Страница 32 из 107
— О Боже, это был лучший поцелуй в моей жизни.
Его пальцы тут же напряглись у меня на затылке, отчего он еще больше потряс меня своим ответом:
— Бл*дь, чертовски верно подмечено.
И тут я заметила, что мы оба тяжело дышим, глядя друг на друга. Наши дыхания перемешивалась от наших губ, которые были так близко. Мы смотрели друг другу в глаза, и ни один из нас не отодвинулся ни на йоту, поэтому мы были прижаты друг к другу, заключив друг друга в объятия.
— Да, — прошептал он, его руки сжались сильнее, уголок рта с одной стороны приподнялся, и в глазах появилась теплота. — Я определенно могу сотрудничать с такой Марой.
Я медленно закрыла глаза.
Господи. Что же я наделала?
Я открыла глаза и прошептала:
— Митч…
Прежде чем я успела произнести хоть слово, во входную дверь постучали.
А потом услышала крик своей матери через дверь:
— Марабель Джолин Ганновер! Открывай эту чертовую дверь!
В этот момент все мое тело и лицо застыли от ужаса.
10
Мама и Луламэй
Я одеревенела в объятиях Митча, почувствовав, как его тело прижалось ко мне, голова дернулась вверх, и все мысли просто вылетели из моей головы, когда я услышала стук в дверь, крик своей матери, крик тети Луламэй, матери Билла.
Тетя Луламэй была еще более сумасшедшей и злой, чем моя мать. Двойные неприятности в одном флаконе.
Я не видела их с тех пор, как ушла из дома. Я не видела их почти тринадцать лет.
Боже! Что они делали у моей двери вечером после десяти? Собственно, зачем они вообще ко мне приехали?
— Открой эту гребанную дверь! — Взвизгнула мама.
— Мать твою, — пробормотал Митч, глядя поверх моего плеча на дверь. Он отпустил меня и двинулся в сторону двери.
Я смогла сосредоточиться, быстро забежала перед ним, схватив его за руку, сильно и отчаянно потянув от двери. Он повернул ко мне голову, посмотрев сверху вниз.
— Не надо, — шепотом взмолилась я, видно, выражение моего лица выразило панику, которую я чувствовала, потому что его пальцы сжались вокруг моих пальцев, и он прищурился.
— Марабель! — Взвизгнула тетя Луламэй. — Мы не уйдем, пока ты не откроешь эту дверь и не отдашь мне моих чертовых внуков.
Услышав ее слова, я тут же отпустила руку Митча, быстро отступив, наткнулась на кофейный столик и остановилась, бросив испуганный взгляд на дверь.
Билл. Билл позвонил им. Чертовый, гребанный Билл!
— Открой дверь! — Закричала мама, но внезапно Митч оказался передо мной.
— Быстро говори, — прошептал он.
— Это моя мать и мать Билла. Тетя Луламэй.
— Что все так плохо? — спросил он.
Я молча кивнула.
— Ужасно.
— Мне показалось, ты говорила, что являешься для племянников единственным в этом городе родственником, — заметил Митч.
— Они не местные. Они живут в Айове. Я не видела их с тех пор, как уехала. Прошло уже тринадцать лет.
Его глаза вспыхнули.
— Этот засранец позвонил им, — пробормотал он.
Я снова кивнула.
— Марабель! — Взвизгнула мама.
— Послушайте, потише или я вызову полицию. — Услышала я голос Дерека за своей дверью.
— Да пошел ты на х*й! — выстрелила в ответ Луламэй.
— Ты уехала от них довольно далеко, — заметил Митч, и я перевела взгляд с его плеча на него, его глаза заглядывали глубоко в мои.
— Дома было не очень хорошо, — прошептала я, у Митча отвисла челюсть.
Снова раздался стук в дверь, потом тетя Луламэй заорала:
— Вытащи свою жирную задницу из кровати и открой эту *банную дверь!
— Перестаньте орать! — Крикнул Дерек.
— А племянники? — Поинтересовался Митч.
Я отрицательно покачала головой.
— Билл также, как и я, ненавидит их. И его дети никогда не видели ни одну из них.
— Марабель! — Взвизгнула моя мать.
— Не попадайся на глаза, — приказал Митч, и я моргнула, глядя на него.
— Что?
— Отлично, я звоню в полицию, — заявил Дерек за дверью.
— Флаг тебе в руку! Надеюсь, это как раз и поможет. Ты живешь рядом с чертовой похитительницей детей! — завизжала тетя Луламэй.
— Мара, сию минуту, — резко произнес мне Митч, — спрячься.
— А я не…
Он молниеносно обхватил своей рукой меня за щеку.
— Сию минуту, детка.
Я молча кивнула. Затем побежала в конец коридора к двери теперь уже детскую комнату. Прижалась спиной к стене, молясь, чтобы дети не проснулись и не услышали крика за дверью.
Хотя понимала, что это глупо, но мне было наплевать. У меня имелись определенные причины, из-за которых я сбежала из Айовы, а теперь обе эти причины стояли у моей двери. Митч был большим парнем, а также был копом. Мне не хотелось, чтобы он столкнулся с тем, с чем предстояло ему столкнуться, но в этот момент абсолютной паники со своей стороны, я подумала, что так будет даже лучше для него столкнуться с бардаком за входной дверью, нежели мне. Он мог разрулить всю эту ситуацию. Я не могла, поскольку это были мои родственники. И родственная кровь жила во мне более или менее, и я не хотела, чтобы эта часть, совершенно неправильная часть меня, вдруг в данный момент воспряла к жизни.
Поэтому я издалека, из коридора, наблюдала, как Митч открыл входную дверь ровно настолько, чтобы протиснуться в дверной проход, но не слишком широко, чтобы мои ближайшие родственники меня не увидели.
Я услышала голос своей матери:
— Ну, наконе… кто ты, бл*дь, такой?
— Я детектив Митч Лоусон, — ответил Митч.
— Луламэй, заткнись. Мне казалось, что здесь живет Мара, — произнесла моя мать.
— Мара, действительно, живет здесь, — заявил Митч, а затем столь же неосмотрительно продолжил лгать. — Мы встречаемся.
— Мара встречается с полицейским?! — Спросила мама таким голосом, в котором слышался шок, недоверие и отвращение, как будто он заявил, что я встречаюсь с серийным убийцей.
— Да, именно так, и она сказала, что вы давно уже отдалились друг от друга, стали чужими, так что может вам лучше уйти, — пояснил Митч.
— Отдалились! Правильно. Это хорошо. Чертовски смешно. Марабель Джолин «Мое дерьмо не воняет» Ганновер отдалилась от своей матери. Я готова хохотать до упаду, — заявила мама.
Почему ей было смешно, я не могла вникнуть, так как мы очень сильно отдалились. В моем понятие, если ты не виделась и не общалась с человеком больше десяти лет, для меня мы становились чужими. Хотя, конечно, моя мать, скорее всего, даже не знала, что означает это слово.
— Как я уже сказал, вам лучше уйти, — повторил Митч.
— Ты отдашь мне моих внуков, и я уйду, — вступила в разговор тетя Луламэй.
Это было в ее стиле. В этом и крылась причина, по которой они здесь оказались. Именно этого я и боялась. Черт побери!
— Мара временно опекает ваших внуков, боюсь, я не смогу вам их передать, — ответил Митч.
— Временное опекунство, это полное дерьмо. Они должны быть со своей бабушкой, а не с какой-то наглой сукой. Ты должен нас впустить и позволить нам забрать внуков, — ответила тетя Луламэй.
— Я советую вам не вторгаться силой в квартиру, иначе мне придется вызвать полицейский патруль, — предупредил Митч, переходя на полицейский тон, и я поняла, что они в данный момент пытаются прорваться внутрь.
О, черт.
— Ты не можешь лишить меня моих внуков! — взвизгнула тетя Луламэй.
— Я довольно хорошо знаю ваших внуков, мэм, они ни одного раза не упоминали о вас, —ответил Митч спокойным тоном, а затем продолжил откровенно лгать. — А также их учителя и директор школы тоже не упоминал о вас. — Потом он перешел к правде. — Я имею в виду записи взрослых, которые записаны в школе, в случае экстренного контакта — Мара. Билл Уинчелл в настоящее время находится в заключении. Ему не предложили заплатить залог, потому что подозревают, что он сбежит. Он не имеет средств оплатить адвокатов, а имеющиеся против него доказательства весьма существенны. Как бы то ни было, он не в состоянии вырастить своих детей, и имеются доказательства, подтверждающие это, которые тоже весьма существенны. Временная опека Мары, скорее всего со временем станет полной опекой, вы должны это учесть. Я предлагаю вам, если вы хотите повидаться со своими внуками, позвонить как-нибудь Маре и договориться о встрече, на которой вы вежливо расскажете ей о своих желаниях, а она уже тогда решит, когда и как вы будете видеться со своими внуками. В данный момент, если вы хотите увидеть своих внуков, а не устраивать тут сцен у двери Мары, и чтобы я не удерживал вас от того, что вы хотите выломать ее дверь, я предлагаю вам успокоиться, отправить к своей машине, покинуть это помещение и позвонить Маре, обговорив время для встречи.