Блаженны алчущие

— Филип мне говорил, что вы впервые выезжаете. По-моему, вы отлично танцуете. Просто прекрасно. Но я в этом не разбираюсь. Танцы мне не даются… когда я пытаюсь выделывать эти па, то чувствую себя ужасно глупо.

Он и выглядел глупо — слишком серьезный, зажатый, неуклюжий. Но его спутница это едва замечала, в восторге от того, что танцует на настоящем балу с настоящим взрослым кавалером.

— Ну, вы — мужчина, вы умеете делать многое другое, это леди стыдно плохо танцевать. Например, вы умеете фехтовать. Филип говорит, что вы — лучший. Ну, после Филипа, конечно, он просто слишком скромен, чтобы сказать об этом, но папа говорит, что он у вас лучше всех.

— Так и есть.

— А на самом деле, не в Академии, лучший, конечно, дядя Оскар. Все так говорят, и это должно быть правдой — мне становится страшно, даже когда он просто на меня смотрит. А еще Филип рассказывал, что вы ужасно сильный.

— Это так. Боюсь, это мое единственное достоинство — коли считать это достоинством.

— Но вы отлично учитесь, Филип нам говорил. А я не очень способная. Вернее, совсем не способная, — Офелия сокрушенно покачала головой и даже сбилась с ритма. — Например, я плохо вышиваю.

— Я тоже.

Девушка расхохоталась так, словно ее кавалер сказал нечто ужасно остроумное. — Я очень рада, что вы так хорошо деретесь! — добавила она, став серьезной. — Отец говорит, что Филип должен будет отправиться на войну, когда закончит учиться, — не знаю, почему, ведь Бэзил никогда не воевал на этой ужасной войне — и я за него очень боюсь. Это очень хорошо, что вы такой сильный и хорошо фехтуете. Вы ведь тоже отправитесь на войну, когда выучитесь, правда? Вы его защитите.

— Я отдам ради этого жизнь, если потребуется.

Офелия доверчиво заглянула кавалеру в глаза — для этого ей пришлось запрокинуть голову. — Ведь с самым отважным и умелым воином может случиться беда, правда?

Низкий хрипловатый голос Кевина Грасса звучал твердо, почти торжественно. — Моя леди может на меня положиться. Пока я рядом, я этого не допущу. Даю вам слово.

Ночь…

Они вошли в летнюю ночь, сладкую и душную, во тьму, напоенную ароматом цветов. Теплый воздух ласкал кожу, как жидкий бархат.

Террасу заливал лимонный свет полной луны. Вокруг чернел сад. Ни ветерка…

Ступая по каменным плитам к краю террасы, где фигурные перила обвивала паутинка плюща, Фрэнк и Дениза держались за руки.

— Теперь ваш Филип точно не будет доволен.

— Это последнее, о чем я хочу сейчас думать. Посмотрите лучше, какая ночь!

Только что Дениза была само веселье, но вот она запрокинула голову к небу, и черты ее приняли выражение торжественное и отрешенное. Прикрыв веки, она замерла, изящная и недвижная, как статуэтка, уйдя в мир грез, и Фрэнк ни за какие блага на свете не стал бы ее пробуждать. Он никогда так остро не воспринимал красоту, как в эти мгновения, и охотно согласился бы простоять целую вечность, любуясь тонкой фигурой в потоке льющегося с неба серебра.

Глаза Денизы вдруг резко и широко распахнулись, заставив его сердце подпрыгнуть в груди — словно от испуга. Несколько долгих секунд она глядела на Фрэнка молча и пристально, а он смотрел на крошечные луны, мерцавшие в ее зрачках. Затем ее губы сложились в лукавую полуулыбку. — Почему бы вам меня не поцеловать?

Фрэнк повиновался без лишних слов.

Балы имеют обыкновение быстро заканчиваться. Но иные запоминаются надолго…

Праздник близился к концу. Уже медленнее исчезало вино из кувшинов, наполненных золотистым альталийским и сладким гранатово-красным мернским, уже заплетались у многих гостей ноги и языки, а иные дремали, положив головы на столы для игр. Те, кто имели на то желание и силы, отплясывали завершавший бал гавот.

Юную Офелию Картмор давно увезли домой. Покинул торжество и ее прославленный отец, его виновник, чтобы прямо с утра приступить к трудам во славу своей страны.

Филип Картмор продолжал предаваться беззаботному веселью. Но когда он, сопровождаемый своей неизменной широкоплечей тенью, собрался, наконец, искать Денизу, юношу обступили заботливые друзья, дабы сберечь ему время.

— На этот раз можешь благодарить за бдительность меня, — похвастался Карл. За его плечом маячил Гидеон, слишком возмущенный, чтобы говорить. — Ты видишь, что вытворяют бастард и твоя невеста?

Филип осмотрелся по сторонам. — Честно говоря, нет, не вижу.

— Еще бы! Ведь наша парочка снова встретилась и выскользнула на террасу — можно догадаться, зачем!

— Ты должен преподать ему урок! — выпалил молодой Берот. Скулы его ходили желваками, рука сердито хлопала по ножнам.

Филип оставался спокойным, лишь в глубине темных глаз появился нехороший блеск. Кевин Грасс внимательно смотрел на него, ожидая указаний.

— Это становится интересным, — процедил, в конце концов, Картмор, и знаком пригласив друзей следовать за собой, направился к двери, за которой недавно исчезли Дениза и Фрэнк.

Карл подозвал Пола и Жерода; вшестером, они прошли по залу под любопытные взгляды гостей, в том числе — других учеников Академии, которые знали, что за компанией Филипа Картмора лучше не следовать без приглашения.

Выйдя на террасу, молодые люди невольно остановились — на них смотрела луна. На несколько мгновений она охладила разгоряченные головы, заворожила потусторонней красотой. Здесь было ее царство, царство покоя. Светились отраженным призрачным светом мраморные перила, тень плюща вила по полу витиеватое кружево. Жаркую тишину нарушало лишь их дыхание да стрекот цикад. Вокруг — ни души.

….Беглецов обнаружил Филип Картмор, когда посмотрел в дальний конец длинной террасы. Два светлых силуэта вырисовывались на фоне ночного неба и древесных крон, затем — слились в один. Поцелуй. Это походило на иллюстрацию к чувствительному роману, на монохромную гравюру — черный, белый, светлые оттенки серого…

Филип немного постоял, любуясь картинкой, ведь — несмотря ни на что — это было красиво, а он умел ценить красоту. Затем быстро взглянул на своих спутников — чтобы оценить их реакции, и двинулся дальше. Остальные следовали за ним.

Они застали парочку врасплох. Дениза ахнула и отступила в сторону, Фрэнк Делион шагнул вперед, заслоняя ее, уверенно, с вызовом.

Движением руки Филип остановил рванувшего на новичка Грасса. — Вы замечательно смотритесь вместе, знаете? Под этой божественной луной…

— Ну что, попались? — Карл Мелеар улыбался, наслаждаясь ситуацией.

Дениза молчала, глядя на вновь прибывших широко распахнутыми глазами. Ее грудь бурно вздымалась, выдавая волнение.

— Что все это значит? — вымолвила она наконец.

— Хороший вопрос, — Скрестив руки на груди, Филип наблюдал за парочкой с недоброй усмешкой. Рядом с ним стоял Гидеон и буквально скрипел зубами от злости. Кевин сфокусировал взгляд на Фрэнке, всей своей фигурой демонстрируя готовность немедля броситься в атаку. Жерод, как всегда апатичный, не двигался потому, что не двигались его друзья, а Полли, расстроенный и обеспокоенный всем происходящим, держался на заднем плане.

Фрэнк сделал еще шаг по направлению к группе. — Я не боюсь ни вас, ни ваших столь преданных товарищей.

— Какая отвага! Можно подумать, я какое-то чудище. Вот Кевина можно испугаться, он злой и очень сильный. А я — человек мягкий, снисходительный и веселый, это любой скажет.

— Мы все тут веселые! — радостно воскликнул Карл. — И хотим повеселиться! Прямо сейчас!

— Я думаю, вам лучше отойти, — сказал Фрэнк Денизе. Она могла только молча смотреть на него.

Филип согласился с ним: — Правильно рассуждаете. Кевин.

Грасс вышел вперед, осторожно, но крепко взял девушку за запястье и оттащил за спины остальных. Ее попытки к сопротивлению задержали его не больше, чем сделал бы писк комара.

Их снова обволокла ночная тишина, но сейчас никто не слушал нарушавших ее цикад и не любовался луной. Было только биение крови в висках, напряженные мускулы, дуэль взглядов. Самыми спокойными казались главные герои представления — Фрэнк и Филип. Делион невозмутимо ожидал развития событий, его противник носил маску равнодушия, даже скуки.