Страница 7 из 35
«Мой сын курлычет песенку свою…»
Мой сын курлычет песенку свою,подобную журчащей птичьей речи,и я боюсь, что вдруг на чьи-то плечия с плеч моих страдания свалю.Боюсь, что на других свалю винуза всю игру людьми или словами.Боюсь, что на других свалю войну,висящую у нас над головами.Когда мы трусим в чью-то шкуру влезть,с несчастьями других играя в прятки,в семейном личном счастье что-то естьот ловконько подсунутой нам взятки.Да будь я из блаженно всеблагих,да будь я и великий-превеликий,не заслужил я подлых привилегийне мучиться – хотя бы за других.Конечно, мне хотелось бы всех благ,конечно, мне хотелось бы почета,но думаю порой – какого чертанапрашиваться мне на этот блат?Спасайтесь от позора не страдать,не помогать, не думать, не бороться.Сомнительна такая благодать —к несчастию, на счастье напороться.И если чересчур мне хорошо,все сделаю, чтоб стало мне похуже,чтобы, пронзив, мороз пошел по коже,когда ласкают слишком горячо.Нарочное придумыванье бедчужие беды, впрочем, не оплатит.Всегда, когда своих страданий нет,чтоб не тупеть, чужих страданий хватит.2 июня 1979«Появились евтушенковеды…»
Ю. Нехорошеву
Появились евтушенковеды,создали свой крошечный союз.В этом никакой моей победы.Я совсем невесело смеюсь.Я поэт. Немножко даже критики прозаик без пяти минут.Предлагают, что ни говорите,даже завершить Литинститут.Я фотографирую. Со вспышкой.В главной роли снялся в синема.Думал ли об этом я мальчишкойна далекой станции Зима?Говорят вокруг: он работяга.То он про Нью-Йорк, то про Алтай.Успокойтесь, право, ради бога:я – замаскированный лентяй.Вкалывал я, сам себе мешая,и мозги свихнул я набекрень.Наша подозрительно большаяработоспособность – это лень.Дело не в писательской мозолина затекшем пальце и заду.Есть в нас леность мысли, леность боли —даже сострадаем на ходу.От своих пустых трудов как в мыле,яростно рифмуют кое-каклодыри отечественной мыслис напряженным видом работяг.Если стих короткий удлинилсяи в поэму рыхлую разбух,это значит, что поэт ленился,вроде бы работая за двух.Не от этой ли духовной ленина страницах, внешне боевых,что-то многовато оживленья,что-то мало попросту живых.Нам писать не лень. Нам лень подумать.Лень взорвать наш собственный покой.Лень глаза смущенные потупитьперед нашей стыдною строкой.А потом приходят к нам преступносреди прочих пошлых дешевизнлень простого честного поступка,пальцем для других нешевелизм.Вечность шепчет: поленись, помедлиоскорбить меня стихом своим.Может быть, главнейшее в поэте —это – ненаписанное им.Классики в бессмертье не ломились, —шло оно за ними, словно тень.Классики по-своему ленились, —плохо написать им было лень.4 июня 1979Дизайнеры паутины
Кто вяжущей липкой рутины —заботливые отцы?Дизайнеры паутины,возвышенные творцы.Любой паутинный дизайнерв паучьей своей глубинесчитает, что даже дерзает,когда он висит на слюне.Дизайнеры паутиныгордятся созданьем своейпочти невесомой картины,опутывающей людей.Особого творчества муки —рожать из себя эту нить,чтоб нам паутиною рукикак можно красивей скрутить.Но есть и ошибка паучья.Дизайнеры так себе врут:«Чем жертву изящней помучу,тем больше оценят мой труд…»Но как с угасающим взоромтакой возжелать красотыи как восхищаться узором,в котором запутался ты?5 июня 1979«Я вижу с отвращением насквозь…»
Я вижу с отвращением насквозьвас, розовое племя наслажденцев,цинически играющих в младенцев…А время? Время сжалится авось.Я не желаю вам несчастных детств,но в зрелости побойтесь погремушеки слишком уж беспечных потягушекс убогим восклицаньем: «Наслаждец!»В истории давно и след простылтех, кто искали только наслажденья.Оказывает вечность снисхожденьелишь тем, кто снисхожденья не просил.5 июня 1979