Осязание

Тёмненькая медсестра, держащая металлический белый лоток, подала ножницы.

– Так… давление, температуру измерьте. Да что вы застряли в дверях? – напустился он на Нину. – Экие бестолковые… Несите же манометр!

Манометр нашёлся у постовой медсестры.

– Температура повышенная, но не критическая. Раны, конечно, серьёзные… но попытаемся спасти ваши ноги. На рентген и в операционную!

Они опять переложили раненого на носилки, отнесли на рентген, потом до дверей операционной – дальше их не пустили, там была святая святых со строгой стерильностью.

***

Она возвращалась домой совершенно без сил, не шла, а тащилась. Мама ахнула:

– Янечка! Что случилось? На тебе лица нет.

– А куда же оно делось? – слабо отшутилась Нина. – Мам, баню топили?

– Да, отец затопил, уже готова… Давай провожу, – спохватилась мать.

Она собрала бельё, полотенце, мыло из довоенных запасов и проводила Янину в баню.

– Не запирайся, я неподалёку постою.

Вода была уже тёплой. Нина окатывалась из ковша с головы до ног, чувствуя, как стекает усталость и уходит недомогание.

Она долго мылась, размазывая по волосам мыльную пену, тёрлась мочалкой и поливала себя то горячей, то прохладной водой.

– Меня не будить, даже если начнётся бомбёжка, – сказала Янина матери, вернувшись в дом.

По привычке она пошла в свою комнату, и только увидев топчан и чужие вещи, вспомнила про Татьяну с дочкой.

Таня отвела ребёнка в детский сад, где девочке дали круглосуточное место, и уже несколько дней не появлялась дома, ночуя в посёлке.

Рабочие предприятий буквально сутками пропадали на площадках – устанавливали оборудование, чтобы как можно скорее запустить его и выдавать необходимые фронту гильзы для снарядов. Армии нужны как воздух боеприпасы и топливо, полуголодные люди в тылу работали на износ в холодных цехах. Всё для фронта! Всё для победы!

Янина легла на диване, постелив чистое бельё. Как же приятно так лежать, как хорошо…

На постель немедленно прыгнул Тимошка, улёгся ей на живот поверх одеяла. Пусть лежит, кот не просто так пришёл, чувствует, что нужна его помощь…

7

Госпиталь, к счастью, находился недалеко от библиотеки, на одной с ней улице. После работы, не мешкая, она отправилась туда.

Пожилой санитарке на входе сказала, что пришла помогать. Та кивнула и выдала чистый халат, помогла завязать верёвочки на спине. Янина поднялась по лестнице на второй этаж к «своему» солдату.

Всюду переполненные палаты, койками заставленные коридоры, спешащие медсёстры с лотками… И раненые, раненые, раненые, среди которых много тяжёлых. Чужая боль снова оглушила её, не давая дышать.

Нина остановилась, приходя в себя, и мысленно надела костюм химической защиты, который видела на плакате в библиотеке. Как ни странно, но это помогало.

Выздоравливающие ходили туда-сюда по коридорам, разговаривали и смеялись. Смеются, значит, идут на поправку.

Она прошла во вторую от входа палату, на двери которой ещё была табличка с номером школьного кабинета. Знакомый солдат лежал на том же месте, перевязанные ноги покоились на подушке. Он увидел Нину, обрадовался:

– Сестрёнка пришла…

– Здравствуйте. Как чувствуете себя? – тихо спросила она, смущаясь чужих взглядов.

– Да будем живы – не помрём, – подмигнул юноша. – Ноги мне оставили, сказали, что попробуют спасти, раз угрожающего состояния нет.

– Хорошо… Левая уже вне опасности.

– Откуда вы знаете?

– Знаю.

Руки зависли над правой ногой, не касаясь бинтов, она чувствовала, как перекатывается под ладонями что-то плотнее воздуха, как они горят, словно обожжённые крапивой.

– Что вы делаете? – заинтересовался солдат.

– Это такой массаж.

– Вы не касаетесь ног, а я чувствую тепло и как будто покалывание, – удивлённо сказал раненый.

– Потише, пожалуйста. – Лишнее внимание ни к чему, оно только мешает.

– Как вас зовут, сестрёнка? – зашептал он.

– Янина.

– Очень красивое имя, мне нравится. А я Виктор. Виктор Малышев. Не уходите подольше, Янина…

Горели и зудели ладони, хотелось сунуть их под холодную воду, но она терпела.

– Сестра… – позвал кто-то с кровати у окна.

Нина посмотрела по сторонам: медсестры нет. Она подошла к темноволосому солдату с перебинтованной рукой.

– Вы меня звали?

– Утку…

Разумеется, речь не шла о птице семейства утиных, Янине было достаточно лет, чтобы понимать какие утки бывают в больницах.

Она вытащила из-под койки посудину и, покраснев до корней волос, неловко топталась рядом.

– Подержи утку просто… видишь, одной рукой несподручно.

Нина протиснулась по узкому проходу между койками, вышла в коридор и увидела вчерашнюю суровую девушку, занятую раскладыванием лекарств.

– Вылей и в туалете оставь, мы их обрабатываем, – не поворачивая головы бросила медсестра. – Ты новенькая?

– Я помочь пришла, – ответила Нина.

Такая маленькая и беленькая, лет пятнадцати на вид, хотя, вероятно, старше. И вся эта суровость – напускная. Так ёжик ощетинивается, когда ему чудится опасность.

– А-а-а, хорошо, помощь не помешает. Я Женя, а ты? Янина? А кратко как можно звать? – Она ни на секунду не прервала своего занятия.

– Яна.

– Хорошо, пусть будет Яна. – Женя кивнула и понесла лекарства в конец коридора.

Нина вернулась в палату и сказала Виктору:

– До свидания, я завтра ещё приду.

– Буду ждать…

– Не бойтесь, будете на своих ногах ходить.

– Вы обещали пойти со мной на свидание, – улыбаясь, напомнил солдат.

– Я не обещала, но уговорили – пойду.

Сейчас Янина заметила, что парень приятной внешности, хоть и далёк от канонов красоты, но привлекательный. И улыбка хорошая.

– Я буду ждать, – снова повторил он.

– До свидания. Выздоравливайте.

***

Нина шла по тёмной улице, чувствуя усталость, но не такую, как вчера. Мороз кусал лицо, руки мёрзли даже в варежках, снег поскрипывал под ногами. Холодно…

Вот уже и дом… В окнах виднелся слабый свет керосиновой лампы – электричество опять отключили. Раздеваясь в прихожей, она увидела на вешалке Татьянино пальто с меховым воротником и Машину шубку.

– Таня вернулась?

– Да, они недавно пришли, поели и спать легли. – Мама разожгла примус и поставила на него кастрюльку с гороховым пюре. – Двое суток, говорит, не спала. Я ей шкафчик для продуктов выделила… Заглянула, а там пшена чуток, хлеба горбушка и луковица. Чай стали пить – я им подушечек дала сладких, тех, что ты запасла. Не берёт и девчонке не велит брать. Вы, говорит, Мария Варламовна, и так нам божескую милость оказали…

– Прямо так и сказала? – улыбнулась Янина.

– Ну, может не такими словами, но суть та же, – махнула рукой мать. – Да… милость оказали и не обязаны нас кормить. Мы, говорит, не голодаем, всё пока есть.

Пришёл отец, и они сели ужинать. Нина разложила по тарелкам горох с тушёнкой, нарезала хлеб, в блюдечки – по ложке прошлогоднего варенья из крыжовника, найденного в погребе.

– А что ты вчера такая усталая со станции вернулась? – вспомнила мать. – Много раненых было?

– Да, много… Там был один парень с начинающейся гангреной.

– И что? – насторожился отец.

– Пап, ну не смотри так. Он бы остался без ног, если бы я ему не помогла.

– Ох, Янька, Янька… – запричитала мать. – Ты бы себя поберегла. Людей много, а ты одна.

– Он бы остался без ног и умер молодым, – повторила Нина. – Смысла бы в жизни не видел.

– Так-то оно так, – вертел вилку в руках отец, – но всё же мать права: людей много, если каждому помогать…

– Я знаю меру, не переживай. Спасибо, мам, очень вкусно.

Она прошла в комнату, приготовила постель, разделась в темноте и легла, с наслаждением вытянувшись на простыне. Лёжа с закрытыми глазами, Нина почувствовала, как запрыгнул на одеяло кот, долго вылизывался, потом успокоился и улёгся в ногах.