Чернолесье

– Он как-то упоминал, что был сценаристом, – ответила Лана. – Вроде как, ему показали раннюю версию игры.

– То есть, ее тестируют уже десять лет? – уточнил я.

– Это… сложный вопрос, – покачала головой Лана. – Вот ты помнишь, какое было число, когда ты здесь оказался?

– Конечно, – ответил я. – Это было… подожди-ка… я еще последний экзамен только сдал… значит, это было… двадцать седьмое июня, наверное… или двадцать восьмое… а что?

– А год? – спокойно спросила она.

– Ну, ты смеешься, что ли? – я улыбнулся, не вполне осознавая, серьезно ли она. – Год был… две тысячи… погоди… в смысле?..

Лана коротко взглянула на меня и кивнула.

– Вот видишь, – сказала она. – Это все очень непросто. Никто не знает, как здесь течет время, и как соотносится со временем там. Сергей здесь десять лет, но не факт, что за это время там тоже прошло десять лет. Понимаешь?

Я кивнул. От всего этого кружилась голова. На что опереться в этом мире миражей, если даже время опорой служить не может? В недавнем разговоре Сергей упомянул «Черное зеркало», а его десять лет назад ведь еще не было? Но он ведь и не сказал, что смотрел его – может быть, ему просто кто-то пересказал сюжеты?

– Нас отрезали от того, что было там, – продолжила Лана, не глядя на меня. – Здесь я встречала егерей, забывших даже свои имена.

– Кстати, а как тебя зовут? – спросил я. – Лана – это полное имя?

– Нет, – коротко ответила она и посмотрела куда-то в сторону. Я почувствовал, что тема ей неприятна, но что-то, все-таки, заставило меня переспросить.

– А как тогда? Светлана?

– Неа, – она легонько покачала головой.

– А как?

– Ланатель, – тихо ответила она и сжала губы, явно ожидая, что я засмеюсь.

Первым моим порывом действительно было усмехнуться – уж больно вышло неожиданно – но я взял себя в руки и сдержался. Переспрашивать, не в самом ли деле она эльфийская принцесса, я тоже благоразумно не стал.

– Родители – придурки, – коротко ответила она и замолчала, словно это все объясняло. – Толкинисты старой школы. Еще в девяностые бегали в занавесках по лесам, там и познакомились. Разве такие могли дочь Машей назвать? Конечно, надо выпендриться было. Знаешь, хоть и папа с мамой, но иной раз мне кажется, что я их за одно это уже ненавижу.

– Ну, а что такого? – смущенно спросил я. – Это же красиво…

– Да что красивого?! – лицо Ланы вспыхнуло. – Ты не представляешь, сколько я за всю жизнь наслушалась шуток по этому поводу разной степени плоскости. И главное, была бы я еще красивая, может такое имя добавляло бы шарма. А так…

Я открыл, было, рот, чтобы уверить Лану, что она очень даже красивая, но она взглянула на меня раздраженно: дескать, я прекрасно понимаю, что ты хочешь сказать, и что говорить ты это будешь только из вежливости.

– Думала, как восемнадцать стукнет, – продолжила Лана, не глядя на меня, – пойду и сменю имя в паспорте на Лану. Да вот вместо этого за два месяца до совершеннолетия угодила сюда.

– Ну, так здесь-то ты могла назваться как угодно

– Могла, – кивнула Лана. – Да вот один раз проговорилась при этом придурке, так он теперь и издевается.

– А ты давно здесь? – спросил я.

– Три года уже, – ответила она. – Я ведь здесь рядом появилась. Два дня блуждала по лесу, чуть не повесилась от ужаса, а потом встретила Антона. Помнишь – тебе про него Главный рассказывал. Он меня в Кернадал и привел.

– Повезло, – коротко кивнул я.

– Да какое там «повезло», – махнула рукой Лана, глядя куда-то в сторону. – Ты не представляешь, как мне все здесь осточертело.

– Разве здесь плохо? – спросил я. Самому мне в Кернадале скорее нравилось. Общество людей из нашего мира казалось мне куда более приятным, чем чуждая жизнь средневекового Брукмера. Там меня не покидало ощущение, что это какой-то грандиозный спектакль, разыгрываемый для меня одного, или сходка реконструкторов.

– Ты не понимаешь, – Лана покачала головой. – Быть единственной девушкой здесь – удовольствие на любителя. Все эти взгляды, намеки, приставания. За три года, которые я тут прожила, меня два раза пытались… а, неважно. Обоих ублюдков Сергей выгнал и запретил являться в Кернадал, сказал, что убьет, но из памяти-то эту грязь уже не выдавишь.

Моим первым порывом было обнять Лану, но я понял, что это именно то, чего делать не следует ни в коем случае. Поэтому сложил ладони в замок и сильно сжал. Никакие слова в голову тоже не приходили – я вообще никогда не отличался умением проявлять сочувствие.

Я все еще раздумывал над тем, что же мне ей сказать, когда Лана, ушедшая за это время немного вперед – кажется, ей стало стыдно за свою откровенность – вдруг остановилась, подняла руку вверх и сделала пару шагов назад.

– Посмотри, что там, – прошептала она, когда я догнал ее. Я раздвинул плотную стену колючего кустарника, обступившего поляну, и невольно попятился назад.

Посреди заснеженной поляны из земли выходило нечто, похожее на трубу диаметром метра в два, врезавшееся под углом в землю. Это смахивало на зев какого-то тоннеля. Едва заметный пар, поднимающийся из дыры, свидетельствовал о том, что внутри теплее, чем на улице. А еще мне показалось, что свод… нет, такого, конечно, быть не могло, но мне показалось, что он состоял из чего-то, похожего на огромные человеческие ребра.