Блондинки не сдаются

Студией живописи руководил грузный и немного хмурый Иван Петрович Власов, потомственный художник. Его вера в мои способности поддерживала все два года, пока я пыталась усидеть на двух стульях: училась в университете, чтобы получить образование, которым никогда в жизни не воспользуюсь, и бегала в студию. Я хотела связать свою жизнь с искусством. Уроки были платными, все расходные материалы — кисти, холсты, краски — тоже. Поэтому умудрялась подрабатывать то в фастфудах, то в кафе, то разносчицей пиццы, но нигде долго не задерживалась. Получив необходимую для себя сумму, я увольнялась и какое-то время могла спокойно рисовать.

В университете меня спасала отличная механическая память, и к сессиям я походила с зачеткой с автоматами по многим предметам.

Ивану Петровичу удалось уговорить меня попробовать свои силы на выставках. Хотя те бледные картины были обычными студенческими этюдами, а не полноценными, законченными работами.

В студии царила была особая атмосфера — тишины и наполненности одновременно. Сюда в основном приходили любители с задатками к рисованию, но руководитель мастерской взял надо мной шефство и даже позволил занять угол, где я, высунув язык, творила свои полотна. Как же это было здорово!

Забыв обо всем на свете, я погрузилась в процесс, пока меня не отвлекло треньканье смартфона. Взглянув на экран, нахмурилась. Андрей прислал сообщение и приложил фотографию, которую сделал ночью на кровати. Увидев себя в идиотских лохмотьях, я сжала кулаки и несколько раз выдохнула. Надо взять себя в руки, сказала я, еще раз взглянув на уродливый снимок.

“Закончишь, свистни.” — написал он.

Рабовладелец и феодал, подумала я с отвращением. Озабоченный негодяй, вот он кто!

— Ты отвлеклась, — вывел меня из задумчивости трубный голос преподавателя. Я вздрогнула и спрятала телефон в сумочку.

Когда занятие закончилось, и студию покинул последний ученик, я не спешила уходить.

— Иван Петрович, — замялась я, мусоля в руках смартфон., - мне нужно с вами посоветоваться.

— Весь внимание, — он поднял свои добрые глаза и мягко улыбнулся. — Ты умница, Машенька. Приходила бы каждый день, толку было бы больше.

— Родители хотят, чтобы я закончила вуз, — стала я оправдываться — Учиться осталось один год, не люблю бросать начатое.

— Что ты хотела обсудить со мной? — он погладил свои пышные смоляные усы и благосклонно взглянул на мои руки, измазанные краской. — Если поработать хочешь, оставлю ключ, я тебе доверяю.

— Хочу, — кивнула я. — Поступил персональный заказ, портрет маслом по фотографии, — краснея, я протянула ему телефон со снимком.

— Интересная девушка, — заметил Иван Петрович, не узнав меня. — Модель? Кто фотографировал? Неплохо тени передал, и в целом композиция интригующая.

— Пошловато немного, — прохрипела я, стараясь скрыть смущение, слава богу, он не понял, что это я, почти полуголая, демонстрирую себя миру.

— Не согласен. Ты вспомни работы Пино Даени. Я был сделал ее в жанре романтического импрессионизма.

— Вы поможете мне? — почти умоляющим голосом спросила я. — Заказчик обещал хорошо заплатить.

— Ну если обещал, конечно помогу. Это его фотография? — спросил Иван Петрович, добродушно улыбаясь.

— Да, он фотограф, — пробормотала я, вспоминая события прошлой ночи. Румянец покрыл мои щеки. — У него есть деньги, а мне сейчас они очень нужны. Поэтому я не стала отказываться от работы, вы понимаете?

— Располагайся в студии и работай, сколько захочешь. Если понадобится помощь, готов всемерно поддержать твои коммерческие проекты, — он подмигнул мне. — В живописи материальный аспект тоже имеет место быть.

Придется разориться на холст и хорошие краски, — закончил он.

Когда преподаватель распрощался и ушел из студии, я начала мучительно грызть ногти, размышляя. В конце концов, это его идея, пусть сам и отдувается. Я набрала его номер.

— Мне нужны материалы, — отчеканила я таким тоном, чтобы он понял, что спорить нет смысла. — За картину, которую я тебе продала в музее.

— Наглость — второе счастье, — Андрей не скрывая радости, усмехнулся. — по-моему, ты бросила их на пол и заявила, что я ими должен подавиться.

— Ты меня вывел из себя, — спокойно пояснила я ему, как маленькому ребенку. — Для новой картины нужен холст, масляные краски, набор кисточек и не один. Если я устроюсь на работу, заказ придется отодвинуть минимум на месяц.

— Это ты мне должна, редиска, не забыла? — продолжал он издеваться.

— Ладно, пойду в чебуречной зарабатывать деньги, — слукавила я, затаив дыхание. — Месяц придется батрачить.

— Долго ждать, — протянул Андрей. — Я уже по тебе соскучился. И сколько получает официантка в чебуречной? — поинтересовался он.

— Пятнадцать тысяч, — буркнула я. — Там я работаю по плавающему графику, потому что еще нужно учиться и успевать заниматься в студии.

— Предлагаю поплавать по графику на моей кухне, я люблю чебуреки, — рассмеялся Андрей. — 15 тысяч вперед и столько же за мазню, висящую над моей кроватью. Что скажешь?

Я слышал, как она шмыгает носом в трубку телефона и переваривает предложение, стараясь не грубить и сдерживаться.

— То есть это у меня такая зарплата будет за месяц работы кухаркой? — в конце-концов резюмировала Маша предложение. — Ты мог бы нанять профессиональную повариху или домработницу, зачем я тебе? — недоумевающим голосом протянула она.

— Пробовал, — усмехнулся я. — Мне нужна красивая женщина, кроме умения держать поварешку обладающая разносторонними талантами.

— И какими же такими талантами обладаю я? — удивилась Маша, громко вздохнув.

— Рисуешь, позируешь, рвешься помогать в работе, умеешь готовить и еще ты мне нравишься, — искренне закончил я.

— Твое “нравишься”, прохвост, означает, что ты будешь приставать ко мне, — ехидно заметила она. — Пойду печь чебуреки в кафе.

— Обещаю держать себя в руках, — поспешил я заверить. — Могу дать расписку, что не воспользуюсь своим положением и не буду тебя донимать. Честно.

— Запишешь на бумажке клятву? — важно предложила она. — Что не будешь меня лапать, раздевать, обнимать, целовать и… — она задумалась, — шантажировать долгом!

— Клянусь своим здоровьем! — воскликнул я. — Если нарушу его, пусть меня поразит египетская язва.

— На что ты намекаешь? — с подозрением спросила она. — Язва это кто?

— Выражение образное, — улыбнулся я. — Одна из десяти казней, описанная в Библии.

— А родителям что сказать? Ты живешь далеко, возвращаться придется за полночь. Я буду уставать и опаздывать на занятия в университете. На живопись времени не останется, — я чувствовал, что Маша почти согласна.

— Родителям скажи, что ты работаешь в ночную смену день через день. И хозяин попался добрый, сразу же выдал зарплату.

— Хозяин, — хмыкнула она. — Деньги нужны, — пробормотала Маша. — Очень. Не только на кисточки.

— Значит мы договорились, — подвел я итог. — Приходи завтра, возьми личные вещи: домашний халат, щетку, книги и прочее. Кисточки с холстом и красками я сам куплю, вместе сходим в магазин.

— Заманчивое предложение, надо подумать — она продолжала колебаться. — Могу я завтра ответить?

— Хорошо, — я положил трубку и уставился на стеллажи, уставленные минералами. Какая-то невыносимая радость разливалась по всему телу. Причины ее возникновения я не знал и думать не хотел.

После бегства Маши я приехал на работу только к обеду. Чтобы прикрыть синяк под глазом, напялил большие темные очки.

Катя, увидев меня, прыснула в руку.

— Ты похож на кота Базилио.

— Решил внести некоторые изменения в свой имидж, — оправдался я.

— Не обижайся, но они тебе не идут, — с улыбкой заметила Катя.

На складе зарылся в документы, стараясь не обращать внимания на смешки кладовщиц. В помещении вдали от клиентов их пришлось снять, я не мог разбирать бухгалтерию с тонированными стеклами на глазах.

— Кто это тебя так приложил, Андрей? — не выдержала Лена, подавая мне еще одну папку с товарными накладными.