Книга алхимика
(Роман)

Пако стиснул кулаки.

Хуанита усмехнулась и перевела ствол на Марию, которая дернулась и прикрыла глаза Томаса рукой.

— Ну а она? Вольная душа, мы к таким в нашем городке не привыкли. Правильно я говорю? Нам от них становится не по себе. И все же я могу поклясться: всю ночь она опекала внука профессора, словно это ее родной сын. Так и поверить недолго, что она достойная женщина. Ты, Пако, недоволен, что она назвала тебя прелюбодеем? Полагаешь, что она показала всем свое подлое нутро, рассказав, как ты обворовывал город? — Не отводя винтовки от Марии, Хуанита перевела глаза на бывшего мэра. — Ну и кому нам верить, Эктор? Пасито, потому что он один из наших, а они экстранхерос? Или тому, что видят наши глаза и слышат наши уши?

— Бабушка Хуанита, — дрожащим от ярости голосом произнес Пако, — отдай ружье. — Протянув вперед руку, он шагнул к старухе.

Та даже не взглянула на него.

— Мы что, боимся его? Неужели в этом все дело? — Она сурово посмотрела на притихших горожан, слушавших ее с недоумением и страхом. — Мы же знаем, что в Совете всем заправлял Пасито, а не этот баран Рамон Сулуага. И кто заявил в открытую о том, что Пако вор? Мария, которую Пако сперва принудил к сожительству, а теперь хочет убить. А мы? Мы молчали, будто в рот воды набрав, хотя многие задавались вопросом, куда уходят средства. Удивительное дело, не правда ли?

Она замолчала, чтобы присутствующие хорошенько обдумали сказанное. Выдержав паузу, Хуанита, возвысив голос, продолжила:

— Граждане! Товарищи! Решайте сами, как мне поступить. Мне не страшны ни месть, ни вендетта. Я слишком стара, чтобы бояться. Только скажите, и я сделаю за Пако его работу. Если таково будет ваше решение, я своими руками убью всех троих экстранхерос. Да, при этом мое сердце может разорваться от боли, поскольку Энрике и Мария не сделали ничего дурного, они лишь пытались нас спасти.

Ответом ей было молчание. Несколько горожан, стоявших рядом с Пако, потихоньку стали отодвигаться от него.

— Не слушайте эту старую кошелку! — заорал Куэльяр. — Она рехнулась!

— Суд подошел к концу, Пако Куэльяр, — сухо произнесла бабушка Хуанита, — и ты признан виновным.

Взревев от ярости, Пако бросился на нее, занеся над головой, словно дубинку, фонарь Фелипе.

Хуанита легко, почти небрежно вскинула винтовку и выстрелила. Сила отдачи отбросила старуху на ступени алтаря. Эхо выстрела пошло гулять по собору, отражаясь от стен и колонн. Глаза Пако расширились от изумления. Несколько мгновений он будто пытался удержать кровь, хлынувшую из раны на груди. Затем со стоном повалился навзничь и распростерся на каменном полу.

Хуанита даже не посмотрела на труп. С трудом поднявшись на ноги, она медленно обвела взглядом горожан.

— Мы сами вершим правосудие, — промолвила старуха. — Так было всегда. Правильно я говорю, Эктор?

Бывший мэр склонил голову.

— Не слышу ответа, Эктор.

— Да, Хуанита, таков наш обычай.

— Быть по сему. Если кому-нибудь из нас повезет остаться в живых, пусть скажет вдове Пако, что ее муж погиб в бою. Его семье без надобности знать о позоре, что он навлек на наш город. Пако Куэльяр пал смертью храбрых. Это всем ясно?

Один за другим заложники стали молча кивать, в том числе даже малые дети.

— Вот и хорошо, — опершись на винтовку, она посмотрела на Пинсона. — Пасито был прав в одном. Нам надо торопиться. Ведите нас к потайному ходу, мы пойдем за вами.

Глубоко под землей шум боя был почти неслышен. Заложники словно перенеслись в иное измерение или время. Люди медленно шли гуськом по коридорам некрополя. В сутанах, со свечками в руках, они напоминали средневековую религиозную процессию, священников прошлого, спустившихся сюда, чтобы проводить в последний путь одного из своих собратьев. Эту иллюзию и царившую тишину нарушало лишь всхлипывание детей, шелест одежд и испуганные вздохи то одной, то другой женщины, случайно коснувшейся скелета.

Впереди шагал Пинсон с фонарем Фелипе, потом Мария, державшая за руку Томаса, а за ней другие матери, прижимавшие к себе своих детей. Гарсия с винтовкой за плечом вызвался пойти замыкающим. Добравшись до гробницы Паладона, пришлось остановиться и подождать Эктора — на его руку опиралась бабушка Хуанита, которая не могла быстро идти. Люди, словно первые христиане, скрывавшиеся в катакомбах, вслушивались, не раздастся ли сверху топот ног и лязг оружия. Как в прошлом, так и сейчас это сулило бы беду и означало, что преследователи их обнаружили.

— Дурное это место, — сплюнула бабушка Хуанита, после того как Пинсон и Эктор помогли ей сесть в обрамленном колоннами полуовальном зале. Старуха показала пальцем на ниши со скелетами.

— И мы такими будем. Грустное зрелище.

— Да ты нас всех переживешь, Хуанита, — отозвался Эктор.

Пропустив его слова мимо ушей, старуха, прищурившись, подняла взгляд на Пинсона.

— Ну? Что дальше?

Профессор показал на гробницу.

— Там внутри отверстие, которое ведет в пещеру под нами. Есть и лестница, вот только чтобы по ней спуститься требуется определенная сноровка… — Пинсон замялся. — Вы уж извините, донна Хуанита, но мы тут потолковали и решили спускать детей и… слабых на веревке, которую оставили тут солдаты.

— Это вы на меня намекаете? — грустно рассмеялась Хуанита. — Я, между прочим, только что человека убила. Первый раз в жизни. А теперь вы собираетесь обвязать меня веревкой, словно свинью, и заставить болтаться в воздухе? Знаете что, спустите-ка меня первой. Я старая, меня не жалко. Вдруг веревка хлипкая? Если она лопнет, пусть уж лучше я переломаю себе кости.

— Вам не о чем беспокоиться, веревка крепкая, — успокоил ее Пинсон. — Первой отправим Марию. У нее будет фонарь. А потом вас. Ей потребуется ваша помощь, когда мы станем спускать детей.

У них ушел час, чтобы переправить всех вниз. Бабушку Хуаниту и детей удалось доставить в пещеру без всяких происшествий. Пинсон почувствовал, как его сердце сжалось от нежности, когда он увидел лицо внука, залитое неярким лучом фонаря, который направляла снизу Мария. Томас, прежде чем исчезнуть во мраке, весело крикнул:

— Не бойся, деда! Если что, когда будешь спускаться, я тебя внизу подхвачу.

После того как все дети оказались внизу, дело пошло быстрее. Веревку отвязали, а вместо нее снова закрепили лестницу, по которой стали слезать женщины. Лестница раскачивалась, и бедняжки взвизгивали от страха. Гулкое эхо их криков разносилось по мечети. Мария, как могла, их успокаивала и подбадривала. Ей вторила бабушка Хуанита, которая, в отличие от рыжеволосой красавицы, не скупилась на выражения.

И все же спуск занял гораздо больше времени, чем изначально полагал Пинсон. С каждой потраченной секундой увеличивался риск того, что исчезновение заложников обнаружат. Что, если один из солдат заглянет в собор или Огаррио решит разместить в храме раненых? Тогда все пропало.

Имелся и еще один повод для беспокойства. Чтобы осветить путь до гробницы Паладона, заложники взяли тонкие церковные свечи, но, во-первых, они быстро сгорали, а во-вторых, их и без того осталось немного, поскольку большую часть успели сжечь за ночь. И вот теперь тридцать человек — мужчин, женщин и детей — должны были пройти по погруженному во тьму тоннелю, полному расселин и ям. Одного фонаря им будет явно недостаточно. Кроме того, его яркость заметно уменьшилась. Это означало, что батарейка скоро сядет.

Им нужны лампы или факелы, вроде тех, что использовали во времена Паладона и Самуила. Надо найти какой-нибудь горючий материал, а потом поджечь его. У Марии ведь есть зажигалка.

— Сеньор Гарсия, — повернулся Пинсон к бывшему мэру, — как вы думаете, старые рясы и саваны на скелетах хорошо горят?

— Еще как, — отозвался старик. — Если честно, когда мы шли по некрополю с Хуанитой, я боялся, что от свечей в наших руках может начаться пожар.

— Как думаете, у нас получится сделать из этого добра факелы? Сколько они будут гореть?