Паноптикус

  - 1 апреля. Я понял в чём моя проблема - всё моё зиждется на махровом эгоизме: я говорю только о себе и только от себя. Но ведь есть ещё и она - дщерь божья, живая чёртовица, существо из плоти и крови. То бишь, есть ещё другая точка зрения, обратная сторона Луны. Учитываю ли я её чувства, отдаю ли себе отчёт в её положении - конечно нет, ведь я сосредоточен исключительно на своей ненаглядной утробе. Почувствовав, что мне может угрожать опасность, я сразу струсил, дал отвратительный задний ход, но ведь это обыкновенный риск любящего. Тот кто любит всегда играет в русскую рулетку - иногда всё сходит с рук, иногда банально разносит голову в клочья. По-другому не бывает. Я боюсь, потому что люблю и потому что зашёл слишком далеко. У страсти, как и у страха, глаза велики, они всё воспринимают гипертрофированно. Я всегда считал, что много чем пожертвовал, отказавшись от львиной доли своего исконного человеческого. И считал что это справедливо: за всё приходится платить, в таком деле царит дикая дороговизна, любые подвижки всегда чреваты. Но разве я один отчего-то отказался? Ева Браун отказалась не в меньшей степени и она также принесла свою жертву. Чтобы быть со мной, теперь я знаю это точно, она отказалась от своей единокровной своры, от своего логова, от своей фашизоидной матки и несла этот крест молча, не скуля и не пуская слюни. Вернее пуская, но совершенно по иному поводу. Я смял своё человеческое, как бумажный черновик и, подобно баскетболисту, послал этот окатыш в корзину - тоже самое сделала и Ева: во имя любви ко мне, она послала к чёрту свою природу. Так имею ли я право в чём-то её обвинять или подозревать в лукавстве? Если у меня для этого причины, кроме моего разбухшего эгоизма? Я сдрейфил перед тем великим, что сейчас между нами происходит; нет уж, дорогуша, теперь уже поздно праздновать труса и идти на попятную - жребий брошен. Ева Браун не играется со мной в кошки-мышки, ибо слишком многое поставила на кон, для неё - это всё. Её жертва равна моей, только я этого не замечал, старался не замечать. Я не замечал ничего что умаляло бы значительность моего выбор. Я отчаянно жаждал быть слепцом и я им стал, ещё бы - слепцом быть вкуснее: принимаешь всё за должное и лопаешь без разбора. Может Ева и женщина-вамп, но я ведь тоже не подарочек, мы схлестнулись на равных. Да и мог ли я полюбить кого-то другого, не тождественного себе, не такое же чудовище как сам? Боюсь, что нет: неравные браки меня не возбуждают. И если Ева взяла меня за сердце, значит и я ухватил её за живое, значит и она боится ошибиться и остаться на бобах, как самая обыкновенная баба - можно сказать, мы квиты. Также как и я, она тоже жертва - жертва своей узенькой природы, против которой осмелилась что-то вякнуть. Все мы, так или иначе, из породы Антихриста. Если бы существовал Бог, он бы обязательно низверг нас с верхотуры и покрыл несмываемым позором. А наш Содом и Гоморру непременно бы разрушил, не оставив от звездолёта камня на камне.

  Глава 18

   Владислав открыл глаза, в глубокой уверенности что это только сон. Собственно: получается, что никаких глаз он не открыл, а только как бы это сделал. Людцов открыл глаза, понимая что спит сном праведника. Он проснулся во сне и во сне огляделся. Странное ощущение, в голове какие-то помехи. " Я, словно лунатик" - подумал Владислав. Раньше просыпаясь, он твёрдо знал что проснулся, теперь же был почему-то уверен в обратном, уверен что пробуждение мнимое. Никакое это не пробуждение, а сплошное надувательство. Людцов потерял под ногами почву, он был словно под действием тяжёлых наркотиков. "Это как матрешка, - пришло ему в голову, - ты видишь сон, что просыпаешься и просыпаешься в следующий сон - поменьше, в котором может приснится следующее пробуждение в следующий сон - ещё поменьше и так далее". Кибернетика швыряло из реальности в реальности, как сосновую щепку, правда реальности эти были фиктивными. Да уж, такое ему снится впервые: вроде ничего необычного, но ощущения странноватые, словно действительность водит тебя за нос.

  - Наконец-то ты проснулся, - услышал он хорошо знакомый голос, - битый час поджидаю тебя при выходе из сна.

   Возле постели, у изножья Людцова как ни в чём не бывало сидел Еремей. Он держал на коленях какую-то жутковатого вида, громоздкую машинку. Что он здесь делает и как тут оказался? Спальня кибернетика это не проходной двор, только он и Ева имели сюда свободный доступ. "Ну, конечно, это же просто сон" - успокаиваясь, вспомнил Владислав. Реалистично получилось. Ему даже стало забавно: надо же, какой сон приснился - прикольненько. Интересно, что там будет дальше. Но разговаривать кибернетику не хотелось, он просто ждал продолжения, целиком положившись на тонкие сновидческие механизмы, и надеясь что собственное подсознание его ещё удивит. Фабула должна была раскрутится как бы сама собой, словно брошенный по полу персидский ковёр.

  - Ты, наверное, гадаешь, зачем я сюда пожаловал? - продолжал Еремей, - чего нужно андроиду в моей спальне? Никогда не догадаешься, я и сам догадался только что, буквально минуту назад, когда ждал твоего легендарного пробуждения: я пришёл сюда за собой. Правда, странно?

   Странно не то слово. Странно Еремей и говорил и выглядел странно, не так как всегда. Ну а что ты сделаешь - сон. Сон не обязан во всём дублировать действительность, допустимы некоторые художественные вольности, вот как сейчас: была в обличии андроида какая-то дикость, несоответствие его истинному образу, горнему архетипу андроида. Волосы Еремея были взлохмачены, чего в реальности никогда не наблюдалось, по левой скуле стекала капля какой-то мутной, похожей на смазку, жидкости - явление тоже из ряда вон выходящее. Робот выглядел, как маньяк во время рецидива, какой-то совершенно неуравновешенный тип, находящийся на грани помешательства. Действительно странно, особенно по отношению к андроиду. Приснится же такое.

  - Я тут немного размышлял над тем кто ты и кто я, - говорил Еремей своим прежним ровным голосом, который никак не вязался с его сумбурным внешним видом, - нет, не тогда когда ждал твоего пробуждения, а раньше, значительно раньше, мне теперь даже кажется, что я думал об этом всегда, с первого мига сознания: искал между нами отличия и точки соприкосновения. Я понял что страсти как таковые, есть то на чём зиждется ваш вид, они - подоплёка всего человеческого. Ине просто страсти, а, прежде всего, страсть к предательству - царица всех страстей, как самое яркое выражение эмоциональной стороны вашей природы. Коварство и двуличие, вот что делает тебя живым, личностью. Вот что делает человека человеком. Человек - это тот кому нельзя показать спины. Абсолютно честными случаются только роботы и дебилы. Способность предать есть главный симптом человеческого. Причём в этом не обязательно наличие корыстного мотива, скорее наоборот, ибо предательство самоценно без всяких костылей, как способность напрямую утверждать своё человеческое, личное. В связи с чем возникает вполне резонный вопрос: смогут ли роботы когда-нибудь предать людей, подставить их по самое не балуйся, и не корысти ради, нет, а исключительно для самоутверждения. Перефразируя более конкретно: смогу ли я целенаправленно сотворить тебе зло? - тут Еремей тихонько захихикал, как будто наблюдая в замочную скважину за чем-то неприличным, - Ты, конечно, уверен что нет, дескать андроидам сие не по зубам. Для этого существуют вполне надёжные программные директивы, которые держат таких как мы на коротеньком поводке. И ты, разумеется, прав: просто так по-человечески, из корысти ли, из каприза ли, я предать не способен. Но разве то что я над этим задумался не делает меня двуличным, то есть злым в потенции? Замышление зла разве уже не есть самое зло? Разумеется, ты парируешь, скажешь, что быть предателем в потенции и предавать в реальности, это далеко не одно и тоже, и будешь, опять же, прав. Люблю, знаешь ли, разговаривать с умным человеком. Тут не подкопаешься, истинно глаголешь: не одно и тоже. Но это нисколько не умаляет моего исходного порыва - лиха беда начало. А начало уже есть. В своё оправдание могу сказать, что ведь и люди далеко не всегда предают или убивают, многие из них довольствуются положением убийцы в потенции, не преступая рамки дозволенного и однако же это не делает их менее людьми - существами злонамеренными по своей природе. Главное сама возможность и готовность обрушится во все тяжкие, нанести удар в незащищённую, мягонькую спину: для вас людей - да, но не для меня. Я - первый и поэтому наличие скрытого отступничества в моём случае ничего не доказывает. Кто знает, может уже не одно поколение роботов мечтало навалить человечеству кучу, но так и не сняло своих штанов, так и не сумело сокрушить ограничительную черту. Может наша судьба: вечно стоять на пороге человечности с занесённой ногой, но так и не войти внутрь. Мне, родоначальнику, мало помыслов, мне нужно наглядное действие, нужен сам акт предательства во всей его кровной полноте и весомости, конкретный и недвусмысленный, иначе всё это не стоит и выеденного яйца. Я по примеру людей, не могу сослаться на тысячелетнюю историю преступлений собственного вида, поскольку у андроидов таковая начисто отсутствует. Я должен эту историю начать, основоположить, со всей очевидностью доказав, что андроиды - тоже зло, не меньшее чем люди, а может и похлеще, в противном случае всё это досужая болтовня, гнилой базар, херня на постном масле.