Страница 9 из 18
– Послушал бы старших. Мозгов-то у тебя сейчас немного, все в прошлом оставил или в будущем потерял, – предупредил его гриб.
– Ты есть хочешь, – вдруг сказал плюхель, поворачиваясь к Душане.
– С чего ты взял? – испугалась она.
– Я так решил, – плюхель склонил голову набок, отчего его фиолетовая челка-капли опять сползла на лицо, и прищурил глазищи, впитывая в себя древоку. – Просто о тебе надо позаботиться. И знаешь, тут неподалеку есть Волнушка. У нее полно огрызков. Нервная особа, конечно, но ничего, поесть для тебя все равно раздобудем.
Душаня не знала, что ответить и куда деться от внимательных синих глаз. Происходящее не укладывалось ни в какие рамки, и что об этом думать, она не имела ни малейшего понятия. Сорвалась с места и ринулась в ближайшие кусты.
– А белый мутант-то с норовом, – усмехнулся здоровенный гриб вслед плюхелю, который бросился за древокой, – попробуй позаботься о такой, хех.
– Ты не в ту сторону побежала! – крикнул, запыхавшись, плюхель, когда наконец нагнал ее.
Душаня резко замерла под деревом, выглядывая в просвет. Она сделала круглые глаза и приложила палец ко рту. А затем ткнула между деревьев. Плюхель приник к стволу и увидел то, за чем побежала древока: на небольшой полянке мельтешили зеленые огоньки. Они вспыхивали и гасли, носились зигзагами, оставляя после себя длинные зеленые линии. Плюхель перевел взгляд с мечущихся огоньков на восхищенную древоку: светящееся буйство отражалось в ее зеленых глазах.
– Красиво! – прошептал он.
И огоньки погасли.
– Ая-майя, словами так легко спугнуть красоту, – прошептала она разочарованно и спряталась под белые пряди подальше от въедливого плюхеля.
Он всасывал в омуты глаз все, на что смотрел. В нем уже были деревья, огоньки, потерянные вещи, грибода, она сама. Весь мир плескался в его синеве.
– Ты всасываешь, – сказала ему Душаня.
– Что?!
– Все. Все вокруг. Будто без тебя тут ничего не существует.
– Звучит жутко. Прости, – с улыбкой развел руками плюхель. – Я не нарочно. Мне просто интересно.
Помолчали. Неловко как-то.
– Не бурли, ладно. Давай мириться, – он протянул руку.
Что ж так стеснительно вдруг стало? Душаня с глубочайшим интересом стала разглядывать обломанный зонтик. Дружелюбная рука не убиралась. Душаня, глядя в сторону, выпалила на одном дыхании:
– Уже помирились. Так где, ты говоришь, эта Волнушка?
Плюхель покачал головой и пошел в дебри, к Волнушке, порой оглядываясь на древоку. Она плелась следом, посматривая на прямую, уверенную спину нового знакомого, успевая вовремя делать вид, что интересуется разбросанными вещицами, когда он поворачивался к ней. Ей было неудобно. Душаня чувствовала себя ужасно лохматой и грязной из-за черных закорючек: она нервно смахнула узоры на коже. Бесполезно. И откуда берутся такие гладкие мальчишки?
Они шли и шли через великую барахолку Беспамятного леса. Здесь была масса вещей, которым они даже и применения придумать не могли, такими древними те были.
– Мы пришли, – сказал плюхель, когда они остановились перед громоздким пузатым шифоньером.
На отполированных дверцах болтались ручки в виде листьев. Плюхель открыл дверцу шкафа и залез внутрь, утягивая за собой и древоку.
Душаня остановилась на пороге и жадно разглядывала бедламовскую внутренность шкафа. «Как уютно», – решила она, забираясь в шкаф.
Стены были оклеены разноцветными кусками обоев, составлявшими очень красивые переходы от цвета к цвету. То тут, то там с потолка свисали тюли и занавеси из шишек, блестящих штуковин и прозрачных тканей. На потолке впритык держались многочисленные люстры, лампы, среди них и потолка не было видно. Светили из них только несколько штук. И повсюду висели и стояли часы: на разнокалиберных столиках, затерянных среди занавесей, на стенах, высокие маятниковые по углам, мелкие будильнички на большущем прилавке, заставленном закрытыми тарелками и блюдами. Туда и направился решительно плюхель. Душаня потопталась у порога и неуверенно двинулась следом.
Огромная шляпа Волнушки с налипшими травинками и листьями беспрестанно колыхалась, пока хозяйка шкафа разглядывала потревоживших ее гостей.
– Неужто опять есть собрался? – спросила она, заламывая руки, по самые плечи унизанные браслетами.
– Мы еще не завтракали, не говоря уже об обеде, – напрягся плюхель.
– Ты, между прочим, ел вчера, – распахнула глаза Волнушка и начала лихорадочно переставлять на прилавке треснувшие блюдца.
– А она – нет.
Плюхель обнял за плечи древоку, выставил ее впереди себя в качестве доказательства.
– О, бедная крошечка ничего не ела, – запричитала Волнушка. Шляпа затряслась, устроив дождь из оставшихся листьев. Из-под шляпы послышались сдавленные рыдания. – Простите меня. Сейчас-сейчас. Все будет.
Плюхель глянул на Душаню с гримасой «я же предупреждал».
– Не волнуйтесь так, я не сильно голодна, – древока заглянула под шляпу вздрагивающей хозяйки шкафа.
Волнушка шмыгнула носом и, нервничая, уставила ближайший стол тарелками, полными огрызков.
– Это есть? – беззвучно спросила Душаня синего спутника.
Тот утвердительно кивнул.
– Неизвестно сколько нам еще искать Белую Бабу, а ненужная еда появляется только здесь, в шкафу у Волнушки, – плюхель говорил, набив рот.
Душаня уселась на стул, которому вместо ножек служили зонтик, трость и ящики от комода, и последовала примеру плюхеля. Она выбрала надкушенный пирожок, все еще теплый. Волнушка принесла им сок из лесных ягод, который тягуче пах мятными листьями. Хозяйка поставила стаканы и никуда не ушла, а встала над столом, вздыхая и заламывая пальцы.
Душаня неловко улыбнулась ей, а плюхель явно тяжело переносил нервную озабоченность их обедом и чуть не подавился. Они кое-как насытились и выбрались из-за стола, путаясь в свисающих занавесках.
– Спасибо за обед. Вы не подскажете, как найти поляну Белой Бабу? – вежливо поинтересовалась Душаня у Волнушки.
– Эта сама кого хочешь найдет, – взвизгнула хозяйка и дернула плечом. Браслеты зазвенели. – Эта без обеда не останется.
– Но… – возразил плюхель.
– Не надо перечить старшим! Ну-ка живо марш из шкафа, – Волнушка пошла пятнами и указала на дверь.
В шкафу стало темно и неуютно. Им пришлось убраться.
За дверью было ничуть не лучше. Поднялся жуткий ветер. Небо стало черным. Деревья гнулись и стонали. Мимо пронесся сервант, громыхая отваливающимися дверцами. Платья угрожающе размахивали обтрепанными рукавами. Забумкали сломанные часы. Все вещи будто взбесились от страха и норовили сбежать, сбивая друг друга.
Плюхель кинулся в траву, увлекая за собой древоку: на них бежала половинка тринькающего пианино.
Душаня высунула голову из-под руки плюхеля и увидела то, что она поначалу приняла за черные паруса в небе. Это были крылья огромнейшей птицы. Повалив деревья, птица приземлилась на одно из них и принялась с отвращением разглядывать двух мелких существ в траве. А они разглядывали ее.
– Чего вылупились, сморчки? – гаркнула птица.
– Ээ, у вас… две головы! – еле выговорила Душаня, не отрывая глаз от второй головы, которая спала, похрапывая и посвистывая.
– Тебя не учили, что завидовать вслух неприлично, лохматушка? – ответила первая голова.
– А вас не учили: грубить – неприлично? – возмутился плюхель.
Он вскочил на ноги и заслонил собой древоку. Но Душаня увернулась и встала рядом с ним.
– Неприлично грубить я научилась сама, водяной червяк, – передразнила плюхеля птица.
Тут приоткрыла глаза вторая голова, не обращая ни малейшего внимания на мелких двоих, пребольно клюнула первую и прошипела:
– Не болтай. Скажи им главное, куриная башка!
– Так нельзя! – крикнула Душаня, от возмущения потеряв всякий страх.
– Чего? – уставилась на нее первая голова.
– Нельзя себя обижать, – добавила потише древока.