Страница 23 из 29
– Ты ведь ненавидишь меня, правда? – вкрадчиво осведомился демон. – Я зародил в тебе сомненья к единственному человеку, которому ты по-настоящему доверяла. И оказался прав, уличив её во лжи и предательстве. Должно быть, твоё сердце теперь разрывается от отчаяния?
С обидой прошипела:
– Ты – жестокое существо!
– О, эти слова для меня подобны райской музыке! – ядовито отозвался Сусуму.
Отвернулась, не желая видеть противное лицо, чем-то схожее с человеческим: если бы не его жуткие глаза и не внезапно бледнеющая кожа, он бы выглядел как мужчина двадцати пяти лет. Если бы не эти кровавые омуты.
Невольно подняла взгляд к небу и увидела вдалеке крыши пагод. Теперь ещё ближе. Надеюсь, там найдётся хотя бы один человек, способный защитить меня.
Мы долго молчали. Я избегала поднимать голову и старательно прикидывалась, будто просто бреду вперёд.
– А ты не боишься, что больше никогда не вернёшься домой? – мрачно осведомился демон.
Честно призналась:
– Сейчас я совершенно не хочу туда возвращаться.
– Ты очень забавная, Асука! – как будто он искренне развеселился.
Вздохнув, ответила:
– Уж лучше смеяться до слёз, чем плакать от боли.
Некоторое время мы шли молча, точно к моей цели. Взволновавшись, что он заметит, спросила, какое у него самое любимое собрание стихов.
– Да мне было как-то не до изучения поэзии, – насмешливо отозвался Сусуму. – Но может ты, Асука-тян, окажешь милость и просветишь такого дурака, как я, насчёт самых прекрасных стихов и самых великих поэтов прошлых веков?
Робко прочла танку из сборника Синкокинсю:
Огромного моря валы
С грохотом катят камни,
Набегом берег тесня.
Расколются, раздробятся,
Рассыплются, падают пеной…2
И грустно добавила:
– Жаль, что я никогда не видела моря.
– Оно интересное, – задумчиво произнёс Сусуму. – Особенно, когда видишь его в первый раз. Тебе ещё предстоит его увидеть, так что удовольствие от первого любования морем у тебя ещё впереди.
Вздохнув, добавила:
Что меня ждёт?
Сердце я утешаю
Завтрашним днём.
Так вчерашний прошёл.
Так и нынешний минет.3
Случайно столкнувшись с его взглядом, помертвевшим от глубокой боли, начала читать стихи о весне и о природе. Сначала робко, потом поймав его восхищённый взор, увлеклась. То, что они оказался таким внимательным слушателем и ценителем поэзии, меня вдохновляло на стремление к совершенному прочтению стихов, к извлечению из памяти самых прекрасных образцов.
Опомнилась около ворот буддийского храма. Оборвалась на полуслове. И, прежде чем демон вышел из мечтательной задумчивости, подхватила подолы одежд и рванулась к воротам, отчего-то оставленным открытыми. Поскольку путь от дома до тэра проделала босой – так хотела сбежать из этого невыносимого места, что было не до того, чтобы обуться – то мои нежные ноги теперь кровоточили от многих царапин. Однако боль в ногах, запоздалое её осознание – и сама несказанно увлеклась чтением стихов – меня не остановили.
К счастью, ворота располагались недалеко. И, прежде чем они понял мою хитрость, я уже ступила на территорию храма. Робко обернулась, смотря, как его бледное лицо становится красным, покрывается уродливыми буграми, как на его голове появляются два длинных рога, а на руках – длинные и острые когти.
– Ты… ты… – Сусуму задыхался от возмущения.
И понятно: где ж это видано, чтобы демон сам провожал девчонок от отчего дома до монастыря?
– Маленькая дрянь! – сердито прошипел они. – Из-за тебя надо мной теперь все будут смеяться, даже самые никчёмные духи и призраки, которым обычно нет дела ни до чего, кроме как до своего страдания и мести!
Меч сам выпрыгнул из ножен, влез в его ладонь, которую Сусуму в гневе то сжимал, то разжимал. На серебристом лезвии, близко к рукояти, алел огненный дракон, чьи глаза смотрели на меня с жуткой ненавистью. Жар от катаны, переплетённый с холодом, вылившимся из глаз демона, рванулся ко мне.
– О, наму Амида Буцу! – прошептала я, молитвенно сложив ладони. – Наму Амида Буцу!
Две когтистых лапы, огненная и ледяная, нёсшиеся прямо в храм, замерли около ворот, налетев на невидимую преграду. Отчаянно прокричала:
– Наму Амида Буцу! – и отступила внутрь, к храму. – Наму Амида Буцу! Наму Амида Буцу!
Не знаю, почему мне вспомнилась именно эта молитва, однако горячо повторяла, отступая от ворот всё дальше и дальше:
– Наму Амида Буцу! Наму Амида Буцу!
– Ты ответишь за моё унижение, мерзавка! – прорычал демон, которому не удавалось войти на территорию храмового двора. – Ты ответишь! Я растерзаю тебя, Асука, слышишь?! Только попадись мне – и ты проклянёшь тот день, когда появилась на свет!
– Наму Амида Буцу! Наму Амида Буцу! – повторяла я, всё больше и больше удаляясь от ворот, за которыми стоял разъярённый они.
Наступила на подол, споткнулась, завалилась на спину, больно оцарапав руки и шею о песок, которым был усыпан храмовый двор. Демон зарычал от бессилия и гнева. Его рык перерос в полный боли крик.
Им не полагается помогать людям находить дорогу к храму. Каково же ему теперь, после деяния, столь жуткого для злых существ?
Поднялась и, с трудом удерживаясь на дрожащих ногах, закричала:
– Прости меня, Сусуму! Я не со зла!
– Ты умрёшь, Асука! – проорал он в ответ. – Однажды я доберусь до тебя!
Выскочившие монахи со светильниками и деревянными дубинками застали меня, съёжившуюся и рыдающую на песке. Они скрылся до того, как монахи выскочили во двор храма.
Впрочем, меня не оставляла уверенность, что однажды он вернётся. То ли будет поджидать меня за воротами храма, то ли найдёт способ проникнуть внутрь. И тогда… о, милосердный будда Амида, спаси меня! Ты ведь обещал, что спасёшь всех, даже женщин! А впрочем, может, в то время, когда гибель подойдёт ко мне, ты будешь занят спасением какой-нибудь добродетельной девчонки, которая никогда даже подумать не могла, чтобы встретиться с демоном! Что ж, значит, тогда я не дождусь спасения и просто погибну. Впрочем, я не обижусь, если ты спасёшь не меня. И… раз уж я сама оскорбила они, значит, и жаловаться не имею права: всё из-за моей глупости. И каждый шаг вперёд, каждый новый день будут приближать меня к нему и к адскому огню…
6-ой Синий
Проклюнулись из земли кончики молодых побегов бамбука, коричневые, шершавые – и люди с упоением выкапывали их, наслаждались их лёгким похрустыванием на зубах, радовались: вместе с молодой порослью бамбука наконец-то пришла весна. Вылезли ростки петрушки, аралии, репейник возвысился над землёй, показал свои бутоны с липкими колючками.
К концу Четвёртого лунного месяца начался первый сбор чайного листа. Затем дети и взрослые с удовольствием собирали моллюсков на отмелях во время отлива. Травы, кусты, цветы и деревья проснулись от зимней спячки и усердно принялись красоваться своими разнообразными листьями и стеблями, бесподобными лепестками. Расцвели ирисы, сливы, рододендроны. И, конечно же, самый потрясающий цветок из всех возможных – сакура. Сакура с белыми, розовыми цветами красовалась в каждом уголке Ниппон. К её роскошным облакам примешались бело-розовые кроны яблонь. Белые и красные цветки сливы гордо протягивали свои лепестки навстречу солнцу и людям, пытаясь поспорить в красоте с самой сакурой, но куда им до неё! Хотя цветки сливы были довольно-таки хороши.
Начался сезон ловли рыбы с помощью бакланов. Пошли по центральным рекам стаи форели. И люди, и звери охотились на них с удовольствием. С горечью провожали люди стаи улетающих лебедей, красивых, белоснежных. Я, заворожено смотря вслед красивым птицам, тающим в бледно-голубом небе, думал, как же выглядит страна, в которую они улетают летом? Так ли там красиво, как у нас? Или у нас лучше? Или обе страны столь хороши, что эти прекрасные большие птицы предпочитают бывать и там, и здесь?
2
Автор: Минамото Санэтомо. Поэтическая антология «Синкокинвакасю» («Новое собрание старых и новых японских песен») – Тысяча журавлей: Антология японской классической литературы VIII-XIX вв., СПб.: Азбука-классика, 2005. – стр 478
3
Автор: Дзюнтоку-ин. Поэтическая антология «Синкокинвакасю» («Новое собрание старых и новых японских песен») – Тысяча журавлей: Антология японской классической литературы VIII-XIX вв., СПб.: Азбука-классика, 2005. – стр 481