Казань

Я на бегу распорядился о беглецах и в сопровождении своего привычного конвоя поскакал к Георгиевской церкви.

Опять огибая крепость по нижегородским улочкам я почувствовал изменения. Облака дыма заслоняли солнце, и на город опустился тревожный сумрак. Дышать гарью было неприятно. После полудня поднялся ветерок и для защитников крепости ситуация осложнилась ибо дул он со стороны Волги. Но и горожанам стало хуже. Пепел равномерно оседал на жилой застройке за пределами крепостной стены.

Когда я подъезжал к первой позиции я услышал пушечные выстрелы и небо над крышами домов поочередно прочертили шесть дымных трасс от горящих смоляных бочек.

«Что за…! Кто приказал!» – подумал я и пришпорил коня.

На батарее царила деловитая суета. Единороги в волокушах стояли уже почти не прикрываясь церковью и их стволы были направлены левее, чем раньше, что давало накрытие на верхнюю часть крепостного периметра.

К пушкам уже тащили четыре горящих смоляных бомбы. Командир батареи капитан Алексей Темнев, из заводских мастеровых пришедших с Хлопушей, командовал заряжанием и меня не видел. Останавливать я уже не успевал, да и смысла не было. Первоначальный план по сжиганию исключительно нижней части крепости пошел прахом. Приходилось признать, что гореть будет все. И тут уж несколько зажигательных снарядов ничего не изменят. Но откуда заряды? Все же утром выпалили. Надо было этими ненадежными средствами гарантированно добиться результата. Оставлять на потом ничего не планировали.

Наконец процесс заряжания закончили. Подносчики, и что удивительно бомбардиры тоже, отбежали назад. У пушек остался только Темнев. Он сам последовательно выпалил из каждой по очереди и развернулся в нашу сторону.

Я спешился и подошел к нему.

– Ваше Величество! – вытянулся Темнев. Я не дал ему начать доклад прямым вопросом:

– Откель новые снаряды?

– А это к нам на батарею мужички нижегородские подвезли в подарок. Очень просили пожечь барей. Ну я и приказал новые заряды изготовить. По мере готовности снарядов ведем беспокоящий огонь по супротивнику.

Кругом сплошная инициатива, и народное творчество! Никакой дисциплины и порядка.

– Ну и как? Беспокоятся?

– А то ж! – Заулыбался капитан. – На пороховой башне белый флаг выкинули, кричали что готовы сдаться. Я повелел лестницы сколачивать. Скоро должны притащить.

– А чего же ты сам палишь?

Капитан замялся.

– Да это… На второй батарее пушку то разорвало и мои бояться стали. Оне же все заводские. Стрелять то я их научил, а вот в настоящем бою ещё ни разу не были. Вот я и сам палю.

Мда. Артиллерист хороший, а вот воспитатель и офицер хреновый. Тоже учить и учить ещё.

– Слушай меня, капитан, внимательно. Ты в том самом первом бою тоже за них стрелять будешь? Ты думаешь там им не страшно будет? Ты командир или кто? Твой приказ должны бегом выполнять, не рассуждая. А трусов ты сам должен расстрелять перед строем, что бы других от страха вылечить. Так что я тобой недоволен. Учти это.

Раздраженный я поднялся на колокольню церкви. С неё видно было хуже чем с шара, но тем не менее лучше чем с земли. С Пороховой башни действительно свисала белая тряпка и из бойниц кто-то махал руками. А за башней не видно было уже ничего. Клубы дыма скрывали даже стены Спасского собора. Лишь иногда в разрывах блестели его купола.

К капитулировавшей башне мои солдатики тащили две лестницы, сколоченных из того что под руку попалось. Тащили не по прямой, а вдоль стены, со стороны Герогиевской башни. Та уже давно пылала и опасаться стрельбы из неё не стоило. А вот Дмитровская башня внушала опасение и бойцы старательно от неё укрывались.

Лестницы прислонили к стене рядышком с Пороховой и по ней сразу же начали спускаться беженцы. Было их много, и я четко разглядел женские и детские фигурки. Спустившихся мои солдаты направляли той же дорогой вдоль стены в сторону Георгиевской башни. И правильно сделали. С Дмитровской, вдоль стены, начали бить три орудия. Насколько они были эффективны мне было не видно. Но беглецы очень засуетились и, как это и бывает в спешке стали совершать ошибки. Кто то сорвался с лестницы и падая увлек за собой фигурку в развивающемся платье. Оба упавших остались лежать неподвижно, и солдаты оттащили их в сторону. Мне даже сердце защемило. Как же это глупо вышло!

Целый час по двум лесенкам лезли люди, а за стеной видимо шел бой. Потому что по лестнице стали спускать явно раненых людей. И вдруг земля содрогнулась так что я схватился за оконный откос, а за моей спиной тревожно затренькали маленькие колокола звонницы.

С рокочущим грохотом вся верхняя часть башни разлетелась на куски и взлетела в небо. Выше дымовой тучи, накрывшей крепость. Взрывная волна больно ударила по ушам, а чуть позже по крыше колокольни забарабанили обломки. Когда дым рассеялся я увидел что Пороховая стала вдвое ниже. Вокруг неё лежали люди вперемешку с кусками кирпичной кладки. Горело все, что могло гореть. Сыпался пепел, кричали люди. Куда-то брел мужчина в белом полушубке, испачканном чем-то красным. Я присмотрелся… Бог ты мой, у него не было руки! Обрубок пятнал шубку кровью.

Я перевел взгляд на крепость. Она пылала. Так же как и вся Россия.

Конец 2-й книги.