Страница 5 из 7
И даже когда в назначенный вечер я спешил к этому туалету, я раздумывал: может, еще не поздно развернуться и уйти?
И даже когда я толкся возле кафельного здания - мне казалось, что на меня все смотрят, все показывают пальцами, вот-вот кто-то обзовет педиком или еще похуже - я раздумывал, есть ли смысл оставаться или еще не поздно... Но вот кто-то пришел, постоял, закурил сигарету. Помялся. Вошел. Вышел. Он явно кого-то искал. Я затаился и молчал, но этот человек меня заметил.
- Володя? - неуверенно спросил он.
Максим оказался обыкновенным, ничем не примечательным дядькой чуть за сорок, с мягкими манерами. И я в душе был рад, что он именно таков - не мускулистый красавец-качок, не принц на белом коне, не... не... не Елисей. Потому что, думал я, Елисей все равно никогда не будет писать объявления о свиданиях карандашом на дверке туалета. Он женится, и женские руки будут трогать его ресницы и светлые волосы...
Но когда Максим осторожно развернул меня спиной к себе, я подумал: хорошо, что я его не вижу. Можно вообразить, что это и есть Елисей.
Тогда мне совсем не понравилось. Было больно и как-то неудобно, дискомфортно, к тому же я не догадался сходить в туалет перед "свиданием" и едва не описался под конец. Максим уверил меня, что дальше будет только лучше...
Больше я никогда его не встречал.
Сколько еще в моей жизни было таких свиданий, назначенных на замусоленной дверке или кафеле?
А потом мы перестали писать эти объявления.
А еще позже в моей жизни появился Андрей, и мы какое-то время даже чувствовали себя счастливыми. У него были светлые волосы и длинные, девчачьи ресницы. Я предлагал ему завести кота, но Андрей, как выяснилось, терпеть не мог кошек.
Мы жили в квартире, которую я снимал в Выхино, - половина частного дома, удобства во дворе, печка, мне это все напоминало избушку на курьих ножках, и я шутки ради повесил на стену часы с кукушкой. Выглядели они как декорация к детскому фильму, но Андрею нравились не больше, чем кошки, - особенно он нервничал, прямо-таки дергался, когда кукушка со скрипом высовывалась из своей дверки и кукала.
- Ну, тебя же аська не бесит? А кукушка точь-в-точь как аська кукует, - удивлялся я.
- Настоящая - да, - ворчал Андрей. - А эта какая-то мертвая. Кадавр кукуечный. И вообще, что за хрень, в твоем возрасте загоняться по детским сказкам...
Тогда я впервые подумал, что Елисей бы оценил "кадавра" - и не оценил всего остального. Он очень любил "Понедельник начинается в субботу". Наверняка окрестил бы купленный мной с рук старый диван "транслятором". Повесил бы старинное зеркало...
Глупо было жить прошлым. Воспоминания - это сущность без существования: они есть, но того, о чем они, давно нет. И того Елисея, который иногда приходил ко мне во сне, тоже давно не было - был какой-то незнакомый взрослый человек со своей жизнью и своими заботами, и вряд ли он помнил одного из товарищей по детским играм.
С Андреем мы прожили ровно до того, как ко мне напросилась Ленка - впервые со времени своего замужества и вообще впервые с тех пор, как я уехал в Москву. Я был рад сестре, но выходить из шкафа совершенно не планировал. Поэтому, наскоро изложив Андрею ситуацию, попросил его пересидеть дома, пока Ленка не уедет...
Реакция Андрея меня поразила. Он самым форменным образом расплакался, заявил, будто всегда знал, что когда-нибудь я его брошу и уйду к женщине, и что больше не хочет меня даже видеть. Никакие объяснения, уговоры, клятвы не помогали - он так и не поверил, что я действительно жду в гости родную сестру с племянницей...
Потом у меня появилась хорошая работа - я на такую уже и не надеялся, потом я уехал работать в Финляндию, потом вернулся... Сменил квартиру. Сменил работу. Разлюбил Крапивина - теперь его мальчики казались мне искусственными, как идеально красивые розы в кладбищенских венках. И опять сменил квартиру.
И опять сменил работу.
Больше мне не удалось завести сколько-нибудь серьезные отношения - все заканчивалось через неделю, максимум через месяц. А еще позже какой-то благодетель придумал Hornet, и я выложил туда - в лучших традициях, неведомо кем введенных - фото своего обнаженного торса с подписью на двух языках, английском и русском: "познакомлюсь с хорошим парнем для несерьезных отношений"... И - не иначе как сдуру - приписал: "Блондинам и врачам не отвечу".
Надо было написать еще, что я против длинных ресниц и ямочек на щеках. Хотя Елисей, наверное, давно избавился от этих примет детства - с годами мужчины утрачивают юношескую прелесть, и на щеках появляются уже не ямки, а морщины.
Зато с годами кое-кто - например, я - обучается признаваться себе в том, что двадцать лет не был дома из страха снова увидеть Елисея.