Апрель в Белграде

– Самое важное в первую очередь, Дим, – сидела на диване, закинув ногу на ногу.

– Конечно, – с легкостью пожимает он плечами, – я не планирую спать на унитазе.

– Так вы и туалет уже построили?

– Да. Сами. По кирпичикам, – подошел к двери. – До свидания.

И вихрем ушел из этой гимназии.

На улице прохладно для ветровки, но Травкин не замечает и идет расстегнутым. Школьная парковка сегодня оказалась забитой (если школьной парковкой можно считать боковые кармашки улицы, на которой находилась школа и за которую надо платить – то да, это школьная парковка), и он оставил свой фиат на параллельной улице. За эту улицу тоже надо платить. Гимназия же в центре, а центр везде платный. Садится за руль, пристегивается, заводит машину. Внезапно тянется к пассажирскому сидению, опрокидывает соседний козырек и оттягивает нижнюю губу перед зеркалом. Губа потрескалась от холода. Одним грубым движением он убирает козырек обратно и выворачивает из этих маленьких и кривых улочек на нормальные дороги.

Он хотел дом. Однажды у него будет дом, он так думал. Когда ему совсем надоест все это: дети и школа, он построит домик на ближайшей горе и будет жить там, играть, петь, давать уроки, если будет скучно.

Пока он не готов на пенсию.

Пока что ему нравится новая квартира: нравятся большие коробки, которыми забита гостиная; нравится идеально чистая кухня, которую мастера закончили только вчера; и мягкая белая кровать, на которой он мог заснуть моментально.

– Привет, – они целуются в губы, и Елена отходит. – Как в школе?

– Ох, ужасно, – тянет он, вешая куртку и наблюдая за уходящей спиной жены обратно на кухню. – Получил два. Тебя вызывают к директору.

– М, и что же ты не выучил? – слышится женский голос на фоне шипения плиты.

– Музыку. Ненавижу этот предмет.

Где-то там слышится смех, а Травкин валится на диван и запрокидывает голову на спинку. Плита сливается с тишиной, и для него любой звук становится тишиной. Даже дневной свет полностью чернел при закрытии глаз. Лена говорила про свою работу, и по запаху Дима понял, что она жарила кабачки.

Он клянется, что мог уснуть прям тут.

Лена все еще говорила про коллегу, которая закрыла свою клинику и которую она со времен института не любила.

– Меньше конкуренции будет, – засыпая, бормотал он.

– И не говори. У меня и так завал каждый день. Столько людей. А, эта Алена ко мне чуть ли не каждый день ходит.

Дыхание спокойное, умеренное. Глаза еле-еле открываются и смотрят в потолок. О, он знал ее настоящее имя? Не только фамилию? Интересно. Он и не заметил, что плита перестала работать, а резкий запах кабачков разнесся и по этой комнате. Тарелка с ними стояла на столике перед ним.

Диван проваливается под весом Лены, которая согнула ноги под себя и подперла подбородок рукой. Кажется, смотрит. Он повернул голову к ней и тем самым лег на правую щеку.

– Ларина, – совсем незаинтересованно. Ему хотелось спать, а не говорить о школе, от которой он сбежал час назад. Даже в его собственной квартире его нашли.

– Она же из твоих?

Он долго и, можно сказать, зачарованно на нее смотрит, словно говоря: «Я и не знал, что ты такая красивая», но на самом деле он думал: «Я и не знал, что ты такая проницательная. Откуда ты знаешь?». Слышала разговор когда-то там, в клинике, со второго этажа. Предположила, что она его ученица. И она права. Они вдвоем всегда правы, поэтому иногда ссорятся. Потому что оба правы и оба слишком хорошо видят.

– Да. Из четвертого класса.

– В хоре?

– В хоре, – он повернулся вперед и начал расстегивать пуговицы на рукавах рубашки.

Елена улыбается сама себе, вспоминая что-то.

– Хорошая девочка. Хочет в медицину.

Он молчит несколько секунд, потратив эти секунды на поднятие бровей.

– Правда? – но он по-прежнему не смотрит и проявляет вежливость.

– Ага. В прошлый раз спрашивала меня про все инструменты, что да как. Говорит, что не знает, куда точно, но в медицину.

– Ну, удачи ей, – мужчина сдался и поднялся на ноги, как старый дед.

– Куда ты?

– Поспать, – голос удалялся.

– А обед?

– На ужине, – голос стал совсем глухим в другой комнате.

Обед на ужине… Елена помотала головой, и сама принялась есть кабачки.

Ты что, влюбилась?

– Н-е-е-е-т, – простонала Алена и надолго закатила глаза, вытягивая вперед руки, как будто вслепую шла на источник звука. – Он же изменяет ей. Он только что ее имя перепутал с Василисой, – она пялится некоторое время на свою презентацию, а потом, многозначительно на маму. – Ты слышала. Я слышала. А его телка не слышала.

– Они сделали так, что она его сильно любит и ничего не замечает, – мама увлеченно смотрела на экран своего компьютера, но следила не за сериалом, а смотрела дома на «KupujemProdajem». Сериалы она всегда включала фоном, в одной из тридцати включенных вкладок, чтобы кто-нибудь болтал и убивал тишину.

Да мама Алены никогда не слушала эти сериалы. Работы всегда много. То кому-то найти дом, то продать его, то квартиру, то подешевле, то на верхушке горы… Алена приходила до школы или после, занимала свободное место за компом, которое удачно оказывалось свободным (ее коллега вечно где-то мотался, но только не в офисе) и занималась своими делами. Как сейчас, делала сраную презентацию, которую у Насти не доделала.

С Настей они говорят, и в живую, и вконтакте, но Алена не заваливается к ней в квартиру, а Настя не заваливается к ней. Она уважала личное пространство, которое Алена вдруг построила вокруг себя и сказала: «Так было всегда!», но не совсем понимала. Ей понималось только то, что Алена пошла в хор и обрезала все проводки, которые вели ее к нормальной социальной жизни. А теперь, какчтопочему… Ларина психанет и расскажет как-нибудь. Для начала, себе бы рассказать. Для начала бы психануть, она же умеет громко орать и материться. Умеет. Хлебом не корми, дай подраматизировать. Но она не уверена.

Не уверена, что нужно это делать сейчас. Не уверена, тонет или сама хочет доплыть до дна, коснуться, оттолкнуться и поплыть обратно. А легкие будут сильнее, чем обычно. Она ждет задыханий.

Она же поймет, когда начнет задыхаться?

Презентация. Алена закрывает глаза и противно сжимает зубы.

– Василиса же была у нее на приеме. Тупизм, – она снова отворачивается от своего экрана к маме. – У нее на лице было написано: «Я спала с твоим мужем», – пародирует Алена какую-то героиню низким и ужасным голосом. – Но нет. Как же еще растянуть серию. Только тупизмом… – тянет Алена, и начинает клацать по клавиатуре текст, который должна была набрать минуту назад.

– Тупизмом, да, – отстраненно отвечала мама, которая тоже погрузилась в свою работу.

– …Кстати, – Алене, собственно, плевать. Ей бы поболтать. – Я знаю, куда хочу в медицине, – и откидывается на спинку большого черного стула, который был ей не по размеру.

– И куда?..

– Стоматологом.

У Лариной, как у самого обычного ребенка, были эмоциональные скачки по пути взросления; как на ярмарке, когда идешь и бросаешься к каждой привлекательной сладости, а потом видишь еще ярче, еще вкуснее! И бросаешься в противоположную сторону. То космонавтом, то президентом, то писателем, архитектором, доктором… и вот, уже год она говорит про медицину.

Какое интересное решение.

А еще интереснее, что повлияло на это решение?

– Походила к стоматологу и загорелась?

Именно так и было.

– Ну, я все поняла, рассчитала, осознала. Знаешь, сколько они зарабатывают?

– А у людей во рту тебе приятно будет ковыряться? – мама с легкостью отшучивалась, по-прежнему занимаясь общением с клиентами в интернете.

– Да что там ковыряться. Сделал дырку, залепил и тебе еще заплатили, – Алена закрывает глаза, поджимает нижнюю губу, пожимает плечами. – Странно, но прикольно.

– А писать стихи, песни?.. – у Жанны была какая-то сверхъестественная способность делать две вещи одновременно, но говорила она медленно и спокойно. Аккуратно. Можно ведь и ошибиться, либо в первом деле, либо во втором.