Страница 284 из 287
Кевин только пожал плечами.
Велин повернулся к книге. — Видите ли, не знаю, заметили ли вы, но текст на этой странице рифмуется, это стихи. И на слярве они звучат очень изящно. Если дословно, я перевожу их вот так, — Он продекламировал по памяти, не подглядывая в текст: — Шесть — совершенное число, шесть — превыше восьми. Треугольник порождает квадрат, а квадрат порождает треугольник. Нарисуй треугольник, чтобы породить квадрат, но лучше — нарисовать квадрат, чтобы породить треугольник, и тогда, истинно говорю, ты наверняка зажжешь обратное солнце.
Кевин, уже давно тонувший в словах, теперь, кажется, захлебнулся окончательно.
А ученый продолжал: — И вот вбилась мне в голову фантазия переложить стихи стихами. Конечно, у меня-то оно вышло… кхм, вот: Начерти треугольник, квадрат составляя, Но вернее — наоборот; Начерти квадрат, треугольник рождая, И обратное солнце в небесах расцветет.
— По-моему, нормально, — решил Кевин. Хотя бы короче… — Но все равно ни черта не понятно.
— Вы мне говорите!.. — Велин почесал затылок. — У меня перед глазами целыми днями так и вертятся шестерки, треугольники и квадраты.
— И что еще за "обратное солнце"?
— О, это выражение мне знакомо, уже встречалось в материалах, которые я изучал. "Солнце наоборот", звезда, которая не излучает, а поглощает свет, светит тьмой, так сказать. Есть также мнение, что речь идет о дыре в пространстве, вратах в иной мир. Вратах, через которые придет тьма.
Кевин живо представил себе на миг извращенное подобие солнца, с темными щупальцами вместо лучей, вообразил, как мир растворяется, исчезает, пожираемый тьмой — и почувствовал, как на душу опускается глубокий покой. Разве это было бы не прекрасно?.. — Так значит, вот что нас ждет… — пробормотал он.
— Но ведь заговор разоблачен! — живо вставил Велин. — Или вы в это не верите? Вас что-то смущает?
Кевин ответил не сразу. Не так просто было выразить смутные сомнения и предчувствия, блуждавшие в его сознании, говорившие, что эта история еще не закончилась. — Правда в том, что мы понятия не имеем, всех ли сообщников лорда Веррета схватили. Быть может, кто-то — самый ловкий и самый опасный — по-прежнему на свободе, готовится довести план до конца. К тому же, если андаргийские хозяева Веррета знали, чего он пытался добиться, то могут теперь взяться за это сами. Когда-то вы предполагали, я помню, что заговорщики лишь выполняют указания андаргийцев… Хотя в это мне верится с трудом. Есть в этой истории что-то очень сюляпаррское — ритуалы Ведающих, слярве… К тому же, правители Андарги — фанатики, а этот кощунственный ритуал — чистое богохульство.
— Я согласен с вами, теперь я тоже думаю, что лорд Веррет нашел подобную книгу где-нибудь в семейных архивах — ведь он был из Древнего рода — и разработал этот план вместе с другими предателями из местной аристократии. Но вот что касается андаргийцев, боюсь, когда речь идет об интересах Святой Церкви, они способны найти хитроумное оправдание самым невероятным и гнусным поступкам — ведь их освещает святая цель. Сознаюсь, я несколько предубежден против них — и все же мне так кажется.
— А вы часто сталкивались с андаргийцами? — спросил Кевин. Ничего поразительного тут не было — ученые нередко путешествовали из страны в страну.
— Сталкивался, как не сталкиваться. Или вы думали, что я родился таким? — Усмехнувшись с полным добродушием, Велин пошевелил, как мог, иссохшейся рукой, поболтал ногами, одна из которых казалась короче другой. — Хочу уточнить, что когда я говорю, что имею что-то против андаргийцев, я не имею в виду простой народ — он везде более-менее одинаков. А вот те, кто этим народом управляет… Когда в страну пришли войска Мадока Лийского, мы жили в тихом местечке под Твердом, я там занимался научными изысканиями и понемногу — лечением. Мы — это я и Кара, моя помощница, воспитанница, можно сказать. Я забрал ее у родственников, у которых она жила почти как какая-то собачка, спала в хлеву. Хорошая девочка, только серьезно болела в детстве, и так и осталась совсем, так сказать, простодушной. Мои указания, впрочем, понимала почти с полуслова. И еще была у нее вроде как способность… Тогда я в такое не верил, а теперь — даже и не знаю. Когда к нам приходил больной, можно было сразу сказать, сможем ли мы ему помочь. Если Кара становилась весела, это значило, что все будет хорошо, если начинала грустить, то нет. А еще иногда она кричала по ночам — ей все снилось, что ей нечем дышать… Мне тогда приходилось будить ее и долго успокаивать, — Велин заморгал, пробуждаясь от воспоминаний, посмотрел на Кевина. — Я вас не слишком утомил своей болтовней?
— Я никуда не тороплюсь. Так и было. Теперь ему точно было некуда спешить.
Велин неуклюже слез с табурета и проковылял к окну, встав к нему вполоборота. Сквозь стекла лился мягкий прохладный свет, безжалостно высвещая все морщинки и складки его измятого усталого лица. — Когда пришли андаргийцы, наши места перестали быть тихими. Люди Мадока Лийского начали охоту на еретиков и богохульников, и, боги, сколько же их нашлось! Просто удивительно, как мы все умудрялись мирно жить среди стольких ужасных людей. Достаточно было доноса без подписи, чтобы человека арестовали и отправили в темницы на допрос, а уж это равнялось приговору. Скоро забрали и нас с Карой — не знаю, по доносу ли, хочется верить, что нет. Мое имя было на слуху, ведь я уже был довольно известным ученым, и все в округе знали, что я лечу и излечиваю тяжелых больных. Да и Овчарки Господни не любят Познающих, мы для них, как кошки — для настоящих собак. Палач, которому я достался, знал свое дело, но постигал его, так сказать, на практике, и понятия не имел, как правильно называются разные кости, внутренние органы и так далее. Я начал его учить — Агнец знает, зачем, просто страсть у меня такая, что-то объяснять людям, да и надо было как-то отвлекаться, — Познающий усмехнулся. — Сперва его мои пояснения только больше злили, но потом он начал запоминать и очень радовался, бедняга. В итоге, незадолго до казни меня спас один андаргийский вельможа — он серьезно заболел, и ему понадобились мои лекарские способности. Меня, можно сказать, сняли с дыбы и доставили прямо к графу Ринтару, так его звали. Его светлость даже неплохо меня наградил перед отъездом. Эти деньги я потратил на то, чтобы узнать, что сталось с Карой — ведь все, что у меня было, конфисковали. Это оказалось не так просто, но деньги развязывали языки, и теперь я более-менее представляю, что случилось. Бедняжка во всем призналась почти сразу — боль Кара всегда плохо переносила, плакала, стоило ей уколоть палец. А может, и сама поверила в то, в чем ее обвиняли, ведь ум её был не слишком развит.
Он замолчал, и Кевин решил ему помочь. — Ее отправили на костер? — спросил напрямик.
— Нет, нет, — с кривой улыбкой продолжил Велин. — Ведь это было бы жестоко, а грешникам, которые во всем чистосердечно раскаялись, и тем очистились, полагалась легкая смерть. Поэтому их милосердно закапывали живьем в землю, не тронув, как говорили, ни волоса на их голове. Мне подобная смерть не кажется милосердием, но так ее называет Святое Пастырство, а кто я такой, чтобы спорить с праведниками?..
— Да уж, — Так вот почему Велин такой кособокий и переломанный. — Пожалуй, у вас хватает причин, чтобы не любить андаргийцев. Над вами они неплохо постарались.
— Ну, мне-то повезло — немногим удалось вырваться от Овчарок живым. У меня остались глаза — хотя последние годы они начинают подводить, и рука, чтобы писать… Правда, операции проводить я больше не могу, но могу учить других. Про ноги и упоминать не стоит, я их и до пыток все больше отсиживал за книгами, а уж бегать не бегал, кажется, с тех пор, как был мальчишкой. Так что жаловаться не приходится. Про пытки мне даже уже кошмары давно не снятся. Но, знаете, — Что-то — не слезы — блеснуло в его сузившихся глазах. — Я часто просыпаюсь посреди ночи от того, что мне нечем дышать…