Блаженны алчущие

Не очень-то любезно с его стороны — называть ее так при мне, подумала Ренэ. Но тон Бэзила был таков, что его комментарий не мог ее слишком огорчить. К тому же, речь шла всего лишь о мачехе!

Пока они проходили по коридорам дворца в направлении лестницы Принцесс, Ренэ улучила момент, чтобы шепнуть Бэзилу, потупясь: — Надеюсь, вы не думаете обо мне дурно… — Ренэ показалось, что, после того, как она повела себя в зале, полагается сказать что-то в этом духе.

— Если бы я думал о вас дурно, то не целовал бы, — отрезал Бэзил. — Я — не мой брат, чтобы целоваться с кем попало. Конечно, если вам снова вздумается драться, я могу переменить мнение.

Они вышли к лестничной балюстраде. Внизу суетились вокруг приехавших слуги, но взгляд Ренэ приковала одна фигура. В холле стояла женщина красоты столь совершенной, что не имело смысла искать в ней недостатки, не тянуло даже завидовать, лишь любоваться.

Бледностью и правильностью черт ее лицо напоминало мраморную статую, покатые округлые плечи, с которых сняли подбитую мехом накидку, взял бы за образец скульптор, желающий изобразить богиню любви. Высокая, статная, с роскошными формами, дама воплощала в себе современный идеал красоты куда лучше, чем вертлявая смуглянка Дениза или, как ни печально это признавать, сама Ренэ, которой недоставало роста и величественности.

Ренэ тем охотнее уступала ей первенство, что дама была старше ее.

Белая кожа, светлые до белизны волосы… Холодные, зимние краски. Ренэ не различала цвет глаз, но могла бы ручаться, что они или бледно-серые, или светло-голубые.

В тени красавицы — в прямом и переносном смысле — она заметила еще одну фигурку. Тут смотреть было не на что — некрасивая низкорослая девица с одутловатым лицом, которая словно спала стоя, недвижная среди суеты.

— Знакомьтесь, — голос Бэзила сочился сарказмом. — Вторая супруга моего отца, леди Анейра. Вернулась из паломничества по святым местам, такого долгого, что кто-то мог бы вообразить, что у этой дамы есть грехи, которые надо замаливать, не будь всем известна ее безупречная репутация.

Ренэ осторожно покосилась на Бэзила. У его губ залегла презрительная складка, а красивое лицо приобрело довольно уродливое выражение.

— Вот как, — только и сказала Ренэ, насторожившись.

— После смерти моей матери эта дама утешила моего отца в его горе. Да так успешно, что он обвенчался с нею через два месяца после похорон, не выдержав даже срок траура, который полагается приличиями, словно какой-то крестьянин. Вскоре мачеха оставила дворец и светскую жизнь, чтобы поправить здоровье, а потом вернулась из летней резиденции с моей сестрой на руках, на редкость пухлой и крупной девочкой для недоношенного младенца трех недель от роду.

Что ж — Ренэ понимала чувства Бэзила, но и горячо осуждать Лорда-Защитника не могла. Все знали, что у мужчин есть определенные потребности, а когда под боком оказывается подобная красотка… Неудивительно и то, что лорд Томас предпочел, чтобы его дочь родилась в законном браке.

— Она так красива!

— Да, — признал Бэзил, словно нехотя. — Прекрасна, холодна и лжива, как лед на весеннем пруду. Ледяная ведьма, — шепнул он себе под нос, но Ренэ услышала.

На его месте Ренэ тоже невзлюбила бы мачеху, и все же подумала, что обзывать ее ведьмой — немного чересчур. От Бэзила сейчас от самого тянуло холодом; близкий, и в то же время далекий, он обращал на Ренэ не больше внимания, чем если б она была стеной, эхом отражавшей его слова.

— Я и забыла, что у вас есть сестра, — сказала она, просто чтобы что-то сказать. — Как мило было бы с нею познакомиться!

Бэзил покосился на нее с легким удивлением и кивнул на невзрачную девицу внизу. — Да вот же она, — прибавил он равнодушно. — Моя сестра Офелия.

II.

01/11/665

Обычно зеркала льстили ему так же, как уста прихлебателей, являя взгляду Бэзила Очаровательного, Бэзила Великолепного. Но только не сегодня. На узком усталом личике того, кто затравленно смотрел с другой стороны стекла, оставили свой след все переживания и сомнения последнего времени. И Страх — его вечный спутник, который сейчас вонзил когти под ребра, так глубоко, что не вздохнуть.

Бэзил коснулся кольца на пальце, в сотый раз убеждаясь, что оно на месте. Погладил камень, сверкавший в нем, ядовито-зеленый.

А потом закутался поплотнее в плащ, собираясь в путь, по-своему столь же опасный, как дорога к ведьме — только на сей раз с ним не будет ни его друзей, ни веселого Йена, ни даже верного слуги. Потому что в конце человек всегда один — перед лицом смерти или перед лицом Правды.

Когда он вышел из своих покоев, от коридорной стены отделилась серая тень, низенькая фигурка в платье и накидке мышиного цвета, печальных и унылых, как она сама.

— Брат, могу я поговорить с вами?

Нельзя сказать, чтобы Бэзил хорошо знал сестру. Анейра держала ее под строгим присмотром, как дракон, стерегущий принцессу в башне. Нет, не дракон — ледяная ящерица. Понимая, что мачехе не понравится, коли его тлетворное воздействие коснется её дитяти, Бэзил и сам нисколько не стремился к обществу малявки. О чем им было говорить друг с другом?..

Пока сестра была в отъезде, он редко вспоминал о ней, а когда это все же происходило, придумывал циничные объяснения их с ее матерью затянувшемуся путешествию — объяснения, в которые сам же по-настоящему не верил.

Сейчас он ощутил укор совести за недостойные мысли — весьма непривычное чувство! Сестра выглядела ужасно. Серое лицо, опухшие глаза — она лишилась даже той примитивной крестьянской миловидности, что отличала ее раньше. Должно быть, Офелия и впрямь серьезно болела. Он всегда находил ее толстоватой, но сейчас бедняжка расплылась еще больше — нездоровая рыхлая полнота, коснувшаяся шеи и щек.

— Разумеется, — любезно ответил он, хотя сейчас ему было совсем не до болтовни с малявкой. — Как твое здоровье, сестра? Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше.

— Они сказали вам, почему меня так долго не было в городе? Я имею в виду, правду? — Что-то еще изменилось в ней — взгляд. Прежде спокойный, как у дойной коровы, если такое сравнение применимо к незамужней особе благородного рода, сейчас он горел лихорадочным огнем, и Бэзил словно разглядел в нем отражение собственной тревоги.

— Я слышал, что вы с матерью отправились в паломничество, а вдали от дома ты заболела… — Подозрения снова оживали в нем, но на сей раз совсем не казались забавными.

— Я болела, потом. Но они отправили меня подальше отсюда, потому что не хотели, чтобы люди узнали, что у меня должен родиться ребенок. У меня есть малыш, братец, маленький мальчик, — Тень улыбки скользнула по бледным губам.

Никакие догадки не подготовили его к словам, которые сестра так уверенно бросила ему в лицо. Он опасливо покрутил головой — даже у стен есть уши! Повторил, как попугай: — Ребенок?.. Они все тут с ума посходили, что ли?

Ублюдки многих важных дам росли по окрестным деревням, как сорная трава, ненужное напоминание о маленьких грешках, чьи последствия пусть и падают на головы грядущих поколений, как вещала Священная Книга, но обычно обходят стороной главных грешников. Такими штучками не удивишь человека, знающего свет. Но Офелия… Она сама еще дитя, по крайней мере, так ему казалось.

А сестра все говорила, захлебываясь, словно ей не терпелось поделиться своим позором со всем миром, и даже не трудилась понизить голос. Пришлось взять ее за руку и втянуть в приемную, из которой только что вышел.

— Я убежала с молодым человеком! Матушка говорит, что я опозорила себя, и всю нашу семью, но они сами виноваты!.. Мы собирались пожениться, а они нам не дали, просто потому, что у его семьи нет денег.

— Самая весомая причина, чтобы не вступать в брак, дорогая сестрица, — ответил Бэзил механически. Мысли кружились в голове, как перепуганные канарейки в клетке.

— Он самый храбрый, самый благородный, и он спас мне жизнь, и Филипу тоже. Его отец не дворянин, зато мать — дворянка, из Древних. Матушка сказала, ни один порядочный человек на мне теперь не женится, но мне все равно не дают выйти за Ке… за него, а я и не пойду ни за кого другого. Но все равно, не важно, пусть только отдадут мне моего ребенка!