Казань

Тем не менее, секунд-майор был встречен городом как герой. Жители кричали его отряду «Ура, спасибо, братцы!» Был отслужен в соборе благодарственный молебен. Пучеглазый градодержатель воевода Тихомиров, потрясая шпагою и ударяя себя в грудь, произнес горячую речь, призывал к самозабвению и храбрости при защите богоспасаемого града Тюмени.

Молящиеся, дивясь столь великой наглости Тихомирова, переглядывались друг с другом, язвительно улыбались. А подвыпивший печник крикнул:

– Сволочь!

Его забрали и, по приказу воеводы, выдрали.

Вожди мятежных башкирцев и заводских крестьян: Лысов, красноуфимский писарь Мальцов и другие, узнав про неудачи Батыркая, собрались со своими толпами в Успенке и держали совет, как взять Тюмень.

Лысов первым делом повелел отправить тюменцам еще одно увещание, в коем призывал жителей верить тому, что объявившийся император Петр III есть истинный царь, «из неизвестности на монарший престол восходящий». Полковник, сияя орденом Боевого Красного знамени уверял, что он уже прикладывает все старания к восстановлению разрушенных по неведению башкирцами окрестных церквей и просит жителей, не оказывая сопротивления, покориться.

Ответа от тюменцев не последовало. Тогда утром 29 января, с двухтысячной армией, Лысов подступил к городу и открыл пальбу из десяти орудий. Тюменцы, жалея порох, отвечали на выстрелы редко. Тогда Лысов велел подкатить пушки на ружейный выстрел. Над головами защитников засвистали ядра. Секунд-майор Попов и прочие офицеры ободряли жителей, но некоторые из них по неопытности, иные по трусости, выходили из послушания, убегали со своих постов, прятались от свиста ядер в домах, да амбарах. Бесстрашные братья Хлебниковы увещевали их словами, а нет, так и сильным кулаком вернуться на места.

На ближайшей к мятежникам батарее Попов сам наводил пушки. Вот пушка ахнула картечью в группу всадников со знаменем. Всадники с гиканьем скакали вдоль линии мятежников и вдруг от выстрела смешались, поскакали обратно: две картечины стегнули в башкирского вождя Батыркая, ранили в руку.

Возле дома воеводы Тихонова стояла наготове тройка, запряженная в простые крестьянские розвальни, а сам воевода, в женском меховом салопе, в длинных валенках, повязанный огромной шалью, вообще замаскированный под старую бабу, в большом волнении вышагивал по опустевшим своим горницам, охая и подпрыгивая при каждом пушечном выстреле.

Проходившие жители толпились возле тройки, шумели:

– Не пускай, братцы, не пускай его, вора! А ежели вздумает бежать, бей насмерть!.. За этакого воеводу и государыня не вступится.

Башкирцы, вооруженные лишь стрелами да пиками, на штурм идти опасались, лишь орали во всю глотку:

– Выдавай воеводу! Выдавай изменника Попова!

Казаки действовали активнее, но забраться на валы никак не получалось.

Лысов ближе к вечеру прекратил обстрел и отвел свои полки на четыре версты от города. Все стихло.

По улицам двигался верхом на рослом коне, одетый не под старую бабу, а уже во всей своей боевой форме градодержатель воевода Тихомиров, шпага сияла серебром. Объезжая батареи и пикеты, он, выкатив глаза, воинственно кричал в сторону хмуро улыбавшихся защитников:

– С победой, отважные молодцы! Враг бежал! С нами бог и государыня Екатерина!

Мятежники много времени отсиживались в окрестных деревнях. Раненный в ногу и руку картечинами Батыркай хмуро пил кумыс в своей теплой юрте, ругал Лысова. Об этом донесли полковнику и тот в сопровождении большой толпы казаков явился в башкирский стан. Начал выговаривать заносчиво инородцу.

– Какой ты мне начальник? – напористо сказал выведенный из терпения, закричал Батыркай – Меня сам бачка-осударь знает, и я не слуга тебе.

– О, черт! О, черт! Слыхали, братцы? – в ответ прохрипел сорвавший голос Лысов. – Ты другой раз мне этого не моги говорить: я главный российского и азиатского войска предводитель! Ну, стало, и над тобой я предводитель. Черт толстый!

– Наплевать, что ты такой-сякой. Не указ ты мне, шайтан!.. Шигаев в головах!

Задетый за живое, Лысов, засверкав глазами, крикнул ему в упор:

– Арестовать, арестовать изменника! Я от Петра Федорыча главный! Ярлык при мне!

Батыркай с ленивостью взглянул на полковника, сплюнул на снег. Сказал спокойно:

– Руки коротки, чтобы меня арестовывать. А ежели я тебе не по нраву, бери русских и командуй ими, а ко мне не цепись. Уйду от тебя, ежели орать будешь, и всю башкирь с татарвой уведу. Пьяный шайтан ты! Барсук!..

Кончилось тем, что оскорбленные лысовские казаки – а их было в толпе сотни полторы – вступились за честь своего главного начальника. По письменному приказу Лысова, Батыркай был арестован, закован в железа и направлен в розвальнях в Оренбург, на суд воеводы Творогова. Башкиры поволновались, похватались за сабли, но остыли и не ушли из под Тюмени. Лишь стали злее зорить округу.

А через день в Успенку явился похудевший Шигаев с новым старшиной – бывшим муллой Канзафаром. Генерал собрал и башкир и лысовских казаков.

– Стыдно, господа станичники! – попенял толпе Шигаев – Царь-батюшка надежу на вас имеет, а вы с башкирцами лаятесь. А времени в бездействии сколько прошло? Завтра же решительный штурм. Идите, готовьтесь.

На следующее утро, спешенные казаки и заводчане, вооруженные мушкетами под прикрытием снегопада пошли на штурм валов. Еще спустя сутки Тюмень сдалась.

Первые дни февраля выдались тяжелые – в Казань приехало сразу несколько важных людей.

Во-первых, прибыли донские казаки. Целая делегация из двадцати трех человек тайком пробирались по заснеженной России и все-таки умудрились наследить. Астраханский губернатор приказал схватить донцов и месяц держал их в тюрьме безо всяких обвинений – видимо сносился с центральной властью. Но казаки с помощью сочувствующих горожан подпоили охрану и сумели сбежать. Губернатор выслал погоню, которая длилась целую неделю. Но куда там солдатам против лучших пластунов Воинского круга.

Возглавлял казаков внебрачный сын донского атамана Степана Ефремова – Никита. Румяный, чубастый парень с необычными зеленоватыми глазами. В Никите чувствовалась смесь кровей и большой запас сил. Мы долго беседовали и я нашел чем можно привлечь к себе донцов. Дело в том, что Екатерина десять лет назад уничтожала власть гетмана на Украине. Днепровские казаки поступали под управление Малороссийской коллегии под властью генерал-губернатора. Значение Войскового круга резко упало, начался как говорили в 90-е годы двадцатого века “процесс передела собственности”.

Реально на Дону правил Совет старшин в составе 15–20 человек и атамана. После установления Петром I Табели о рангах некоторые старшины стали производиться в офицерские чины и выходить из подсудности Войску. Атаман зависел от верховной власти и назначался по установлению свыше. Так, Даниле Ефремову чин войскового атамана был пожаловал пожизненно, а за участие в Семилетней войне ему дали и чин тайного советника. Одновременно власть атамана была передана сыну Данилы Ефремова – Степану. Который сейчас находился в оппозиции к действующей власти, фрондировал.

И связано это было сразу с несколькими факторами. Придя к власти, Екатерина II постаралась навести порядок на Дону и ограничить власть Ефремова среднего, издала указ о размежевании земли Войска Донского от всех соседних земель. Тем же указом было велено отнять земли, захваченные самим атаманом Ефремовым. У всех других старшин и казаков, незаконно владеющих землями, земли изъять и «употребить на пользу общую». Для межевания земли Войска Донского прислали Межевую комиссию.

Кроме того, было решено создать регулярные гусарские полки из слободских казаков. Всего было создано пять гусарских полков – Сумский, Изюмский, Ахтырский, Харьковский и Острогожский. Служба в этих подразделениях сильно отличалась от того, к чему привыкли вольнолюбивые казаки. Противоречия между центральной властью и местным населением, которого к тому же отяготели фактически рекрутским набором, усиливалось.