Страница 44 из 51
– Но и облегчать ее тоже не стоит, – ответила я. Детектив удивленно посмотрел на меня, шагая дальше. – Свифт пытался убить меня и стал народным героем. Чарли спас мне жизнь и стал для всех врагом. Вам не нужно объясняться предо мной.
Джекаби согласно кивнул, и мы направились обратно на Авгур-лейн, 926.
Глава тридцать первая
На следующее утро я села за стол в приемной и принялась за сортировку горы счетов, заметок и чеков, которая лежала передо мной. Джекаби благоразумно ускользнул, прежде чем мы смогли вернуться к обсуждению моих обязанностей, поэтому я решила не терять времени даром. Я перебирала бумаги несколько часов, пока детектив не вернулся и не отвлек меня от беспорядка. Даже не замечая меня, он повесил на крючок шарф и нелепую шапку.
– Доброе утро, сэр. Я не знала, что вы уходили.
– Приходил почтальон, – заметил Джекаби и оглядел пришедшую почту.
Увидев маленькую коричневую бандероль, он поджал губы.
– Что это? Вы что-то заказывали?
– Нет, – ответил он и поспешно засунул бандероль под остальные письма. – Точнее, да, но я не знаю, стоит ли мне… – Он не договорил. – Здесь одно адресовано вам.
Не глядя на меня, он бросил конверт на пустое место, которое я расчистила на столе, и пошел дальше по изогнутому коридору.
Письмо пришло из Гэдстона, от мистера Баркера – такую фамилию теперь носил Чарли. Он писал, что долина реки Гэд невероятно живописна, как и говорил Марлоу. Капитан Белл предложил ему вступить в ряды местной полиции, как только заживут его раны, и Чарли был намерен согласиться. С каждым днем он чувствовал себя лучше и часто гулял на природе, дышал свежим воздухом. В постскриптуме он написал, чтобы мы с детективом обязательно навестили его, как только у нас появится такая возможность. После отъезда Чарли я постаралась унять свои чувства к нему, но при мысли о новой встрече у меня в животе снова запорхали бабочки.
Джекаби ворвался в приемную, как только я закончила читать.
– Чарли прислал весточку, – сообщила я.
– Боюсь, сейчас на это нет времени. У меня срочное дело в городе.
– Что-то случилось?
– Похоже на то. Случилось невероятное! – Он размахивал каким-то письмом, так и сияя от радости. – Одна женщина, имени которой я не запомнил, попросила меня осмотреть ее захворавшую кошку. Кошку, кажется, зовут Миссис Непоседа.
– Больная кошка? Как-то мелковато после поимки серийного убийцы, вы не находите?
– Вся соль в деталях! – Джекаби обмотал шею шарфом и натянул на голову вязаную шапку. – Миссис Непоседа резко похудела, растеряла половину шерсти и теперь часами лежит в своей миске с водой. Но самое поразительное – что ее кожа стала покрываться чешуей от носа и до кончика хвоста. Ветеринар – тот еще болван – просто посмеялся и прописал ей какую-то мазь. Но все это невероятно странно.
– А странности вы любите, – заметила я. – Я только возьму пальто. Куда мы идем на этот раз?
– Вы никуда не идете, – отрезал Джекаби. – А я собираюсь проследить это письмо до отправителя. На бумаге отлично различимы признаки сверхъестественной ауры – не стоит и сомневаться, что их оставила любопытная кошка. Письмо имеет за собой след этой ауры, и я смогу пройти по нему, если поспешу, пока он не пропал.
– Или же, – сказала я, наклоняя голову, чтобы рассмотреть оборотную сторону разорванного конверта, который Джекаби держал в руке, – мы можем пойти по адресу Кэмпбелл-стрит, 1206.
Джекаби взглянул на адрес отправителя, а затем снова посмотрел на меня.
– Полагаю, ваш подход мог бы помочь мне при полевой работе, но нет! – Он энергично покачал головой, пытаясь утвердиться в своем решении, и его несуразная шапка чуть не слетела на пол. – Просто представьте, что подумают ваши родители, узнав, что вы бросили умные книги и занятия, чтобы гоняться по городу за сказочной чепухой. Не говоря уже о том, что подумают о вас горожане Нью-Фидлема. Они решат, что вы не лучше меня.
Я немного помедлила с ответом.
– Я перестала переживать о том, что думают окружающие, – наконец сказала я. – Кое-кто сказал мне, что окружающие обычно заблуждаются.
Глаза Джекаби на миг вспыхнули, но он воспротивился соблазну.
– Нет, мисс Рук. Это для вашего же блага. Вы останетесь здесь. Марлоу был прав. Это дело не для впечатлительной женщины.
– Мистер Джекаби, не хочу вас расстраивать, – сказала я, – но ущерб уже нанесен. Все составили обо мне впечатление. Я больше не хочу ждать на пороге, а хочу гоняться за гигантами, драконами и пикси, встречать на перекрестках таинственных незнакомцев и кружиться в лунном свете вокруг левого плеча. Я хочу слушать рыбу, Джекаби. Если подумать, я уже вступила в переписку с огромным псом, которым, признаюсь, не на шутку увлечена. Кроме того, я втайне надеюсь, что Миссис Непоседа превратится в палтуса, ведь в таком случае мне не придется идти на рынок… Хотя, если тролль Хатун водит дружбу с котом, вряд ли он обрадуется добыче, которая совсем недавно была домашней кошкой.
Джекаби с удивлением смотрел на меня.
– Неужели я успел вас испортить?
– Похоже на то.
– И нет шансов это исправить?
– Ни единого.
– Тогда, возможно, вам это все-таки пригодится.
Детектив сунул руку в карман и вытащил коричневую бандероль. Все еще сомневаясь, он повертел ее в руках, но затем все же протянул мне.
– Это сущая безделица, – пробормотал он, – символический подарок.
Я с любопытством развернула пакет. Бумага упала на пол, и я улыбнулась. У меня на ладони оказалась записная книжка в гладкой черной обложке из дорогой кожи. Она открывалась вертикально. Страницы были девственно чисты, а над ними в специальной петле лежал маленький, остро заточенный карандаш. Книжка удобно легла мне в руку и вполне могла поместиться в кармане. На задней стороне обложки были вытиснены мои инициалы «Э. Р.», а над ними – летящая птица.
– Обычные полицейские блокноты переплетаются в недолговечный картон, но вы хотели, чтобы обложка была кожаной. Я зашел в писчебумажную лавку на Маркет-стрит и заказал у них эту книжку. Ах, да, еще кое-что… – Джекаби порылся в карманах и вытащил лупу, дюймов пять диаметром, с простой деревянной рукояткой. – У меня есть и другие, если эта вам не понравится. Еще я подумал и решил, что в ходе расследования вы можете называть себя детективом. – Он протянул мне лупу.
– Правда? – рассмеялась я. – Я буду не ассистентом, а настоящим сыщиком?
– Конечно, нет, – ответил Джекаби, отмахнувшись. – Ваши обязанности останутся прежними. Звания, как и внешность, не представляют для меня интереса. Но вам так больше нравится, так что называйте себя как хотите. Вы уронили бумагу на пол. Не забудьте ее убрать.
Обдумав его слова, я решила, что все равно обрадуюсь новому званию, пусть и номинальному.
– Спасибо, Джекаби.
– Не за что. Я рад работать с вами, – сказал детектив и улыбнулся под своим длинным шарфом. – Что же мы стоим? Берите пальто, мисс Рук. Нас ждет приключение!
Приложение
История о трех камертонах
В ходе «Дела о немом крике» полиция конфисковала в качестве улики один предмет, принадлежащий моему нанимателю. Когда все страсти улеглись, Джекаби во всеуслышание выразил свое негодование из-за того, что возвращать его собственность не спешили. «Это нарушение закона, – кричал он. – Полный непрофессионализм. Вопиющая недобросовестность. Боюсь, мне придется заявить о мошеннических махинациях!»
Через некоторое время мне удалось убедить его, что дело, вероятнее всего, в обычной бюрократии и вежливого письма с просьбой вернуть принадлежащий ему предмет будет более чем достаточно. В результате родилось письмо, которое я написала под диктовку Джекаби, внеся в него лишь незначительные правки.
«В полицейское управление Нью-Фидлема: у вас мой камертон на ноту до, и я хочу получить его назад. Чтобы обосновать необходимость его скорейшего возвращения, я расскажу вам его уникальную историю.
Когда-то одна старая церковь, которая по традиции стояла в самом центре маленького городка, являлась средоточием городской жизни. В этой скромной церкви горожане собирались на праздники, венчались, крестили детей и отпевали покойников. Город жил, и его сердце билось, пока звонили церковные колокола.
На колокольне церкви висел не один, а целых три искусно отлитых колокола. По особым случаям викарий звонил во все три колокола одновременно, и их голоса дополняли друг друга, сливаясь в роскошный аккорд. Впрочем, чаще они звонили поодиночке, и каждый колокол служил своей цели.
В 1861 году в стране разразилась Гражданская война. Мужчин и мальчиков, которые выросли под звон церковных колоколов, призвали на поля сражений, а оставшиеся в городе всеми силами помогали фронту. Тогдашний викарий решил, что тоже обязан внести свой вклад, и предложил переплавить прекрасные колокола на пушки и сабли.
В день, когда колокола сняли с колокольни, у викария поднялась ужасная температура. В ушах у него зазвенело. Церковное достояние превратили в оружие, которое должно было помогать братьям убивать своих братьев. Для церкви настал черный день. Когда жар наконец спал, викарий обнаружил, что больше ничего не слышит.
Тем временем солдат, ответственный за перевозку прекрасных колоколов, решил сохранить о них хоть какую-то память. Он заметил, что вопреки приказу и здравому смыслу фрагменты каждого из колоколов лежали отдельно. Он забрал их и привез к себе на родину, где отдал искусному кузнецу, умевшему ковать из металла удивительные вещи. Колокол создан, чтобы звонить, поэтому солдат попросил кузнеца хоть как-то вернуть осколкам голос.
Кузнец расплавил металл и отлил из него три уникальных камертона. Он даже не задумался, каким тоном наделить каждый из них, ведь металл запел, как только он раздул меха. Когда кузнец закончил работу, каждый из камертонов стал давать ту самую ноту, которую имел его колокол.
Но было в этих камертонах кое-что странное. Каждый из них стал новой инкарнацией прошлой сущности и унаследовал эмоциональную силу своего колокола.
Самый низкий, сделанный из колокола, которым обычно возвещали о похоронах, звучал тревожно и трагично. Любой, кто слышал его, не мог сдержать слезы. Звон этого камертона был не так силен, как стоны банши, но казалось, будто его ноту вырвали из ее сложной мелодии скорби. При одном его звуке всех мгновенно охватывала печаль.
Второй камертон был сделан из среднего колокола, который верно звонил каждый час почти шесть веков. Он успокаивал горожан и, как маяк, вел их домой, когда туман заставал их в окрестностях города. Средний камертон звучал спокойно и умиротворенно. Он прорывался сквозь туман всех страхов и страданий, чтобы обнадежить любого, кто был рядом.
Последний, самый высокий, камертон был сделан из колокола, которым возвещали о радостных событиях: рождении детей, крещении, венчании и всяческих праздниках. Этот камертон своим звучанием настраивал всех слушателей на веселый лад. Когда звучала его нота, люди забывали о тяготах жизни и переполнялись счастьем.
Эти артефакты сыграли небольшую роль в недавнем происшествии, которое моя ассистентка, вопреки моему совету, нелепо окрестила «Делом о немом крике». В ходе расследования я выбрал второй камертон, издающий ноту до, чтобы успокоить обреченного мистера Хендерсона. Этот выбор был неслучаен. Стоило мне стукнуть низким камертоном, как его страдания усилились бы. Высокий камертон свел бы его с ума, ведь две сверхъестественные силы вступили бы в ожесточенное противоречие. Применение этого бесценного инструмента существенно помогло нам приблизить раскрытие тайны и положить конец убийствам.
Надеюсь, теперь вы понимаете, что в моей работе этот набор камертонов попросту незаменим. Мисс Рук предположила, что письменное напоминание поможет мне вернуть вышеупомянутый камертон, который все еще удерживается в качестве улики, несмотря на закрытие дела».