Попутчики

Мэй торопилась и, казалось, нервничала. Несколько раз доставала телефон, пытаясь до кого-то дозвониться, то и дело поправляла ремешок сумки, теребила ворот блузки — сегодня строгой, почти официальной. Наблюдая с безопасного расстояния, Крис гадал, связано ли её беспокойство с ним. И если нет — стоит ли нагнать её, спросить, что случилось и может ли он помочь.

Пышная юбка покачивалась в такт шагам; блузка чёткими линиями обрисовывала контуры спины, подчёркивая узкую талию; кончики светлых волос, забранных в высокий хвост, едва касались шеи. Строгая грация Мэй притягивала взгляд, и Крис поддался этому притяжению, уже понимая, что совершает ошибку. Нахлынули воспоминания — о доверчивой мягкости её рук, о чувственной пластике, слитой с музыкальными ритмами, о хрупких плечах, дрожащих под его ладонями в слепящем тумане… и о том, что было после.

Детали прежних срывов стирались легко — уже через пару дней их заволакивало мутной пеленой забвения. Но в этот раз память с издевательской чёткостью сохранила всё: жажду обладания, ощущение власти, предвкушение и триумф. Он помнил, каким сильным чувствовал себя, когда Мэй испуганно билась в его руках, пытаясь вырваться и уже понимая, что не сможет. Помнил напряжённую гибкость её тела, жар кожи и биение пульса под пальцами. Помнил, как возбуждала её беспомощность. Помнил её обречённость и отчаяние. Помнил её слёзы, которые не способны были его остановить.

«Не надо… Пожалуйста, прекрати…»

Убить. Уничтожить. Раздавить и раскатать по брусчатке. Растереть в мелкое крошево, в пыль…

Крис ухватился за стену, чтобы не упасть. Улица расплывалась перед глазами, сердце колотилось в висках, грудь наполнялась тяжестью. Он не справился с тошнотой, и его вырвало желчью. Легче не стало. Разве что самую малость. Он отдышался, сплюнул вязкую горечь и какое-то время стоял, прислонившись к стене и пережидая приступ слабости.

Вспышка ярости медленно гасла, но кулаки всё ещё сжимались так, что немели мышцы. В груди обосновался протяжный стон, готовый вырваться на свободу при первом неосторожном выдохе. И очень хотелось не существовать. Ни в настоящем, ни в будущем, ни, тем более, в прошлом.

К тому моменту, когда Крис добрался до дома, на улице успело стемнеть. Обеспокоенная мать встретила его в коридоре.

— Тебя искала какая-то девушка. Из «Тихой гавани». Что-то случилось, солнышко?

— А она не сказала? — Крис медленно двинулся вверх по лестнице.

— Нет. Но выглядела расстроенной. Что ты натворил?

Очередная игла стыда воткнулась под ребро.

— Ты ей позвонишь? — допытывалась Анита.

— Завтра, — выдохнул Крис. — Я позвоню ей завтра.

Ввалившись в комнату, он запер дверь и, не включая света, ничком рухнул на кровать. Вытянул из кармана телефон и только тогда обнаружил, что он полностью разряжен. Нащупал в темноте провод питания, воткнул в разъём, перевернулся на спину и уставился в потолок.

Лучше бы он свалил с бала вместе с Джин и весь вечер выслушивал вздохи Сэди.

Лучше бы он поддался привороту и трахнул Мари, растратив эту грёбаную энергию до встречи с Мэй.

Лучше бы он сдох на этом проклятом балконе.

* * *

Мэй снился шторм.

Она была бурей — иззелена-чёрной волной, сокрушительным ветром. Она была силой и волей — огромной и холодной. Она была в тяжёлом солёном воздухе, и была в тёмной толще воды, и была в налитых грозой тучах.

Она видела корабль, взлетающий на волнах к сизому небу; чувствовала, как медленно опускается на дно оборвавшаяся якорная цепь.

Она кричала, но с губ срывалась лишь пена: вскипала на тёмных водяных глыбах, рассыпалась на тысячи бесцветных пузырьков.

Мэй было жаль корабль. Она хотела его защитить. Она протянула руки, и бестелесная сила урагана стегнула паруса, порвав их, словно папиросную бумагу. Она хотела приблизиться, но поднялась перед кораблём огромной волной — и поняла, что не устоит, обрушится, подвластная неумолимым законам природы.

Корабль застонал деревянными мачтами — надрывно, почти по-человечески. Качнулся, задирая нос, и рухнул навстречу волне.

Мэй проснулась под треск дерева, со вкусом соли и металла на губах.

* * *

Крис проснулся резко, на вдохе, будто вынырнул из холодной воды. И в тот же момент осознал сразу несколько фактов.

Во-первых, что со дня бала прошла неделя, то есть настало время обещанного визита к Джин, а он до сих пор не представляет, к чему это приведёт. Во-вторых, что вчера его искала Мэй, и сегодня он просто обязан с ней поговорить, чем бы это ни закончилось. В-третьих, что он по-прежнему боится ошибиться, сделать глупость, поступить неправильно и окончательно испортить всё, что не было испорчено раньше. И, наконец, в-четвёртых, что среди его знакомых есть отличный специалист по правильным выборам. И стоит поговорить с ним прежде, чем Рэд вернётся с дежурства.

План был хорош, но провалился с неожиданным треском, потому что Лаванда отказалась пускать его в дом.

— Нет, — отрезала безапелляционно, предоставив раннему гостю озадаченно рассматривать закрытую дверь, прижимая к уху телефон.

— Почему? — спросил Крис, всё ещё на что-то надеясь.

— Слишком много развилок, — помолчав, ответила жена Рэда. — Даже сейчас, когда я тебя не вижу. Слишком важно. Здесь есть место лишь твоей правде и твоим ошибкам. Я боюсь тебя подтолкнуть.

Что ж, по крайней мере, наконец-то нашёлся человек, который не рвётся его спасать и принимать за него решения. Вовремя — ничего не скажешь…

— Мне нужен совет, — упрямо повторил он.

— Не мой. Я не семейный оракул, Крис.

Нужно было уговорить её хотя бы открыть дверь. Нужно было попасть в дом, оказаться в одной комнате с его хозяйкой, коснуться, почувствовать поле, перехватить чужую магию, вырвать подсказку силой, если её не хотят дать добровольно…

Стало стыдно. Он попытался убедить себя, что импульсивный порыв никогда не обратился бы действием, — и не смог. Потому что Лаванда не без причины держала его на улице.

— Прости, — сказал Крис в трубку. — Я не хотел тебя обидеть.

И оборвал связь.

Он опустился на порог, прислонился спиной к запертой двери и замер, не обращая внимания на взгляды редких прохожих.

Плевать.

Волной накатила равнодушная усталость. Он сделал слишком много ошибок. Он больше не имеет права что-то решать. Да и хочет ли? Если любой выбор кому-то навредит, может быть, лучше вообще не выбирать?

Голова опустела. Шум улицы отступил, сделался пустым и бессмысленным.

Крис закрыл глаза. К тому моменту, когда он открыл их вновь, башенные часы успели дважды пробить, отсчитывая половины часа.

— Крис? — Знакомый голос вырвал из забытья. — Крис! Что случилось?

Рэда сложно было напугать, и новые интонации звучали непривычно и странно.

— Эй, да что с тобой? Слышишь меня? Очнись, ну же…

Его попытались поднять на ноги — настойчиво, но осторожно.

За спиной щёлкнул, отпираясь, дверной замок, и этот звук ударил электрическим разрядом, окончательно возвращая в реальность.

Крис вырвался из заботливых рук и бросился прочь.

* * *

Небо уже начало светлеть, а Мэй так и не смогла снова заснуть — ворочалась, путаясь в одеяле, взбивала подушку, пыталась прогнать из головы липкие навязчивые мысли. Она открыла окно, впуская в комнату предрассветную прохладу, но стало только хуже, потому что теперь к беспорядочно роящимся образам прибавился плеск настоящих волн.

Обычно Мэй нравился этот негромкий, но отчётливый звук, доносившийся с набережной. Река здесь текла под уклон, образуя несколько небольших порогов, и шелест воды быстро становился привычным для всех, кто жил неподалёку. Однако сегодня он тревожил. Сегодня всё тревожило. Да ещё этот метроном в груди. Щёлк, щёлк, щёлк… Скоро, скоро, скоро…