Попутчики

Его беспокойство сделалось отчётливее, а улыбка — шире. Недоговорённость электризовала воздух.

— Не сможешь колдовать? — переспросила Мэй, чувствуя, как беспокойство и неуверенность становятся общими. — Это точно временно?

— Слушай, Мышь… — Крис вздохнул, и его эмоции окончательно потеряли связь с выражением лица. — Давай просто сойдёмся на том, что меня устраивает результат. Я не считаю плату слишком высокой. Главное — что всё получилось. И теперь ты под опекой лучшего полевика Содружества, и она точно придумает что-нибудь, чтобы мне не пришлось проделывать этот фокус ещё раз.

— А если нет?

— Значит, мне придётся проделать этот фокус ещё раз, — отчеканил Крис.

Ни в его тоне, ни в его эмоциях не было ничего героического. Ни гордости, ни решимости, ни даже уверенности. Что бы он ни сделал, перспектива это повторить пугала его до холода в груди. Мэй разделяла этот страх и он добавлялся к её собственному, вызывая желание прямо сейчас сказать или сделать что-то… что угодно — лишь бы отговорить, запретить, не допустить…

— Это не обсуждается, — насмешливо фыркнул Крис. — У меня в кои-то веки появились небанальные планы на Новый год, и я не хочу от них отказываться.

У неё в груди что-то оборвалось — какой-то трос, на котором до этого момента держалось всё самообладание. С треском рухнула преграда, позволявшая не погружаться с головой в произошедшее, не оценивать его, не обдумывать, не строить прогнозов… Не осознавать.

— Зачем ты это делаешь? — резко спросила Мэй, и к спутанному клубку их общих эмоций добавились её раздражение и его удивление.

— Зачем я делаю что? — уточнил Крис.

— Улыбаешься. Сейчас. Зачем? Шутишь. Делаешь вид, что всё хорошо. Что всё будет хорошо. Что что-нибудь вообще будет! — Она задохнулась и на несколько секунд замолчала, но собеседник не спешил с ответом, потому что вопрос, похоже, поставил его в тупик. — Ты терпеть не можешь больницы. А сейчас сидишь посреди ночи в палате и раздаёшь обещания девушке, которая, скорее всего, не доживёт ни до какого Нового года. Может, и до утра не доживёт! Я же эмпат, Крис. Я же чувствую, как тебе страшно. И как на тебя всё это давит, этот воздух, эти стены. И как ты хочешь сбежать отсюда. Так беги! Какого чёрта ты мне улыбаешься?!

На самом деле он больше не улыбался. Смотрел каким-то очень спокойным и очень внимательным взглядом, который, однако, не мешал Мэй чувствовать, как что-то внутри него вздрагивает и зябко сжимается от её слов.

— Дай угадаю. — Она слышала свой надломленный голос будто издалека. — Ты же ещё никогда не видел смерти? У тебя же ещё никто не умирал? Из близких знакомых. Я буду у тебя первой? Ты поэтому в меня так вцепился? Ты же не дурак, в самом деле! Ты же понимаешь, что всё это ненадолго. Ну сколько у меня шансов? Если серьёзно. Раньше ещё можно было надеяться, что болезнь не проявится, что я сама себя накрутила. Но теперь-то ты видишь… — Слёзы сами собой подступили к глазам. Мэй чувствовала себя виноватой, потому что именно сейчас стало очевидно: она не должна была подпускать его так близко. И дело даже не в эмоциях, не в боли утраты, на которую она обрекала всех, кого не могла оттолкнуть. Дело в том, что сейчас он готов совершить что-то по-настоящему опасное. Что-то, что наверняка не спасёт её, но может навредить ему. Если бы она знала! Если бы она только предположила! — Почему ты не ушёл? — спросила Мэй, слыша отчаяние в собственном голосе. — Почему ты не можешь просто взять и убраться отсюда? Просто забыть и не вмешиваться не в своё дело. Просто смириться с неизбежным.

Он вдруг рассмеялся — тихо и совсем не весело. Запрокинул голову, так что свет луны резко очертил линии скулы и шеи. С последним смешком вернулся в прежнее положение и окатил Мэй тёмным серьёзным взглядом.

— Ты не понимаешь? — спросил почти сухо. — Правда не понимаешь? — Он привычным движением взъерошил волосы, а потом сцепил руки в замок и посмотрел ей в глаза. — Я не ушёл, потому что мне будет больно, Мышь. Мне будет чертовски больно. Возможно, сейчас ты занимаешь в моей жизни не слишком много места, и, если это место опустеет, рана не будет очень уж большой — такая у тебя логика? Но я не думаю, что она быстро затянется. Честно говоря, я вообще не уверен, что она когда-нибудь затянется полностью и перестанет болеть. И вот эта конкретная боль пугает меня до чёртиков. Я не знаю, что мне придётся сделать, чтобы её избежать. Я не знаю, что я смогу сделать в таком состоянии. Но уйти я не смогу точно. И сделать вид, что это не моё дело, тоже не смогу. Извини.

Мэй не могла больше выдерживать его взгляд и опустила глаза — на собственные пальцы, вцепившиеся в одеяло.

— Прости меня, — прошептала она. — Тебе лучше было остаться случайным попутчиком. Нам лучше было вообще не встречаться.

На этот раз он молчал дольше, и Мэй не решалась поднять взгляд. В какой-то момент ей показалось, что, вновь посмотрев на подоконник, она обнаружит его пустым.

— Нет, — тихо сказал Крис, и слово тёплой тяжестью опустилось на плечи. — Не лучше. — Он помолчал ещё немного и продолжил: — Меня сегодня изрядно так потаскали по врачам. Чего только ни проверяли, какие-то прогнозы строили жуткие, охали, ахали… А я знаешь о чём думал? О том, что продолбал почти год. Десять грёбаных месяцев. И из-за чего? Из-за какой-то ерунды про одноразовых собеседников? Из-за глупости, которая хороша только как шутка или отвлечённая теория, но уж точно не как жизненный принцип? Прости, Мышь. Ты хотела как лучше, а я сам согласился с твоими правилами. Но, если бы я тогда подумал, что, может быть, всё, что у нас есть, — это десять месяцев… — Он говорил почти спокойно, но дыхание перевёл прерывисто, судорожно. — Чёрта с два я бы согласился.

Он зябко поёжился, спрыгнул с подоконника, прошёлся вдоль окна в одну сторону, в другую, а когда снова посмотрел на Мэй, на лице уже играла привычная улыбка.

— В общем, всё это было бы достойно какой-нибудь душераздирающей трагической пьесы, если бы не мои невероятные таланты, везение и связи. Но, раз уж благодаря им у нас есть несколько больше, чем десять месяцев, тебе придётся либо смириться с моим присутствием, либо вышвырнуть меня в окно. Но предупреждаю: я буду сопротивляться.

— Не слишком честное условие для слабой девушки, — не удержалась от усмешки Мэй. — Ну кого я сейчас могу куда-то вышвырнуть?

— Я скромно надеялся, что ты предпочтёшь первый вариант, — невозмутимо пожал плечами Крис. — В долгосрочной перспективе. А конкретно сейчас — если хочешь, я сам уйду, без условий. — Он вдруг стушевался. — Я вообще-то не собирался тебя будить. Просто не смог дождаться утра — хотел убедиться, что ты в порядке, и вернуться обратно. Если бы поле нормально работало, ты бы меня даже не заметила.

«И просто проснулась бы в темноте. Одна».

— Я пойду. А то там тучи какие-то собираются. Если будет дождь, я точно с карниза навернусь.

Ночной гость шагнул к балконной двери, откинул занавеску.

«Нет, не одна. Вместе с неизвестностью, которую некому было бы развеять до утра. И со страхом».

— Спокойной ночи, Мэй.

«Не уходи».

Он приоткрыл дверь, выглянул наружу, передёрнул плечами, будто посреди лета вдруг ударил мороз.

— Спокойной ночи.

«Не уходи. Пожалуйста».

Он медлил. Напряжённо застыл на пороге, опираясь ладонью о дверной косяк, и, казалось, глубоко задумался о чём-то, разглядывая освещённый уличными фонарями больничный двор.

Здравый смысл напоминал, что её спасителю сегодня изрядно досталось. И ему сейчас стоило бы отлёживаться в отдельной тихой палате, а не вести светские беседы. Он ведь не собирался здесь задерживаться. Может быть, завтра… Может же у неё быть завтра? В конце концов, если, несмотря на приступ, у неё есть эта ночь, почему бы не случиться и следующему дню?

— Крис…

Он не то вздрогнул, не то резко вздохнул. Обернулся, так и не шагнув на балкон.

— Ты можешь остаться?

Её окатило спокойной и светлой радостью — мягкой и тёплой, как весеннее солнце.