Ханморская Древучесть

– Не твое соплячье дело. Кого хочу – того и обижаю. Ты, вообще, кто такая? Сейчас как клюну – один пух останется.

– Себя не клевали бы, и других не захотелось бы, – еще тише сказала Душаня.

Плюхель на этот раз крепко схватил ее за руку и задвинул за себя. И вовремя.

– ОБОРЗЕЛА, ЧТО ЛИ, ЧУЧЕЛО ЛЕСНОЕ? – завопила птица в обе головы.

Птица зашипела, распахнула два гигантских крыла, накрыв тенью деревья, кусты, древоку с плюхелем. Снова стало темно и холодно. Голос птицы рокотал, и все вещи вокруг падали с деревьев вместе с недовольными грибами.

– Я – ВЕЛИКАЯ ПТИЦА ФОНЛА, СЛУЖИТЕЛЬНИЦА ЛЕСА ПАМЯТИ! ХОТИТЕ ВЕРНУТЬ ВАШИ СТАРЫЕ КНИГИ – СЛЕДУЙТЕ ЗА РАССЫПУШКАМИ. Идиоты.

Двуглавая птица Фонла – в обрывке одной из изъеденных Книг крученей упоминались гигантские многоглавые птицы древних времен, селящиеся в горах или ветвях Древостов. Говорилось, что одна птица может носить до пяти голов. Так что Фонла была вполне обычная. Но единственная во всем Мире, что, согласитесь, делает ее не такой уж обычной. Есть предположение, что кто-то во времена Пламенной земли подобрал яйцо и сохранил его у себя, а затем вырастил двухголового птенчика в гигантскую нахальную Фонлу.

Двуглавая Фонла взмахнула крыльями, подняв сильный ветер. Ветер сорвал лохмотья мха с деревьев, потерянные носки вместе с листьями сбились в кучу, треснула огромная ветка. Где-то громыхнул шкаф и послышался звон разбитой посуды.

Фонла улетела. Древока и плюхель лежали, присыпанные землей.

– Рассыпушки – это что? – пробормотала Душаня, отплевываясь от земли.

– Сейчас все узнаем, – уверенно ответил плюхель и помог ей встать. – Грибода, не подскажете…

– Не сейчас, – ответили грибы, – у нас обеденный перерыв.

– Ну да, а потом вы чай попьете, а потом полдник, а потом еще и еще. Знаем, – скривился плюхель.

– Нам разве надо идти, куда сказала эта птица? По-моему, она не в ладах с собой, не думаю, что надо ее слушать, – усомнилась древока.

– Слушай, ее отношения нас не касаются: пока Фонла себя клюет, мы с тобой идем дальше.

Душаня опять рванула в сторону и, ее белые лохмы мелькали между деревьев.

– Опять, – простонал плюхель. – слова ей не скажи.

И побежал вслед за ней.

Душаня мчалась за зелеными огоньками: они не маячили на одном месте, а вполне определенно, струйкой лились вперед.

Солнце ослепило древоку. Рассыпушки померкли. Лес оборвался на необъятной поляне. Плюхель подбежал и ахнул:

– Как мы найдем наши книги, их же тут миллион?!

Поляна была уставлена книжными стеллажами. Нижние полки терялись в траве и цветах, стенки стеллажей зеленели от мха. Солнечные лучи подсвечивали связки книг, аккуратными стопочками пылившихся на стеллажах. Плюхель подошел поближе к ближайшим полкам и попробовал снять оттуда книгу. Бесполезно: книги были словно влиты в стеллажи.

– Смотри, там башня.

Душаня следила за побледневшими рассыпушками. Они летели сквозь книжные полки к башне, верхушка которой терялась в облаках.

– Может, и нам туда же?

– Тише-тише, ты ведь не дернешься за ними без меня? – прищурился плюхель. – Мы же теперь вместе.

– Ты не командуй только сильно, а то у меня в животе сразу бурчит, – попросила Душаня.

– Бурчит у тебя от голода: у Волнушки ты почти ничего не съела. Ничего, пошли в башню, может, там будет и Белая Бабу и еда.

– Ну, вот снова.

– Бурчит?

– Да.

Вдалеке заскрипела дверь, раздался хриплый кашель, а затем жуткое завывание. Древока и плюхель переглянулись и не раздумывая, рванули обратно в лес. Только леса уже не было: книжные полки, книжные полки, книжные полки. За беглецами, куда бы они не свернули, шоркали шаги. Порой совсем рядом раздавалось завывание, пробирающее до костей. И только неровные ряды книг скрывали преследователя.

Плюхель остановился. Душаня уткнулась ему в спину. Оба тяжело дышали. Он оглянулся и толкнул древоку на нижнюю полку одного из стеллажей. Душаню скрыла густая трава, сквозь которую было видно, как плюхель залез в шкаф напротив и замер.

Завывание прекратилось. Осталось одно пыхтение и одышка. Приближалось. Наконец, из-за книжных полок показалась старуха. Вокруг нее облаком развевались полуистлевшие лохмотья и длинные белые космы. Глаза ее были завязаны замызганной повязкой. Старуха шарила впереди себя трясущимися руками и клацала выпирающим из отвисшей губы зубом. «Почти сгнившая ведьма – преотвратное зрелище. Айя-майя, кажется, у меня сердце перестало биться» – Душаня попыталась вздохнуть, но внутри все окаменело от ужаса. Старуха остановилась, поправила сползшую с глаз грязную тряпицу и принюхалась:

– Деточки, я слышу ваше пугливое дыхание. Я чую, насколько липким стал страх. Бесполезно. Выползайте.

Плюхель выскочил из укрытия. Он выдернул Душаню наружу и потащил прочь от старухи. Они понеслись мимо стеллажей, не разбирая дороги.

– Фонла, птичка моя, они живые и бегают! – капризно заныла старуха.

Поляну накрыла тень черной птицы. Двуглавая Фонла уселась на стеллаж прямо над тем местом, где переводили дыхание древока и плюхель.

– Сюда, Бабу, – гаркнула птица, – прячутся тут, крысята. Вас вежливости, что ли, не учили, гаденыши? Пришли на чужую поляну – поздоровайтесь с хозяйкой. Бабу, ты где?

Бабу наконец доковыляла. Увидев ее, Фонла раздраженно взвыла.

– Бабу, провались ты пропадом, на кой опять эта повязка?

– Грозная Бабу, птичка моя. Я – Грозная! – поворачиваясь на голос Фонлы, ухмыльнулась Бабу. – Ну, где мои аппетитные крошки?

– Слева, – мрачно буркнула двуглавая птица. – Я сказала: слева! – рявкнула она, когда Бабу повернула в другую сторону.

– Но нам нужна Белая Бабу, – сказал плюхель.

– Кто такая? Ты слышала, Фонла моя, про какую-то Белую Бабу? – хихикнула старуха и потерла костлявые руки. – Ну-ка, ну-ка, кто тут у нас?

Бабу нашарила плюхеля и тут же брезгливо отдернула руку.

– Брр, ты чего склизкий такой, голубочек?

Потом осторожно прикоснулась к древоке и удовлетворенно кивнула:

– Пуховая. Милое создание.

– Вы отдадите книги нашего прошлого? – спросил плюхель.

– Отдам, чего ж не отдать. Полки занимают, пыль собирают. И читать неинтересно, хрю-мухрю всякое, никаких героев, никаких подвигов и отрубленных голов. Что предпочитаете на обед: жареное, сладкое, вяленое, маринованное или, может, в шоколадной глазури? Хм, малиновый сироп, а? Хи-хи, – мерзко захихикала старуха, а потом, подавившись, закашлялась.

Фонла закатила глаза и шлепнула кончиком крыла по спине Бабу.

– Спасибо, Фонла, – кивнула Бабу, нисколечко не растеряв своего достоинства. – Так что, ягодка моя, пойдешь на малиновый сиропчик? – кивнула Бабу стеллажу позади древоки. – А ты, ненаглядушкин мой, – обращаясь к другому стеллажу, хихикала Бабу, – будешь окружен тушеной картошечкой.

– Да сними ты свою повязку, – раздраженно прошептала Фонла.

– Не-а, так пугливее, – скривилась Бабу и демонстративно поправила свою тряпицу на глазах. – Продолжим.

– Спасибо, мы только что поели. Нам бы книги забрать, – осторожно объяснил плюхель.

– Фонла!!! – завизжала Бабу. – Они не по сценарию! Унеси их. Быстро! – старуха затопала ногами.

Белые космы всполохнулись вокруг нее нервными змейками.

Вторая голова клюнула первую, Фонла взмыла в воздух, схватила когтями обеих путников с травой и комьями земли и понеслась над книжным лабиринтом. Она летела прямиком к башне. На коричневых резных стенах не было видно ни окон, ни дверей. Только в самом низу неуклюже примостилось крылечко, рядом с которым уже стояла Бабу и изо всех сил давила на какой-то выступ в стене.

С тяжелым скрипом разинул темную пасть люк в земле. В непроглядную черноту полетели древока и плюхель. Сверху на них свалились обещанные Бабу книги, и Душанины плечи опустились под тяжестью воспоминаний об изгнании, летучем острове, древостах и запрете на Песню. И не успел люк закрыться, как Душаня с горечью подумала: «Как только плюхель узнает о том, что я ношу в себе, вряд ли он станет протягивать мне синие руки и пялиться синими-синими глазами».