Страница 12 из 18
– Я не понял, – продолжал удивляться Силь, – их две?
– А кто их разберет? Фонла и Бабу друг другу под стать, двуголовые. То одна Бабу спускается, то вторая. Ха-ха.
– Что смешного?
– Что с юмором у тебя беда, – съехал на пол Троп.
Силь стоял перед хохочущим йодриком, склонив набок голову. Так и не дождавшись внятного ответа, махнул рукой.
– Надо найти…ее. Хм, пушистика. Даже имени не сказала.
– Вперед! Хотя она и не оценит наши стремительные старания.
Троп вскочил на ноги и вприпрыжку поскакал туда, где они в последний раз видели древоку. За ним спокойно шел Силь, разглядывая стены и мелькающих рассыпушек.
Вскоре, как и перед древокой, перед ними выросла куча разбитой великаньей посуды. Троп пнул глиняный обломок ногой. Силь обратил внимание на огромный кувшин с дырой в боку. Но не успели друзья разглядеть его поближе, как по стенам темницы пробежала дрожь, пол затрясся. Рассыпушки в ужасе погасли. Троп и Силь не удержались на ногах и попадали.
– Что за трясучка? – стукнул кулаком по полу йодрик, отплевываясь от земли.
– Башня как будто дышит, – приложил руки к стенам темницы Силь. – Эй, Троп, ты слышишь? Это ее голос.
– Ее, – поддакнул Троп и расплылся в широкой улыбке. – Поет. Никому во всем Мире нельзя петь, а этой хоть бы что: сама себе Мир. Хех, преступница. Вот уж кому самое место в темнице Бабу высиживать.
Плюхель сурово посмотрел на йодрика.
– Даже не вздумай.
– Прямой ты, плюхель, как доска, – помотал вихром Троп. – Говорю же, юмор у тебя страдает.
Йодрик поймал хвостом золотистую искорку, выплывшую из дыры в кувшине.
– И вправду Песня, – изумленно прошептал Силь, разглядев слабое свечение. И не говоря больше ни слова, бросился в разломанный проем. Троп не отставал.
Они поползли по извилистому тоннелю вверх. Стены тоннеля были гладкими, отполированными. Кое-где дорога так круто шла вверх, что друзьям приходилось упираться ногами и руками в стены. Затем тоннель вилял вбок, друзья вставали на четвереньки и пробирались почти ползком.
Вскоре проход начал расширяться, появилось множество боковых тоннелей, в которые друзья могли просунуть разве что руку. Из ответвлений выбегали мелкие создания. Медлительные улы с одно- и двухэтажными домиками на спинах, из окон которых выглядывали улята. Окна светились, и в тоннеле от многочисленных ул стало ярко. Из других нор вылезали пиглы – молочного цвета овальные существа. В крохотных ручках они держали бубенцы-фонарики и очень быстро топали на лапках, которых и видно-то не было под округлым брюшком. Другие пиглы появлялись верхом на упитанных многоножках. Никто из жителей тоннелей не обращал внимания на неуклюжих йодрика и плюхеля: они, как завороженные, спешили за искрами Песни, освещавшими проходы.
Тонкий голос Душани тревожил все вокруг: башня дрожала, по стенам ползли светящиеся линии, мелочь с фонариками мигала и гасла. Свет заполнил все проходы. Силь, ползший впереди, зажмурился, Троп уткнулся ему в зад, пробормотав нечто возмутительно-неразборчивое. В этот самый момент тоннель вдруг сжался в одном вздохе и вычихнул друзей в ночную прохладу.
Троп и Силь посыпались с кучи кем-то заботливо заготовленного хвороста прямо к небольшому костерку. Друзья вскочили на ноги и огляделись по сторонам. Над ними возвышался мшистый валун, на котором плясали тени от костра. Во все стороны раскинулось поле, укрытое темнотой. И над полем неслись золотые искры Песни.
– И где эта белая злодейка с Песней наперевес? – хмыкнул Троп.
– Так, давай начистоту. Что ты хочешь с ней сделать?
Силь встал перед Тропом и прямо посмотрел ему в глаза.
– Ух, как мы беспокоимся за белоснежку. А что бы ты сделал с мирцем, нарушившим главный запрет? – прищурился йодрик и помахал хвостом перед носом Силя.
Тот не ответил и выжидательно уставился на Тропа, сверля его ярко-синими глазами.
– Да расслабься, дружище. Подружился бы, конечно, даже если это самый зловредный пушистик во всем Мире. Точно тебе говорю, а слово каменного йодрика каменее не бывает, уж поверь, – весело ответил йодрик и слопал пойманную искру. – Зато тебя, по всей видимости, Песня не напрягает.
– Она – мой друг, – пожал плечами Силь.
– Песня?
– Пушистик.
– Пойдем сообщим ей об этом, она еще не в курсе. Увидит нас, отбуксует опять куда попало. Слушай, а в какой стороне она поет? У меня уже все внутренности перевернулись от этой Песни, кажется, во мне засела, тягучая зараза. Спросить даже не у кого.
Они оглянулись. Не у кого. Не считая валуна, который испуганно переводил взгляд с плюхеля на йодрика и обратно.
Камень раззявил рот-пещеру и заревел:
– Мама! Мамочкаааа!
– Ааа, – закричали в один голос Троп и Силь.
Вопить все трое прекратили одновременно.
– Мама? – задал вопрос валун.
– Нет. Он – плюхель, я – йодрик, – быстренько объяснил камню Троп.
– Ты не видел здесь пушистую белую девочку? – сглотнув остатки испуга, спросил плюхель у камня.
Валун отлепил от необъятного туловища руки-выступы и махнул в сторону.
– Спасибо. Если мы увидим твою маму, скажем ей, что ты проголодался. На мам это обычно действует ускоряюще, – Троп похлопал камень по спине.
Силь ободряюще улыбнулся, и они оба развернулись в указанном направлении. Земля вздрогнула. Плюхель и йодрик повалились на траву. Валун тихонько заныл. Но больше ничего подобного не происходило, и друзья решительно зашагали по полю.
Под темным небом раскинулось во все стороны темное поле. В черноте ночи золотом сверкали искры Песни, на мгновения освещая неприступные лица валунов. Камни молча взирали на путников и исчезали при их приближении.
– Мрачновато тут, – заметил со смешком Троп.
Тут буквально рядом с ними вырос из ниоткуда валун. Силь дернулся к нему с вопросом:
– Скажите, пожалуйста, вы не видели тут маму или белую пушистую девочку?
Валун сделал шаг навстречу. И исчез.
– Слишком много вежливости, на нее сейчас никому нет времени. Видал, какие шустрые? Я бы подытожил так: будь попроще, друг, – вильнул хвостом йодрик.
– Хм, – только и смог ответить на это невозмутимый Силь.
Но возможности задать вопрос им больше не представилось: камни просто растворялись в воздухе. В темноте вились золотые отголоски Песни.
– Кстати, – завопил вдруг Троп, вспомнив, – тебе на ночь не рассказывали сказки про грапп?
Тут Троп заговорил взрослым, густым басом:
– «Огромные каменные граппы ходят на минуты вперед и на минуты назад. Ходоки по дорогам будущего, они не могут и шага ступить по земле». Мне отец такое говорил. Похоже ведь на этих, правда?
– В сказках граппы обычно добрые и всех спасают. А эти каменюги грубоваты для грапп, – поразмыслив, ответил Силь.
Золотые блескучки в черном небе попадались все чаще, все гуще. И перед друзьями открылось грандиозное зрелище. Душаня стояла в центре поля и пела. Белые пряди развевались, по черным узорам бежали золотистые ручейки. Песня окутывала Душаню светящимся облаком, и к древоке устремлялись сотни валунов. Они внезапно исчезали и так же внезапно появлялись, сжимая круг. Их тоскующие глаза неотрывно следили за вихрем искр. А на неподвижных лицах расцветали счастливые улыбки.
– Вот куда они спешили, – пробормотал тихо плюхель, не отводя глаз от сверкающей древоки. – Если бы я знал, тоже бежал бы, сломя голову.
– Юху-у! – закричал Троп, втискиваясь в непробиваемую толпу. – Говорил же, что подружка у нас веселая: запрещенные танцы под ночным небом. Юху-у!
Йодрик махал во все стороны хвостом, тряс красным вихром и задевал камни, которые валились и исчезали, появляясь в совершенно другом месте, подальше от буйного йодрика.
Но тут Троп сделал еще одну непостижимую вещь, которой в Мире не было места уже три столетия: он выхватил из сумки палочку, расширяющуюся на конце[4], и заиграл. Из свистели волнами выплеснулся поток музыки, который подхватил золотые искры Песни и понесся над землей золотой рекой. Плюхель стоял поодаль, наблюдая за друзьями. Увидев музыку, он склонил голову, усмехнулся чему-то, а затем, отбросив мешающую фиолетовую челку назад, начал вплетать в поток ажурные узоры слов.
4
Речь идет о свистели – дудочка, названная так Тропом, придумана и изготовлена им из особого кустарника, растущего только на склонах вулканов.