Чернолесье

Во-первых, конечно, мобильника и Интернета. Руки то и дело искали вокруг несуществующий телефон в надежде связаться с кем-то или хотя бы просто привычно потупить в ленту Вконтакте.

Во-вторых, не хватало водопровода. Я всегда имел небольшой пунктик по поводу чистоты, и невозможность банально помыть лишний раз руки выводила меня из себя. Первым делом, встав с лавки, я добрался до колодца и кое-как помылся ледяной водой, а затем попытался в ней же постирать рубашку под любопытными взглядами двух развалившихся на приступке стариков и ватаги ребятишек неопределенного пола.

– Известно, благородные господа чистоту блюдут, – разъяснил старик мои действия удивленным ребятишкам.

Впрочем, особенного эффекта стирка не дала: некогда белая рубашка теперь больше смахивала на картину авангардного художника, усыпанную бесформенными пятнами разных цветов: бурого, зеленого, красного. Весь эффект от помывки исчерпывался тем, что я ужасно продрог, долго отогревался у очага в доме старосты,  и окончательно уверился в том, что пора двигать в город: может быть, там будет хоть немного комфортнее и интереснее.

Только сперва следовало прояснить со старостой вопрос об оплате, который до этого момента мы так и не подняли: я – из деликатности, а он, похоже, из опасения, что я запрошу слишком много. Я же твердо решил брать, сколько дадут.

– Ну, вот мне и пора уже, – сказал я хозяину наутро, мешая в горшке ложкой кашу, от которой меня уже начинало подташнивать. – Расчесться бы нам только.

Староста отвел глаза и побарабанил по столу пальцами.

– Расчесться бы, это, значить, недурно, да вот… мы вас-то подрядили, а чтобы, значить, денег… так у нас их и не особо-то… мы даже и подати маркграфу платим зерном и дичью – нечего с нас, значить, взять-то… Так что мы подумали, может, вы у нас натуру, значить, примете…

– Это какую еще натуру? – мне стало интересно.

– А вот пойдемте, покажу.

Возле сбитого из потемневших досок амбара стоял привязанный веревкой огромный черный баран с закрученными спиралью серыми рогами. Настолько большой, что лежащее у него на спине седло с кожаными стременами выглядело не насмешкой, а вполне уместным предметом: на такой махине впору было ездить верхом. У ног странного скакуна лежали два туго набитых кожаных вьюка.

– Возьмите, вот, животинку, – сказал староста, погладив барана по мохнатому боку. – Шерсть-то какая, видите? Шелк чистый! А вьючная скотина из него – не хуже всякой лошади. Можете и ехать на нем – довезет вас до самого Брукмера. Нам его купец оставил проезжий, из Синтифа заморского, заместо платы. Их в Синтифе-то разводят таких, это еще не самый, значить, большой.

Я тупо уставился на барана. Баран, в свою очередь, тупо уставился на меня. Когда ему это надоело, он снова наклонил голову и принялся щипать помятую пыльную траву.

– И что мне с ним делать? – спросил я.

– А что захотите. Хотите – продайте в Брукмере на мясо, хотите при себе оставьте, дело, значить, хозяйское, – суетливо проговорил староста. – А тут мы вам два вьюка крупы кистевой набили. Вы, я гляжу, до каши большой охотник, так сварите себе, пока до Брукмера доберетесь.

От перспективы питаться кашей всю дорогу до города у меня в горле образовался липкий ком, который я с трудом проглотил.

– Вы б, ваше инородие, это, значить, остались бы, может, еще ненадолго? – неуверенно проговорил староста. – А ну как они снова колобродить начнут?

– Я бы рад, да мне в Брукмер надо, – ответил я. – А вам, если что, вот Винс поможет. Вон он эту тварь зарубил – не хуже меня!

Староста раздраженно сплюнул на землю.

– Да Винс… дождешься от него… – начал он, взглянув на сына с укором. – Ну, скажи уж его инородию, что собирался.

– Я, ваше инородие… – начал парень, глядя в пол. – Я хотел попросить, может, вы меня захотите с собой взять, навроде как слугу? Я и готовить умею, и дров нарублю, и за чем скажете – сбегаю. Барана, вон, опять же, буду холить, а? Вам, поди, непривычно, со скотиной-то обращаться?

Я призадумался. С одной стороны, слуга мне был совершенно не нужен – как-то не привык я держать слуг. С другой, за бараном и в самом деле нужно кому-то ухаживать, да и вообще путешествовать одному как-то неуютно. Кроме того, я хорошо видел, как сильно Винс хочет вырваться из своего медвежьего угла, а расстраивать человека, только что спасшего мне жизнь, ужасно не хотелось.

– Ладно, – ответил я, по возможности приняв барственный тон. – Пойдем со мной в Брукмер, а там – видно будет.

Староста тяжело вздохнул.

– Смотри мне, жалованье там все не вздумай транжирить! – произнес он, грозя сыну пухлым волосатым кулаком. – Не будешь присылать – сам до Брукмера дойду и выпорю. Мне ведь здесь без тебя, обормота, батрака брать в дом придется. Вот сейчас надо овес с дальнего поля убрать, а кто это делать будет, Мученик Игнатий, что ли?

– Только это… – начал я, немного смутившись, когда деревня уже скрылась за поворотом дороги. – Денег у меня сейчас нет. Совсем. И до того, как я доберусь до Брукмера и встречусь с тем господином, с которым мы расстались в деревне, денег у меня не будет.

– Да это не беда, – махнул рукой Винс. – Я вам готов и просто за еду служить. Пока что. А там о жаловании условимся. Вы, я думаю, не обидите. Коли вы деревню, почитай, за просто так от этих страховидл избавили, значит, человек вы добрый.