Качели

  - Сынок, - мама растерянно уставилась на меня.

  - Этот урод бьет Ленку, а ты - сынок, сынок... - зло передразнил я. - Тебе лишь бы замуж ее спихнуть было!

  - Но все же так живут, - беспомощно сказала мама.

  Я впервые задумался о том, как же сложилась ее собственная жизнь. Нам, детям, всегда казалось, что у них с папой все нормально. Обычная благополучная семья. Иногда они ругались, иногда отец напивался, но в целом - ничего особенного. Тихое скучное мещанское бытие, многими принимаемое за счастье... Действительно ли оно было тихим? И почему у мамы иногда по утрам бывали красные глаза, будто она плакала?

  - Не все, мама, - сказал я.

  * * *

  Утром я собрался уезжать.

  Женька заявила, что поедет со мной в Москву. Я боялся, что Ленка встанет на дыбы - она может иногда, но она мелко, как паралитик, закивала головой и поспешно заговорила - сбивчиво и невразумительно - что ребенку надо увидеть столичную жизнь, и поступить в столичный вуз, и все у нее наладится, и у нее, у Ленки, тоже будет налаживаться, если не бояться за дочь... Папа с мамой, конечно, не одобрили.

  - Может, с тобой пойти? - спросил я. - А то твой папа...

  Женька скривилась и выдала нечто такое, чего я не от всякого мужчины слышал. Даже от грузчика или сапожника.

  - Сама его прирежу, козла! - воинственно сказала она.

  Я уложил сумку. Душа у меня все-таки была не на месте. Если Серега избивал Ленку и дочь столько лет, то сейчас он может вообще такого наворотить, думал я. Под конец я не выдержал и позвонил Ленке.

  - Да нет, он на работе, - сказала она. - Ничего страшного. А потом я к папе с мамой уйду, пусть остается один.

  В голове было пусто. Я приехал сюда, в город своего детства... зачем? Повидаться с родными? Увидеть друзей? Узнать, как у них дела?

  Повидался?

  Пройдет еще двадцать лет, и мама все так же будет гарцевать на кухне, готовя одни и те же блюда, а отец будет все так же спаивать гостей, потчуя их одними и теми же бородатыми шутками. И одни и те же сплетни будут составлять тему для любой беседы изо дня в день.

  И я все так же не решусь подойти к тому, кто, может быть, ждал меня все эти двадцать лет...

  Потому что подойти - и понять, что никто никого не ждал, а Елисей такой же провинциальный гомофоб-резонер, как отец и Серега, было бы куда хуже.

  Я вышел на улицу. Моросил дождь, но на площадке, давно уже почти развалившейся, гоняла мяч дворовая детвора. Их куртки, из карманов которых торчали яблофоны и планшеты, были развешаны по забору площадки, как яркие диковинные птицы. В кои-то веки детям надоело играть в Майнкрафт и Каунтер Страйк, и они вытащили на свет Божий отцовский мяч - так что же, какой-то дождик им помешает? Еще чего - из-за такой мелочи откладывать игру!

  Шум их возни. И знакомое "скрип, скрип"...

  Всегда ненавидел этот звук - унылый и жалобный.

  Елисей сидел на качелях, чуть сгорбившись, и курил.

  Я остановился и хотел что-то сказать, но горло мне опять перехватило. В груди разлился мятный холодок, ноги стали как ватные. Только сейчас я понял, что испытываю самый обыкновенный страх - но легче мне от этого понимания ничуть не стало.

  И тогда Елисей сам встал с качелей и шагнул ко мне. Я по-прежнему молчал, пока он шел.

  Он застенчиво, как в детстве, улыбнулся - я заметил, что ямочки на щеках остались прежними. И ресницы. Только вместо неизменной светлой курточки на нем была синяя водолазка, и она чертовски шла к его серым глазам.

  Я протянул ему руку.

   Мне столько нужно было ему сказать!..