Блаженны алчущие

Чудовища смотрели на него в ожидании. И когда это стало уже невозможно выносить, из груди рванулся наружу крик — чтобы обратиться безмолвным содроганием тишины. В этом ночном мире, где дурные сны обретали плоть, Филип был лишь призраком, и сама тьма глядела в его нагую душу.

Он проснулся еще затемно. Лицо склонившейся над ним Денизы смотрелось светлым пятном во мраке. — Вы стонали во сне. Опять. Надеюсь, вы видели там не леди Аннери.

Его била дрожь. — Всяких… мерзких гадин.

— Значит, не ее одну? — уточнила Дениза. — Не бойтесь, здесь ваша любящая жена, и она вас защитит, — В ее голосе звучала ирония.

— Да, она здесь, — Он притянул ее к себе, и она не сопротивлялась.

— Вы дома, в безопасности, — пробормотала Дениза, вновь погружаясь в сон. Пока не сомкну глаз, подумал Филип. Но ощущать рядом тепло ее тела было успокоительно.

Он долго лежал, борясь с дремотой, прислушиваясь к мерному дыханию жены. А потом пришли воспоминания, прогоняя сон без остатка. Встреча в темноте слишком ярко напомнила о прошлом, и он вновь видел перед собой своих друзей. Угрюмого, гордого Гидеона, всегда веселого Полли. Добрую и немного грустную улыбку Фрэнка, волчью физиономию Кевина.

Филип прикусил губу, стараясь не думать, не вспоминать. Кошмары были слаще.

IV.

Остаток ночи Кевин провел в плену кошмаров. Ему снилось, что Филип мертв, и да, это был дурной сон, потому что погиб тот не от его руки. Дениза тоже оказалась среди покойников, и Делион, даже Офелия и Гвен. Он видел надгробия их могил, а потому очень удивился, когда встретил старых знакомцев в дворцовом саду, куда его перенесла странная логика сна. Гуляя по тенистым дорожкам, они выглядели счастливыми, полными жизни, такими, какими он их помнил. И тогда Кевин понял, что перепутал — это он давно умер, а не они.

Проснулся он по привычке затемно. Из-за тонкой перегородки долетал богатырский храп соседа, Крошки.

Обрывки кошмаров липли к Кевину, пока он приводил себя в порядок в своем закутке. Чудовища, смех, тошнотворный запах роз.

Первым делом он проверил, не воспалилась ли рана, но отек спадал, а плоть вокруг была нормального цвета — что ж, на нем всегда все заживало, как на собаке. Кевин надел штаны, натянул сапоги, не обращая внимания на ноющую боль в ноге, сбрил, в тусклом свете сальной свечи, выросшую за ночь щетину. Лицо, белое пятно в служившем зеркалом медном блюде, он едва узнал. Глаза как у загнанного зверя, увидишь, не мудрено и испугаться.

Даже холодная вода из кувшина, которой Кевин ополоснулся, не до конца смыла послевкусие ночного бреда.

Он взял тренировочный меч, и, как был, все еще без рубашки, сошел вниз по лестнице и во внутренний двор. Сегодня он нуждался в привычном ритуале, как никогда.

Во дворе встречали лишь зябкая тьма и предупреждающий рык из будки, где жила чертова псина Бордена.

Стараясь щадить ногу, Кевин обрушил на пелл град ударов, с таким неистовством, будто в сучковатом бревне, вбитом в землю, воплотились все Картморы, какие ни есть. Он заставлял дерево стонать, а вокруг во мраке кружились призраки и следили за ним пустыми глазами ночи, насмехаясь над его бешенством и болью.

Чудовище… Филип, Дениза… Какое дикое совпадение потребовалось, чтобы встретиться с ними вновь? Чтобы события той ночи повторились, искаженные в кривом зеркале настоящего?..

Прошло немногим больше двух лет с тех пор, как Кевин оставил прошлую жизнь позади, но иногда казалось, что целая вечность. Даже ненависть его стала как старая рана, которая все еще ноет, но к которой настолько привык, что не вспоминаешь, пока случайно не заденешь. Теперь она открылась вновь и засочила гноем.

Удар за ударом, выпад за выпадом… Он не замечал, что занялась заря, пока три скрипучих гудка не оповестили о приближении утреннего построения.

Кевин ополоснулся дождевой водой из большой бочки, растерся докрасна куском дерюги, и поспешил к себе наверх.

Когда он спустился в холл, полностью экипированный, остальные ищейки уже понемногу подтягивались на утреннее построение. Капитан Роули расхаживал перед неровным строем точно генерал, осматривающий войско накануне сражения. С утра пораньше вид большинства бойцов оставлял желать лучшего — опухшие физиономии, мутные глаза. Этой ночью, как и обычно, Ищейки много пили и мало спали. Последним, как повелось, в ряд встал Нюхач, за что получил удар жезлом от Капитана.

Нюхач, всхлипывая, тер тощее предплечье, кто мог, принял боевой вид, и Кэп приступил к утреннему представлению. — Красавчик, чего так разрядился, на бал собрался? Крошка, проснись, или я тебя разбужу. Постарайся принять осмысленный вид, а то возьмем на твое место быка — силы еще больше, а в глазах хоть какой-то ум светится. Нюхач, еще раз опоздаешь, лишишься зуба, — Кэп прокашлялся и отхаркнул на пол желтоватую струю слюны. — Итак, за дело, — Он развернул список с заданиями на сегодня. — Большой Симон совсем обнаглел. Ему показалось мало, что он ограбил и порезал немало достойных горожан, теперь он осмелился напасть на слугу лорда Свитина, когда тот шел по поручению хозяина. Люди Его Лордства пытались найти мерзавца, но безуспешно. Так что заграбастать его придется нам. Что скажешь, Старик?

Крепкий седовласый мужчина важно огладил длинные усы, готовясь в очередной раз удивить всех своим знанием городского дна. — Симон — опасная дубина, чуток до семи футов не дорос, и силен, словно бык. У него всегда при себе длинный нож, другого оружия он знать не желает, но кулаки его будут пострашнее. Ежели мы должны его сыскать, надобно держать караул у дома его новой милой, Синеглазой Жиль с улицы Медников, — Старейший и опытнейший из Ищеек поучал остальных со сдержанным самодовольством. — А чтобы вернее было, пошлем одного из наших зайти к ней пару раз, ближе к вечеру. Жиль стирает и штопает белье, вот как повод и сойдет. Кто-нибудь из соседей сразу донесет Симону, тот придет поучить ее уму-разуму — все знают, он ревнив до дури, — тут-то мы его и словим. Только надобно посадить в засаду пару хороших бойцов, а то как бы не вышло, что мы медведя за ухо поймаем.

— А я думаю, он затаится в какой-нибудь норе, — засомневался Капитан. — Уже должен знать, что его ищут люди Лордства.

— Ежели б у него была голова на плечах, так бы и сделал, — с бесконечным презрением ответил Старик. — Но там медный котел, впрямую как у нашего Крошки.

Огромный Крошка, стоявший справа от Кевина, был так же злобен, сколь силен и туп, но реплику старшего проглотил безропотно.

— Что же, сделаем, как ты говоришь, — согласился Капитан. — Караулить будете посменно, по три человека. Я еще пораскину мозгами, кого отправить.

— Пойду я! — Комар выскочил из строя, дрожа от переполнявшего его рвения. Рядом с нависавшим над ним гигантом Крошкой, щуплая фигура недоростка Комара казалась совсем мальчишеской, но в его свирепой физиономии, изрезанной шрамами, с перебитым носом и пустой правой глазницей, не было ничего детского.

— А я и не знал, что командир у нас теперь ты, недоросток. — огрызнулся Роули. — Пойдет тот, кого назову я, — Он бросил взгляд вниз, на список. — Так, у почтенной госпожи Флеммель из Горобоу в погребе, кажись, что-то завелось. Советник Арлин из Магистрата лично попросил разобраться — все знают, что они с госпожой Флеммель близкие друзья, ближе уже просто некуда, — Кэп был, как всегда, в курсе последних сплетен, не хуже Старика. — Какая-то нечисть съела ее любимую кошку и мальчишку-прислугу, которого послали вниз за вином.

— Крысы, — изрек свой вердикт Старик.

— Крысы, большого мальчишку? — усомнился Комар.

— У Чертового моста я видел крыс размером с небольшую собаку, — пискнул Нюхач. — Они гнались за кошкой.

— Мы все их видели, — согласился Роули. — Но дом Флеммелей не у Чертового моста. И что-нибудь от мальчишки да осталось бы, не проглотили же крысы все косточки в один присест. Слуги госпожи обыскали погреб, но ничего не нашли, кроме паутины по углам, прочной, что твой крученый шелк. Лазали втроем с фонарями, да и то чуть не обделались, якобы жутко там, как в Тьмутени, хоть тут скорее в том дело, думается мне, что душонки у них — как у писклявых мышей. Что на это скажешь, Старик?