Паноптикус

   Остановившись, он стоял, но не размышляя, а преодолевая позыв настырной дурноты. Скорее по инерции, по старой доброй мышечной памяти, чем по здравому разумению, Людцов повернул по прямым углом влево, и оказался в коридоре уровня В, обозначенного как 12-04. Коридор В-12-04 был так же деформирован залежами испражнений ксеноморфов и имел вид канализационного коллектора. Несколько теней чужих проскользнули под носом кибернетика, скрывшись в нишах между могучими, готическими нагромождениями экскрементов. Первые секунды в коридоре было хоть глаз выколи: две нити люминесцентных ламп практически полностью оказались под слоем отвердевшего дерьма, только несколько трубок мигало то там то сям по всей длине коридора. Если бы Людцов свернул не влево, а, скажем, вправо, то он оказался бы в коридоре того же уровня В, но обозначенного как 12-05. Коридор В-12-05 оказался бы точно таким же деформированным залежами экскрементов и погружённым в отвратительную темноту, в которой то там то сям изредка моргало несколько люминесцентных ламп, по счастливой случайности не скрытых под слоем отвердевшего инопланетного дерьма.

   Ноги сами привели Людцова к медицинскому отсеку. Сначала под прямым углом поворот налево, жилая секция тоже обосранная до самого потолка, потом под тем же углом в девяносто градусов поворот направо и вот кибернетик уже в новом ответвлении, в котором было не узнать прежнего коридора за архитектурными излишествами наваленного говна. К некоторым боковым дверям, расположенным по обе стороны коридора, уже невозможно было добраться: горы испражнений полностью скрывали их за собой. К счастью дверь медицинского отсека оказалась доступной. Входные створки нехотя разлиплись и с трудом разъехались в сторону. Людцов вошёл в ещё прохладное помещение прозекторской; автоматически включившееся освещение больно резануло по глазам. Когда зрение адаптировалось к свету, кибернетик равнодушно огляделся. Ксеноморфы здесь ещё не успели как следует нагадить, интерьер отсека пока сохранял человеческий вид - один из немногих, сохранившихся на корабле, первозданных уголков земной цивилизации. На долго ли?

   Как не крути, а "Экзис" уже перестал быть частью цивилизации землян. Чужие усердно его обживали, трудолюбиво испражняясь на каждом углу, не жалея клоак, приспосабливали к собственным потребностям. Космический корабль теперь предстал в виде огромного, общественного сортира; в гигантскую задницу - вот во что он превратился. Земные технологии как-то незаметно, сами собой исчезли за скальными образованиями фекалий, быстро набиравших прочность горных пород. "Экзис" на глазах терял человеческое лицо. Таких незагаженных островков как медицинский отсек, становилось всё меньше. Всё переедала едкая, аммиачная атмосфера лежбища ксеноморфов. С каждым днём Людцов чувствовал себя здесь всё более неуместным. "Лишний человек" - вспомнил Владислав слова учительницы по литературе, которыми она припечатала "героя нашего времени". Бедный Печорин отгрёб по полной. И сегодня, примеряя на себя его офицерский сюртук без эполет, Людцов со всей наглядностью осознал: таки точно - лишний. Цивилизация чужих поглотила его со всеми потрохами, очевидно, со всеми своими непотребствами кибернетик пришёлся ей по вкусу. Двигаясь по всей этой мерзости осклизлых переходов и отвратных коридорчиков, он как бы двигался внутри чьих-то кишок; земной корабль, силою обстоятельств и воображения, вдруг превратился в омерзительный пищеварительный тракт.

   Эта мысль показалась Людцову очень внятной, очень многообещающей: земной корабль вдруг превратился в чей-то омерзительный пищеварительный тракт. Разве двигаясь по этим осклизлым переходам и коридорчикам, ты не двигался в полости чужой требухи. В то время как внутри кишок самого Людцова тоже происходило параллельное этому движение: там перемещалось некое настырненькое, живое существо во многом аналогичное кибернетику - личинка ксеноморфа. Их положения были сродни, они буквально колировали обстоятельства жизни друг друга: личинка ёрзала в потрохах Людцова, который в свою очередь ёрзался в потрохах кого-то другого, более всеохватывающего, более масштабного. Они копошились в кишках на разных уровнях Мироздания. Аналогию можно было продолжить дальше, сравнивая уделы обоих. В конце концов, Людцов - тоже личинка, неспокойная, нагленькая личинка человека, заблудившаяся в лабиринте чужих внутренностей. И если первой личинке, личинке ксеноморфа, суждено, уподобившись бронебойному заряду, прорвать грудную клетку и вылупится на свет божий, то почему в этом отказано второй личинке - Людцову. И вообще: кто сказал что козявке номер два в этом отказано? Где, в каких премудрых книженциях это написано? Может Людцову тоже суждено, по примеру первой козявки, протаранить чью-то кость и выпорхнуть наружу, вторично вылупится на белый свет, но уже в ином качестве, в качестве, скажем, какого-нибудь энтропофага. Вопрос только в том - кто первый. Кто раньше созреет: личинка номер один или личинка номер два - вот в чём загвоздка, потому что кто раньше выпорхнет, тот и выиграл.

   Кибернетик остановился, ему сделалось трудно дышать; чтобы не упасть, он опёрся рукой о край металлического стола. Вторую руку Владислав любовно положил на свой живот: мембрана брюшных мышц заметно вибрировала, внутри живота происходили бойкие пертурбации.; личинка номер одни активно пёрла наружу, по всей видимости, ей более не терпелось. "Ну что ты, малышка, тише... тише..." - успокоительно говорил Людцов, с нежностью поглаживая вибрирующую мембрану живота. Но тщетно, личинка продиралась сквозь состав человека, она постепенно входила в раж - срок беременности Владислава иссяк, его час пробил. В это время он и любил свою "доцю" и люто её ненавидел. "Неужели всё, - со звериною тоской подумал кибернетик, - всему на свете, всему что есть - всё". Личинка в его утробе явно шла в разнос, она била Людцова изнутри, надев тугие боксёрские рукавицы. И каждый новый удар становился всё ощутимей, весомей, массивнее - рёбра не выдерживали. Кто-то изнутри пользовался Владиславом, как боксёрской грушей, и этот кто-то, по всей вероятности, обладал навыками, как минимум, мастера спорта по рукоприкладству. Трудно было представить что "малеча", его любимая дочурка, могла развить такую силу удара. Грудная клетка трещала, расползаясь по швам, словно сшитая гнилыми нитками; ещё несколько внутренних апперкотов и она разлетелась бы к чёртовой матери. Так это же обо мне, это же я, я и есть притча во языцех, пресловутая чёртова матерь - небезызвестная мать чёрта. И Людцов, не в силах более держаться, закричал от адской боли, заорал, как роженица, чувствую что всему на свете - ВСЁ. Кирдык.

   И в этот момент металлический пол под ногами зашевелился, заворочался как будто спросонок: "Экзис" проснулся и теперь потягивался всеми косточками своих конструктивных элементов. Дрожь пронзила звездолёт от макушки до пяток. Корабль колоссально вздрогнул точно от подземного толчка. Все нестационарные предметы обстановки стронулись со своих мест и дружно подвинулись в одну сторону. Не прикреплённые тележки опрокинулись, из лабораторных шкафов звенящей радугой низринулась стеклянная посуда. Вторично тяжёлый гул прошёлся по всему корпусу звездолёта, задрожали все до одной переборки. Потом ещё одни удар сотряс конструкцию космического аппарата, несколько сот тысяч тонн металла заходили ходуном, несущие стойки начали прогибаться, словно сделанные из пластилина. Что это: землетрясение? Или Маман, окончательно рехнувшись, в приступе маразма, сама, без отмашки кибернетика, запустила многострадальный протокол самоуничтожения? Владислав уже ни в чём не разбирался: он, насилуемый изнутри, орал от физического унижения, а вокруг него, буквально на глазах, величественно распадалась громада звездолёта. "Экзис" помпезно разваливался на куски.