Страница 72 из 74
— Все будет хорошо, — говорит он и улыбается так ободряюще, что тьма замолкает.
— Надо же… — тварь тоже удивлена, хотя ее удивление — слабое эхо истинных эмоций. — И на что ты надеешься?
На то, что мир все-таки не сойдет с ума.
И люди останутся людьми.
Туман хватается за ноги Эля, и маншур рычит. Глаза его вспыхивают зеленью. Он мечется, завывая, но не смея переступить огненную границу, и в конце концов, садится, чтобы отозваться протяжным, вовсе не кошачьим воем.
Мне жаль.
Мне действительно жаль. И наверное, можно было как-то иначе… мы ведь думали. Все думали, что можно как-то иначе… только ничего не придумали.
— Продолжай, — пальцы твари касаются шеи. Они холодные и ощущаются склизкими, хотя этого быть не должно. Главное, прикосновение это вызывает приступ дурноты, но я справляюсь.
Вторая часть заклятья проще первой.
Короче.
Но я все равно сражаюсь со словами. С каждым. Я знала, что произойдет, когда будет произнесено последнее.
Невидимая рука сдавила горло.
А за спиной ожила тьма. Теперь она смеялась, говорила, что я проиграю, что мы все проиграем, что… неужели мы и вправду надеемся?
Демон и тот молчит.
Запинка.
И хрупкое заклинание едва не рушится, но у меня выходит удержать его на краю. Я делаю вдох. А тварь пересекает границу. Она смотрит на Эля. А тот просто стоит. И маншул рыдает. Он нежить, он не способен плакать, в отличие от меня. Но его вой сопровождает слезы, которые текут по моим щекам.
Вдох.
И темный клинок, острие которого упирается в шею.
— Я сам, — говорит тот, кто смотрит на моего отца. — Я сам…
Он очень острый, этот клинок, сделанный из черного камня, украшенный рунами, прикормленный кровью. Он помнит много рук и множество заклятий.
Он знает, что будет.
Как знаю я.
Одно движение, всего одно движение… маншул замолкает. А огонь вспыхивает ярче. Кровь черная настолько, что кажется ненастоящей.
— Ты… — тварь понимает…
Она умная, эта тварь.
И быстрая.
Но не настолько. Последнее слово падает, замыкая обряд. И пламя взлетает до самого до потолка. Оно гудит. И в гудении его мне слышится смех, от которого подламываются колени. Я падаю, зажимая уши руками, и чувствую, как по шее ползет кровь.
Она холодная.
И мне холодно.
И маншул жмется ко мне, сотрясаясь всем телом. А на плечи ложатся теплые ладони, говоря:
— Не смотри. Не надо.
Он прав, мой муж, к которому вернулось его собственное обличье, не стоит смотреть на демонов. Но и не смотреть не выходит. Он огромен.
Ужасен настолько, насколько может быть ужасно порождение иного мира. И ткань нашего трещит, не способная выдержать этого присутствия.
Я знаю, что вспыхивает, осыпаясь пеплом, череп. А следом стремительно истлевает рука. Превращаются в прах крысы, собравшиеся в подвале.
И не только они.
Сила демона не удерживается в очерченных кругах, она выплескивается на город, пробегает по нему и возвращается, словно морской прибой, захватив при том оставленные оторванные частицы.
И то, чему не сужедно было жить изначально, становится мертво.
…грызлы.
И варххи, что скрывались в подземелье. Крупный улей жужелов, почти пробившийся наружу. Пара упырей. Несчастный воколак, наконец, заткнувшийся. Нежитники. И смертоносица, что уже не первый год таилась в подвале старого трактира.
Она не пила по-многу, беря по капле жизни у каждого постояльца, награждая их кошмарами и слабостью, но…
Сила добралась и до границы кладбища. Показалось, сейчас сметет, но нет, за оградой возникла сплетенная из тумана фигура, до боли знакомая фигура, и протянула демону цветок.
Губы Юси шелохнулись.
— Уходи, — сказала она, и лепестки вечно живых лилий утонули в тумане. А цветы истаяли.
— Уходи, — повторили мертвые, вставая за спиной той, что хранила покой их. И вместе их оказалось куда больше, чем виделось демону.
Он не испугался.
Нет.
Демоны не ведают страха. Но им знакомо уважение. И он, огромный, семирогий, склонился перед той, кто тоже пока еще не была богом…
…зазвенела малина, зашелестел эльфийский сиротка.
А демон обернулся.
Теперь он смотрел на нас. И я понимала, что сделка наша ничего-то для него нынешнего не значила. Он вновь был целым и…
…шелест листвы сделался громче.
И в нем утонул крик твари, которая жила… так долго жила… в бессмертии плоти есть свои недостатки, оказывается.
Я сглотнула.
И отшатнулась бы, если бы не Эль, что стоял за спиной.
— Моя, — сказал демон и протянул руку.
— Нет.
— Моя кровь, — уточнил он.
— Моя жена.
— Убью.
— Пускай, — Эль задвинул меня за спину. — Был договор. Ты получил свое. Ты получил больше, чем хотел. А теперь уходи.
Кровь догорала.
И мир готов был восстановить границу. Демон не мог не чувствовать, сколь неустойчив он стал. А потому просто протянул руку ко мне. И я поняла, что все-таки умру… жаль… я и вправду надеялась, что ему хватит.
— Уходи, — повторил Эль.
И заурчал маншул, поднимаясь с пола. Он отряхнулся, пытаясь избавиться от искр огня, что поползли по шкуре его.
— Уходи, — тихо произнесла я, добавив: — Пожалуйста…
И звон за окном стал невыносим. Одно дерево, пусть десять раз эльфийское, не может так звенеть, будто… будто не одно, а роща…
И я, заглянув в огненные очи, увидела их.
Огромные дерева с корой серебряной, будто из застывшего металла, поднимались до самых до небес, возможно, что и держали эти самые небеса на кронах своих. Они сплетались воедино, они и были единым, чем-то невыразимо далеким от понимания.
Опасным.
И демон отступил.
— Дар, — сказал он. — Кровь за кровь.
— Благодарю, — я стянула с пальца кольцо и подала. — Возьми. Здесь тоже твоя…
Металл вспыхнул на ладони, и я стиснула зубы, чтобы не закричать от боли. А демон засмеялся, и смех его, сплетаясь со звоном медной листвы, заставил нас рухнуть на колени.
А потом…
Потом все просто прекратилось.
Остался дым. Едкий и удушливый. И я закашлялась, кашляла долго, до рвоты, дрожа и не имея сил подняться. А рядом точно также кашлял Эль. И кажется, приходилось ему еще хуже, чем мне.
Он же все-таки эльф.
Утонченный.
А тут… воняет, как… крепко воняет… и когда я встала на четвереньки и поползла к двери, он встрепенулся. И пополз следом за мной. И оказалось, что дверь эта не так близка, и что снаружи пахнет зимой. Снег и тот пошел. Белый, легкий.
Крупные хлопья кружили, медленно опускаясь на темную траву, на камень, на обожженную мою руку. Я пошевелила пальцами. Надо же, а не болит… вот должна, потому как на ладони остался отпечаток то ли кольца, то ли демонического ока, но не болит же.
Я села на ступеньки.
— Замерзнешь, — проворчал Эль.
— А жить хорошо… знаешь? — я положила голову на плечо мужа. — Я ведь не думала… всерьез, что мы живы останемся…
Платья жаль… то есть, жаль Ниара, но и платья тоже… вряд ли оно переживет ритуал и демоническое пламя, но без него ничего не вышло бы.
— Я ведь не плачу, да?
— Не плачешь, — подтвердил Эль, смахнув талый снег с моих щек. Именно снег. А что глаза щиплет, так от дыма. Все знают, что дым глазам не слишком полезен.
— Совсем… нечего… мы живы… Ниар все равно был обречен… и мы бы ничем не помогли, да?
— Да.
— И я оправдываюсь?
— Да.
— Я совершила ритуал, в котором… убила…
— Он сам себя убил.
Добровольная жертва.
О таком только в книгах и пишут, и хорошо, потому что… это страшно. На самом деле страшно. Быть может, потому жертва и получает право сама вершить обряд.
Да, Наир открыл врата.
Да, он впустил демона.
Да, он… он отдал демону то, что принадлежало тому по праву. И всей силы отца не хватило, чтобы вмешаться.
Я помню улыбку Наира, эльфа, который уже и живым-то был не в полной мере, но душу-то сохранил. И отдал взамен на… месть?