Страница 3 из 23
А меня от этой участи спасли топор и лопата.
В общем, я ускорился и побежал по берегу к моей цитадели. Она спрятана за муляжом в виде ветхой избы. Под брёвнами скрыты стены бункера из новейших защитных полимеров. Бункер углублён в землю на десятки метров.
На бегу я вызвал доставку на поверхность модуля с инструментами, который уже ждал меня на раскрывшейся операционной площадке. Практически не сбавляя хода, я вынул лопату и бодро вернулся к месту своей находки. Однако дышащей выпуклости уже не было. Она исчезла. Осталась только осыпавшаяся круглая пещерка высотой с человеческий рост. Песок вспучило и разбросало, будто бы в нём надулся и взорвался гигантский пузырь. Увы, тогда я ещё не знал, что свой настоящий шанс я упустил…
Я принялся за расчистку и вскоре кое-что нашёл. В поцарапанном футляре хранился прибор с кнопкой, при нажатии на которую, извиваясь, выползали несколько тончайших шлейфов разной длины и цвета. В устройство можно было вставлять маленькие пластинки, хранившиеся в ячеистой матрице, похожей на плитку шоколада. Я опасливо обследовал предметы с помощью дистанционного манипулятора, который проверил уровень токсинов, радиации, микробиологической активности. Ничего угрожающего. Назад возвращался шагом: мне не хотелось споткнуться и выронить находку.
Ну вот, собственно, и вся предыстория. Я полагаю, мне простится отсутствие деталей в описании найденного артефакта, а также подробностей его исследования. Эти сведения сегодня уже засекречены; к тому же все эти технические детали обывателям, по большому счёту, не интересны. Опишу только способ, позволяющий к нему подключиться. То, что я принял за шлейфы, оказалось искусственным нейроволокном. Выяснилось, что устройство нужно приложить к голове, после чего шлейфы безболезненно проникают в нервную систему, встраиваются в нейронные цепи и нервы, идущие во все органы чувств. Сначала это до рвоты пугало, но когда попривык, неприятные ощущения исчезли. Выяснилось, что управлять устройством можно с помощью мысленных приказов.
Принципы его работы я вынужден оставить в тайне, но расскажу куда более важные вещи. Те, что я решил сокрыть, до поры, даже от первых лиц своего ордена. Разобравшись, с чем имею дело, я, естественно, передал находку им. Умолчал только о том, что одну из пластинок, будто отломленную от «шоколадки», я оставил себе. Её содержимое вряд ли представляет большой интерес для ученых или спецслужб, зато трогает моё древнее сердце.
Не знаю даже, как правильно подойти к рассказу о содержании находки. Как вы уже догадались, я нашёл хранилища информации невообразимо большого объёма. Интерфейс оказался весьма специфическим. С обычными компьютерами взаимодействие происходит посредством программ, неважно, записаны ли они на перфокарту, магнитную поверхность или квантовый носитель. «Увидеть» данные помогают устройства ввода/вывода, например, монитор, голограф или нейровизор.
Данные же, хранившиеся в «шоколадке», оказались доступны сознанию непосредственно, как его собственный опыт. И этот опыт было невозможно отделить от своего, не отключив шлейфы.
Сначала я думал, что в мои руки попался всего лишь очень продвинутый компьютер, как и наши аналоги способный подключаться к нервной системе. Но это устройство оказалось не таким простым. Прозвучит витиевато, но эта «ЭВМ» не данные в сознание загружала, а сознание погружала в океан данных. А потом отпускала в плавание, в котором личность чувствовала себя не наблюдателем, а непосредственным участником.
Впрочем, эта метафора меня не вполне удовлетворяет, я попытаюсь подобрать более адекватное объяснение. Мы до сих пор оперируем моделями и упрощениями реальности. Для наших практических задач этого, чаще всего, достаточно. Но у создателей этого устройства практические нужды, видимо, отличаются от наших. Они ничего не упрощают и не обобщают. Я предполагаю, что они наделены «растровой» памятью. Их сознание не путается в деталях, на которые рассыпается мир, а воспринимает всё окружающее сплошным всеохватным потоком. Поэтому их техника способна зафиксировать и свести воедино все подробные изменения, происходящие в каждом атоме хоть песчинки, хоть галактики. На протяжении миллиардов лет.
Проще говоря, они могут запросто зафиксировать детальнейшую историю планеты на протяжении целых эонов. У них в архивах, наверное, можно найти исчерпывающие сведения, что происходило в куске конского навоза, который привёз в Новый свет сапог Кортеса. Причём, со дня, когда он ступил на берег, до момента, когда одну его часть, покоившуюся на дне, выбросило вулканом в атмосферу, а другая по пищевой цепочке через червей, рыб, птиц вернулась в Испанию и была съедена с травой потомством лошади, которая когда-то его исторгла.
В их картотеке, возможно, так представлена история вообще всего.
И как представлена! Например, история человека воспринимается как непосредственно проживаемый жизненный опыт, во всей его сложности. С «вшитыми» воспоминаниями и мечтами. Она не требует времени на знакомство с ней, она сразу есть, словно влита в сознание. Но вся эта колоссальная стена данных не рушится на вас одновременно. Они «заархивированы», и между ними можно перемещаться постепенно, «проживая» каждый эпизод как происходящее здесь и сейчас. Я обозначил эту технологию как «ментальный растр». У команды исследователей, занимающихся изучением артефакта, свои термины, но мне они не по душе. Очевидно, что все эти записи сделаны с помощью чрезвычайно продвинутой технологии, для нужд некого разумного существа.
Сначала я решил, что этому существу было скучно. Поэтому фиксируя зачем-то эти непостижимо огромные массивы данных, оно отвлекалось, подсматривая за судьбами случайных, как мне показалось, людей, и создавая своеобразную летопись их жизни. Я наткнулся на неё, когда пытался понять, что попало мне в руки. Эти хроники так увлекли меня, что прежде чем передать прибор на изучение, я не удержался от соблазна и посмотрел их все до конца, сбрасывая ментальные копии на личный нейровизор.
Я выяснил, что люди, за которыми наблюдали, догадывались, об этом. Их мысли на этот счёт зафиксированы в Хрониках; из них я выудил одно из обозначений существа, сделавшего записи. Иногда о нём упоминали, как об Обсервере, так что и сами записи я решил назвать Летописями, или Хрониками Обсервера.
Обсервер периодически внедрялся в сознание своих «избранников». Я сделал вывод, что происходящее в их жизни не на шутку волновало его. На этом основании я сделал свои выводы о сущности этого Обсервера, но пока их опущу.
Постепенно я стал посвящать всё свободное время тому, что нырял в Хроники наобум и выхватывал какие-то эпизоды. Мне нравились пейзажи, которыми любовались люди, интересные Обсерверу, нравились их внутренние переживания или диалоги. Чувствуешь себя немножко богом, когда проживаешь, как в ком-то рождается ложь или страсть.
Мало-помалу я понял, что Обсервер далеко не от скуки решил наблюдать за этими людьми. Между ними не просто была связь, их судьбы ещё и выстроились вокруг некоего, не побоюсь этого слова, онтологического стержня.
В конце концов, я решил, как умею, систематизировать сведения из своих «погружений». Так и родилась идея написать на основе своего блуждания в Хрониках книгу.
Сегодня никто уже не пишет книг, но эту книгу я пишу для себя и для мёртвых, поэтому не беспокоюсь, будет ли она когда-либо прочтена. Естественно, я не смогу передать воспринятое в Хрониках в точности так, как оно мне открылось. Это невозможно не только технически; для этого у меня, признаюсь, маловато энергии и таланта. Я попробую лишь передать некоторые эпизоды из жизни нескольких выбранных Обсервером лиц, хотя иногда буду касаться и других судеб. А, может, даже позволю себе обобщения от лица Обсервера, поскольку он сам порой позволяет их себе, чтобы связать воедино нити своего исследования… Или расследования.
В ходе работы мне придётся неоднократно пересматривать «сеансы» пребывания Обсервера в сознании действующих лиц, прежде чем я отсею второстепенное и сложу главные линии судьбы воедино. Иначе книга получится сумбурная и безразмерная. Иногда я буду оставлять слова и их смысл неизменными, а иногда придется адаптировать их, заменяя более привычными нам понятиями. В частности, если я решил бы заменить все латинизмы, наводняющие нашу речь, аналогичными карфагенскими терминами из реальности моих героев, или заменить англицизмы на нордманизмы, книгу пришлось бы читать со словарём. Там где незнакомых слов не избежать, я расставлю поясняющие примечания. Не буду лукавить, где-то я, возможно, привру для красоты или для простоты изложения, но суть постараюсь передавать без искажений. Также я позволю себе снабдить главы эпиграфами, взятыми как из нашего мира, так и из Хроник.