсутствие привычных столовых тарелок, но так было весело работать ложкой, вкушая ароматные печные щи.
До революции у них был огромный дом в два этажа на Хлебной площади в котором Трафим был частым гостем. Центр Самарской губернии собрал лучшие городские умы. Чаепития в беседке и на открытой терраске из исторических экскурсов плавно перетекали в политические бои. Из которых, дяденька всегда выходил победителем, так как считал, что отмена крепостного права давала невообразимые возможности людям и благотворно сказалась на индустриальном и экономическом росте. А на селе жили плохо лишь те, кто бока не печи пролеживал.
После революции часто ходил к Марусеньки на кладбище и плакался, как жаль, что супружница не смогла пережить всего этого. Пуще, воспевая декабристов, ведь если им тогда удалось довершить начатое благое деяние, не пролилось бы столько крови. Добро бы своим горбом заработанное, никто бы не отобрал.
Семье Варюши повезло больше остальных. Маменька была не грамотной простолюдинкой. Папенька самородок голубых кровей. Сам выучился. Дослужился на железной дороги до весьма высокого и почётного чина. Да и Клавдия, которую маменька взяла в дом работницей и любила как родную дочку, сыграла не малую роль в спасении семьи.
Когда большевики пришли в Самару, творилась неразбериха. Одни сводили счеты, другие грабили и убивали. Маменька с бабушкой закрыли все двери и долго ждали папеньку. Клавдия же, наспех собрав вещи, достала из своего скромного кулька платья и чуть ли не силой заставила переодеться. Вареньку облачили в старенький кафтан, подвязав пояском, а для остальных нашлась одежда почти по размеру. Это их спасло. На станциях до Сорочинска высаживали хорошо одетых мещан, торговых бояр и дворян. Маменька до самой смерти молилась за сиротку, которую после так и не удалось найти.
Обстоятельства, случайность либо высший промысел, а благодаря писарю, кровавый семнадцатый отобрал не только дом, но и родовую дворянскую фамилию, задолго до всех этих событий разорившуюся. Поговаривали, что предки голубых кровей имели дальних родственников при дворе, но те то ли позабыли о их существовании, то ли и вовсе не желали знаваться, судьба их падения была печальной. Одним удалось бежать, других же догнали красноармейские пули. Папенька с маменькой были даже рады тому, что в новую жизнь входят под другой фамилией, благодаря строптивству своенравного писаря, не запятнанной дворянским происхождением.
***
Историческая справка
Послереволюционная машина репрессии по Чкаловской области ударяла точечно, но ощутимо. Перемалывая все на своем пути, подчищала длинных хвост недовольств. Взбороновав почти двадцать шесть тысяч человек, восемь тысяч сто восемь человек из которых либо спешно расстреляли, либо просто не пережили суда и следственной тяжести.
Мог ли знать Ленин, о том, что мысль, о создании концентрационных лагерей для врагов пролетариата и классово чуждых элементов высказанная им в 1918 году, выльется в несмываемое пятно в истории тогда еще строящегося союза. А продовольственная разверстка военного коммунизма 1918 – 1921 годов обречет на голод аграриев хлебопашцев.
В памяти еще были свежи новости о событиях в селе Чукари – Ивановка. Герои первой мировой, офицеры Кофейников и Крыгин 18 ноября 1920 года взяли власть, арестовали и расстреляли прод армейцев, обрекших детей на голодную смерть. Отцы семейств, уцелевшие в жестокой военной мясорубке, защищали свои семья, так как изымались не только излишки, но и часто весь зерновой фонд до последнего зернышка.
Восстания охватили Орский уезд. «К концу ноября 1920 года восстало население Сары. Продразверсткой предполагалось изъять 76 тысяч пудов зерна, столько у аграрного хозяйства не было. Устав просить, стали писать воззвания к солдатам-красноармейцам как к своим сыновьям, населению уезда, труженикам Башкирии и казакам. Восставшие верили в справедливость рабоче-крестьянской власти и выступили с лозунгом «С нами Бог! Победа будет за нами». Разоружили волисполком и коммунистов, захватили станции Сара и Блява, разобрали железнодорожный путь, срубили телефонные столбы.
Выступление саринцев было подавлено 68-й бригадой внутренних сил и регулярными войсками. Однако восстание перекинулось на другие хутора и села, соседние волости, территорию Башкирии и разрослось до огромных размеров.»
***
В Сорочинске дела обстояли не многим лучше. Как говорил Трафим: «Все зависит не от указов на верхах издаваемых, а от того как они на низах исполняются, и только Бог ведает». Вначале двадцатых семья Вареньки бежала из Самары еще раз, уже от голода, но ужас, который там творился, впоследствии охватил более тридцати губерний, республик и областей. Так как «засуха» в начале 1921 года в зернохранилищах из-за бесплатного изъятия зерна у хлебопашцев, позволяла со скрипом прокормить лишь свою семью, а раннюю весну отличившаяся теплом, сменило засушливое лето с небольшим количеством осадков, дожди стали орошать землю лишь с июня.
Небывалая жара в 38, 5 градусов иссушала почву, на поверхности которой можно было запекать картофель, чем и забавлялась детвора, а опытные хлебопашцы хватались за голову. Андрей тем летом ходил как в воду обмакнутый. Мало говорил, много думал, ни с кем размышлениями не делился, хмур был будто туча. Словно понимал, что беда в ворота стучится. В соседнем Бузулукском уезде, в тот год погибло около половины яровых и озимых посевов. Засушливые, голодные года в Среднем Поволжье не были исключением, они чередовались, сменяя друг друга, но хищническое истощение земли при отсутствии новых аграрных технологий усилило плачевность ситуации.
С трудом уговорив агронома Егора, Андрей все лето рыл ледник, в который и засыпали ровно столько, чтоб можно было прокормить все дворы. Списали недоимку на засуху. Сергей умолчал, понимая, что в ответе за каждую жизнь в родном селе. Угрюмый хлебопашец оказался прав. Кульки схороненного от властей зерна помогли выжить сельчанам страшной голодной зимой. Председатель списывал помощь на квакеров, активно спасающих жителей соседней Бузулукской губернии. И только они знали тайну преступления ради жизни, осознавая на что шли. А после и детей поженили.
Историческая справка
Общая картина по Оренбуржью 20-х годов была шокирующей. В архивах содержатся более 100 судебных разбирательств по людоедству содержащие реальные умерщвления с целью поедания человеческого мяса. Осквернение трупов никто даже не рассматривал. Люди поедали собственные пальцы. Родители кормили выживших детей мясом умерших от голода братьев и сестер. Разорялись схроны у кладбищ.
Увеличилась миграция из Казахстана. Из деревень пешком уходили в города, к тем, кто оставался, помощь не доходила. Эвакуация не проводилась. Отчеты за ноябрь 21 фиксируют: «Люди ходят голодные, исчезли все кошки, собаки, люди едят свои пальцы.»; «Родители приходили в Оренбург со своими детьми, бросали их на улице и уходили в поисках еды». Сохранился протокол допроса семьи из села Александровки, которые признались, как зимой 1922 года умерщвляли, а затем съедали детей попросившихся на ночлег.
«Протокол дознания с. Александровка по делу расследования человеческого мяса в вареном виде 27 февраля 1922 года:
По сему делу был спрошено 2 граждан с. Александровки. Медяков Иван, каковый в своем дознании сказал следующее: Что он 27-го февраля в 2 часа дня пришел к гражданину Воронкову Сергею за валенками, каковые были отданы для подшивки. И когда я пришел к ним в квартиру , то увидел что мать Сергея Воронкова крошит на столе мясо и вынимает из головы мозги и посмотрела тут же подозрительно. Тогда спросил, что это за голова, она мне ответила, что это голова овечья, после ся ответа я взял в свои руки челюсти, а они с человеческими зубами. Тогда же все и понял.»