Книга алхимика
(Роман)

«Нет-нет, — покачал Пинсон головой. — Зачем я себя обманываю. Я не думаю о ней как о друге или товарище. Она привлекает меня как женщина. Я не могу забыть, как она коснулась губами моей щеки… Жар ее влажной от пота руки, который я почувствовал своей ладонью, округлость груди, когда она меня обняла, ее запах… Господи… я не могу заставить себя забыть ее запах… Дурак… Жалкий дурак… Думаешь, ты для нее что-то значишь? Да с чего ты это решил? Она не дала ни малейшего намека на то, что испытывает к тебе нежные чувства. Ты просто друг, который поддерживает, а поддержка ей нужна, потому что мы оказались в чудовищном положении. Вот! Вот о чем мне надо думать, вместо того чтобы пускать по Марии слюни!»

Пинсон посмотрел на худое, серьезное личико Томаса, который спал на скамейке рядом с ним.

«Смотришь на внука? Давай, смотри, а то ты, похоже, забыл, что за него отвечаешь. С каждой упущенной тобой минутой шансов на спасение все меньше».

Пинсон завертелся на скамье, лихорадочно пытаясь что-нибудь придумать, но его мысли словно магнитом тянуло к Марии.

«Пусть она будет моей музой. Пусть меня вдохновляет ее неукротимый дух… — Пинсон тяжело вздохнул. — Как же я жалок. Зачем я себя обманываю? При чем тут ее дух, когда я просто хочу заключить ее в объятия…»

— Энрике, — раздался чуть слышный шепот.

Он резко сел. Мария стояла перед ним, кутаясь в одеяло.

— Я подумала, что ты тоже не спишь, — сказала она. — Лично я никак не могу уснуть. Мне одиноко лежать одной на другом конце зала. Я по вам обоим соскучилась. Можно немного посидеть с тобой?

Пинсон кивнул, и она, качнув бедрами, уселась рядом с ним. Прежде чем легонько прижаться к Энрике, она склонилась над Томасом и убрала прядку волос с глаз мальчика. Малыш тихонько застонал и повернулся на другой бок. Пинсон почувствовал, как его сердце сжалось от тоски. Вот и Юлия точно так же поправляла Томасу волосы, когда он спал.

— Мария, — промолвил Пинсон, лихорадочно соображая, что сказать.

— Тс-с-с… — Она прижала палец к его губам. — Не надо слов. Давай просто посидим. Притворимся, хотя бы ненадолго, что все хорошо?

— Ладно, — согласился он.

Она выпрямилась и быстро скользнула губами по его губам. Секунду назад ее палец и тот дольше касался его губ. Вздохнув, Мария прижалась к нему. И снова он ощутил округлость ее грудей.

— Как же хорошо, что ты здесь, — прошептала она и зевнула. Потом она пробормотала еще что-то, вроде бы про семью. Затем Пинсон услышал, что ее дыхание сделалось ровным. Она уснула.

Долго, очень долго он сидел, обнимая ее за плечи. Локоны Марии щекотали его щеку. Пинсон вдыхал запах мускуса, которым тянуло от ее кожи. Ему вспомнилась Мануэла. Он с ней много ездил на поезде, и она точно так же сидела опустив голову на его плечо, а перед ними на другом сиденье стояла люлька с Раулем. Через некоторое время профессора охватило давно забытое чувство спокойствия и удовлетворения. Мария рядом, ее рука на его плече. Что ж, вот и славно, ему довольно и этого. На большее он и не смеет рассчитывать.

Мысли Пинсона устремились в прошлое. Он вспомнил их дом в Мадриде, летние каникулы… Они с Мануэлой брали Рауля и отправлялись на пляж в Малагу. Рауль строил замки из песка, Мануэла в шелках сидела под зонтиком, а Пинсон на них любовался. Какие румяные щечки были у его жены, совсем как яблочки…

«Паладон исчез…» — откуда ни возьмись всплыла в голове мысль. Пинсон дернулся, словно от удара током. Рабочий видел, что он проник в мечеть. Выход из мечети был только один, но Паладон так и не появился. Да как такое может быть? Бабушка Хуанита сказала, что не верит в случайности. «Вы говорили, что один из героев вашей книги архитектор, построивший этот собор. Может, он запрятал тут какие-нибудь секреты…»

Чудеса? Мысли роились в голове, налезая одна на другую. Чудеса бывают разные, и практически все из них можно объяснить с научной точки зрения. Паладон был гений. Он мог сотворить с камнем невозможное. Камень не знает тлена и ржавчины. Из него Паладон вырезал собственную статую и поставил ее вечным стражем охранять секреты, которые сокрыл внизу.

Нащупав в кармане книгу, Пинсон попытался припомнить надпись на саркофаге Паладона. Загадочная библейская цитата: «Просите, и дано вам будет; ищите, и найдете; стучитесь, и отворят вам».

Профессор бережно уложил Марию на скамью и огляделся. Все спали. Сон сморил и Фелипе. Солдат снова сидел привалившись к колонне и похрапывал. Его винтовка лежала рядом на полу.

«Осталось еще три главы, — подумал Пинсон. — Сейчас всего-навсего час ночи. Три главы. Три часа. Светает около шести. Еще есть время».

Его охватило волнение, точно такое же он испытывал в юности, когда вдруг нападал на след, пытаясь отыскать истину в противоречивых свидетельствах средневековых хроник. Главное, отыскать ключ к разгадке. Указание на него он его уже получил от бабушки Хуаниты.

Теперь Пинсон знал, что ему надо найти.

КРЕСТОНОСЦЫ

Аль-Андалус, 1086–1091 годы

Глава 1

В которой повествуется о том, как философу поднесли сосуд с селитрой, а врач излечил себя сам.

— Я тебе когда-нибудь рассказывал историю об ар-Рази и толстой женщине? — донесся до меня из темноты едва слышный голос Саида.

Мы провели в заключении уже больше года, и за это время Саид так изнемог, что мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать голос учителя. Не без труда я отвлекся от паука, который полз вверх по моему бедру. Сил стряхнуть его у меня не было. Я тоже сильно ослабел от голода и едва шевелил языком.

— Кажется, рассказывали. Но я бы послушал еще раз, — прохрипел я, не желая обижать моего наставника. Имелась и еще одна причина, в силу которой мы беседовали друг с другом: слыша голос сокамерника, каждый из нас удостоверялся в том, что тот все еще жив.

Нас по-прежнему держали прикованными к стене. Мы медленно угасали в нашем узилище. Саид так отощал, что за время пребывания в подземелье дворца тюремщикам три раза пришлось менять кандалы. В последний раз они обнаружили, что его правая рука выскользнула из железного браслета. Старший надзиратель сунул ее обратно и при этом даже не выругался и не ударил Саида.

— Однажды к ар-Рази пришел на прием мужчина со своей женой, — медленно заговорил мой наставник, старательно выговаривая каждое слово. — Им требовалась его помощь, потому что женщина была бесплодной. — Он умолк, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями. Наши разговоры теперь часто прерывались подобным долгим молчанием.

Я снова стал думать о пауке. А что, если он ядовитый? Впрочем, какая разница? Наши нагие тела и без того уже покрыты гноем, ссадинами и незаживающими ранами от побоев, так что укус насекомого ничего не изменит.

— Он осмотрел женщину, а потом спросил, кто она по знаку зодиака, чтобы он смог свериться с ее гороскопом. — Саид снова замолчал. — Я считаю, ар-Рази поступил совершенно правильно.

— Да, — согласился я, — о гороскопах забывать нельзя. — Я блаженно улыбнулся, вспоминая о тех днях, когда работал в лечебнице у лекаря Исы. Наши беседы помогали нам не забывать о том, кем мы когда-то были, и в этом заключалось еще одна их польза.

Пронзительный вопль, донесшийся из соседней камеры, выдернул меня из полузабытья.

— Бедолага, — вздохнул Саид. — Знаешь, Самуил, нам с тобой повезло.

— Это точно.

Мы с моим наставником были избавлены от пыток. Если бы нас стали мучить, мы много смогли бы наговорить заплечных дел мастерам. Видимо, Азиз хотел этого избежать.

— Как думаете, кто это был? — спросил я. — Вряд ли в городе осталось много христиан.

— Не будем терять надежды, Самуил. Быть может, твари, что ввергли нас сюда, теперь перегрызлись между собой. Такое иногда случается после бунтов и дворцовых переворотов. Вспомни, как восстал остров Керкира[75]. Об этом прекрасно пишет… как его… ну…

75

Керкира — греческий остров, самый северный и второй по площади среди Ионических островов. Был заселен выходцами с Коринфа, горячо отстаивавшими свою независимость.