Ханморская Древучесть

– Мой последний труд, моя жизнь в буквах, – кручень любовно прошершавил по обложке, просительно шепнул книге.

Обложка открылась. Сквозь шелест страниц послышались отдаленные голоса, обрывки Песни.

– Смотри, смотри, белый древок, – услышала Душаня, но ничего видеть уже не могла. Глаза жгло сиянием страниц «Легенд о Древостах», и она крепко зажмурилась.

Когда древока открыла глаза, в книгу вилась пожелтевшая от времени и местами изъеденная дорога. Оттуда по-прежнему звучала Песня, смутно виднелись горы и дома, мелькали неясные фигуры. Душаня приблизилась к книге, чтобы рассмотреть рисунок поближе. И вот все исчезло: не было травы, дома и острова. Перед ней лежала дорога, заскользившая в страницы.

И где-то над всем происходящим зазвучал голос Сто Мте Фока.

«Когда-то всё в этом маленьком, круглом Мире было огромным: и существа бродили величиною с горы, и поступки совершались с размахом. Но планету плотной черной тенью окружала Ханморская древучесть. Ханмор и его полчища совершали набеги на мирных жителей, похищали и утаскивали во тьму. Древучесть ширилась, вбирая в себя Мир, и Ханмор стал полновластным его властелином.

Пришли из иных миров исполины древосты. Их корни опутали землю, отделяя ее от Ханморской древучести, их кроны подняли небо высоко и свободно. Древосты пели Песню, и Песня разливалась над Миром полноводной золотой рекой, рассеивая тьму. Отступили ханморские полчища, исчезла древучесть.

Мир славил древостов».

Вокруг Душани события летели назад: пожухлые листья поднимались на деревья, наливались красным, зеленым, сжимались в почки, дерево утончалось и уходило под землю. Горы разглаживались в равнинную кожу земли. Мир молодел на глазах, становился безрассуднее и смелее. Душаня пыталась рассмотреть Древостов сквозь трухлявые страницы, но видела лишь светящуюся реку, которая текла над землей и рассеивала окружившую Мир темноту.

Голос крученя задумчиво замолк. По его бормотанию было понятно, что он пытается разобрать, что написано дальше.

«Но Ханмор не отступил. Он собрал войска темных тварей и выступил против исполинов, захвативших его Мир. Только мирцы, прежде испуганные и послушные его воле, не отступили. Они боролись за свободу не на жизнь, а на смерть, и пели Песню древостов. Золотая река разлилась морем и окончательно смела бездонными водами ханморскую тьму».

Страницы листались сквозь древоку, дорога вела вдоль золотой реки, пока вдруг не оборвалась в обугленную по краям яму. Все происходящее вмиг почернело и исчезло. Кручень витиевато высказался о пожирателях, умудрившихся прогрызть его книгу до обугленных дыр, и, извинившись, продолжил с другой страницы.

Мир преобразился. Мирцы черпали жизнь и вдохновение в золотой реке древостов. Они создавали свой Мир заново, пели вместе с древостами и открывали в себе таланты. И тогда река вышла из берегов и открыла им путь в Льемен – царство, что лежало между всеми мирами. И многие мирцы уплыли по золотой реке. Мир опустел. А те, что остались, услышали шепот, подсказывающий им слова надежды. Пришли мирцы к древостам и сказали:

– Верните нам наших утраченных. Поверните реку вспять.

– Но реки не текут вспять, – ответили им исполины, – вы можете лишь плыть следом.

– Что древучесть, что золотая река – все лишь зло и потери, – сказали им в отчаянии мирцы, – вы ничего не знаете о жизни.

И тогда Древосты запели о жизни: о вспаханной земле, о запахе костров, о закатах и рассветах, о топоте детских ног, о сказках стариков и свободе плыть по реке в новые земли.

Песню услышали мирцы в иных мирах и вернулись в свой.

Душаня спряталась за деревом и смотрела, как встретил путников старый-старый Мир, скрипящий гнилыми заборами, шамкающий развалившимися воротами, заросший колючками. А потом древока почувствовала, как ее шерсть встала дыбом. Оглянулась. За ее спиной клубилась тьма. Она похолодела, но не могла и с места сдвинуться. Черный туман окутал ее, положил невидимые руки на плечи и, шепнув грустное «до встречи», просочился к золотой реке. Душаня не выдержала и бросилась бежать по страницам, которые пролистывались сквозь нее. Но голос тьмы шелестел прямо над ее ухом.

И вновь засиял Мир, встречая своих утраченных…

Здесь тоже дымилась обугленная дыра. Душаня перескочила ее одним прыжком.

Но тут страшный удар расколол Мир. Земля заныла. Разошлась трещинами. Ее тошнило огненными потоками. Она корчилась и плавилась на клочки, на которых с трудом пытались удержаться остатки народов Мира. Острова возникали и скрывались под лавой. Вода кипела и испарялась. Тонули древосты, не в силах устоять на дрейфующей земле. Гибло все великое и вечное. Долго ли длилась эпоха Пламенной земли или коротко, но каждый день был словно год. И так было, пока в Мир не пришел Правитель. Высокий и сильный. В черной бороде сверкала белая улыбка, черные глаза смотрели прямо. Он сказал:

– Разве вы не видите, что во всех ваших бедах виноваты древосты? Они спели Песню и заставили вас покинуть мир. Они спели Песню, вырвавшую вас из царства мечты. Они спели Песню, от которой раскололась земля. Не было бы Песни, не было бы бед.

Так сказал Правитель, и измученные мирцы согласились с ним.

– Я построю новый прочный Мир, – пообещал Правитель, – но мне нужно сердце, полное любви.

И все переглядывались. За время выживания все забыли о любви.

Душаня смотрела на потухшие глаза мирцев, на булькающую землю под ногами. Вдруг из толпы вышла девушка. Вместо платья с нее свисали обугленные лохмотья, в ее волосах цвета осенней травы вились почерневшие лианы и засохшие цветы, только глаза были полны сияющей весны. Толпа выдохнула в одном порыве надежды:

– Отрада!

Отрада сказала, глядя в черные глаза Правителя:

– Держи мое сердце.

Правитель, не в силах оторваться от прекрасной Отрады, взял ее сердце и на глазах у всего Мира бросил его в кипящую лаву. Тотчас лава застыла. Земля перестала плавиться и стала твердой. На поверхности лежали вынесенные из ее лона почерневшие древосты. Мирцы обступили исполинов. И тут они увидели, как в телах древостов закопошились пушистые создания. Создания что-то бормотали себе под нос и суетились. Древосты налились соком, зазеленели и открыли глаза. Никто не успел и слова вымолвить, как древосты запели печальную Песню. Но не полилась золотая река. Возникло золотистое облако, которое осыпалось соленым дождем. Долго плакало небо от Песни исполинов. И Мир наполнился водой. Возникло Море. Его волны зализывали раны обожженной земли.

Правитель встал за спинами мирцев и нашептывал им слова изгнания. И мирцы изгнали древостов. Те печально посмотрели на оживший Мир, легли на волны Моря и навсегда уплыли из Мира. А Правитель построил новый прочный мир, как и обещал.

Дорога под ногами осыпалась пылью, и древока чуть не упала в забвение. Кручень ахнул над полностью изъеденной страницей, которая в его отростках рассыпалась пеплом. Он захлопнул книгу, и Душаня кувырком выкатилась на тропинку у собственного дома, увитого цветами. Ангуча боднула ее носом.

– А что случилось с Отрадой? – спросила Душаня.

– Хм. У меня этого не написано.

Сто Мте Фок недовольно сверкнул на древоку сотней глазок: критика его великого труда пришлась ему не по нутру.

– А где существа, которые разбудили древостов? – снова спросила Душаня, не замечая недовольства крученя.

– Хм, не знаю, – раздраженно ответил Сто Мте Фок. – Быть может, они упали в обугленные дырки в страницах.