Страница 51 из 85
Целый вечер просидела Каролин в доме у своей будущей свекрови. Она внимательно выслушала все назидания Валентины по укрощению бывшего офицера, бывшего строителя, бывшего механика, бывшего кровельщика и удалого дальнобойщика.
Домой Каролин ушла поздно. Она и Валентина остались довольны собой и беседой.
***
Да, Каролин выросла в детском доме, но она не была сиротой. Ее папа, Жос Де Веер, был веселым простодушным пареньком родом из глухой деревни. Образования, даже законченного начального, у него не было. В юности захотелось ему перемен, и подался он на шахты Лимбурга.
При создании Королевства Бельгия в 1830 году восточные земли Фландрии были объединены в одну большую провинцию под названием Лимбург. Эта провинция отличалась богатством земельных угодий. Издревле лимбуржцы слыли специалистами по разведению картофеля и умельцами в сельском хозяйстве. Травы для скота было здесь вдоволь, и зерновые давали хороший урожай. Впрочем, для экономики провинции были значимы не столько крестьянские хозяйства, сколько шахты по добыче угля, в которых часто случались обвалы и гибли люди.
Однако, гибель шахтеров на пороге Второй мировой войны общественность страны мало волновала, страна переживала время экономического кризиса, люди голодали и ценили любую возможность заработать хоть какие-то деньги.
Народ самой восточной провинции Фландрии отличался трудолюбием и жизнерадостным характером. Жители этих земель говорили певуче, растягивая слова, как мелодию песни.
– Отойди-и-и от меня-я- а, ты делаешь меня-я-а горя-я-ячей! – нараспев говорили женщины полюбившемуся мужчине, и сердце крестьянина таяло в груди от такого откровенного признания в любви.
Лимбуржцы отличались не только веселым нравом, но и пресловутой скупостью, и расчетливостью. Если в дом приходил гость из Лимбурга, то хозяева знали, что накормить его будет нелегко. Перед тем как отправиться в гости, нормальный лимбуржец держал голодный пост, чтобы у хозяев застолья было хорошее настроение. Голодному человеку хоть варенье на сало намажь – всё будет вкусно, и хозяевам хорошо, что еда не пропала даром. Так считали в Лимбурге.
Жос Де Веер был провинциальным парнем, которому надоело за краюху хлеба и кружку молока работать на хозяина большого крестьянского угодья, где с утра до заката трудились его родители, и подался на шахты, чтобы подержать в руках хотя бы пару центов, а если повезет, то и несколько франков.
– Ох, сынок, работать под землей – это не для крестьянина. Там, под землей – тьма беспросветная, тьма-тьмущая. Лучше уж коровам хвосты крутить, чем в горе на брюхе ящеркой ползать. Посмотри вокруг. Красота! Поля! Леса! А там и солнца не увидишь, и сам, как угольная головешка, станешь, а тогда какая приличная девушка на тебя посмотрит? А здесь, ты у себя дома, тебе и говно – навоз! Да и какое молоко без коровьих лепешек бывает? А? Деньжат поднакопим и земельку купим …
Такими словами пытался удержать Жоса его отец. Но Жос хоть и послушным был пареньком, но очень упрямым.
– Папа, авось, заработаю себе на штаны, а то заплатка на заплатке наворочена, приоденусь и женюсь. Глядишь, и к вам с матерью жить переберусь, – попытался успокоить Жос отца, собирая свои скудные пожитки. Поцеловав мамашу, он зашагал по каменистой дороге в сторону угольных шахт.
На шахте Жос жил в бараках, где ютилось по двадцать человек в одном помещении. Однажды, его напарник Жан, у которого были дом и жена, пригласил юношу к себе на постой. Жос платил за гостеприимство половиной своей зарплаты. Дружба между Жосом и Жаном крепла. Через несколько месяцев шахтерского труда Жос смог прилично одеться и подумывал навестить своих родителей, но началась война. Первым рекрутировали Жана. После его ухода его жена готовила обеды только для Жоса.
Война все никак не заканчивалась, и Жан все никак не приходил домой, к своей супруге. Однажды, после обеда жена Жана повела сытого юношу в маленькую спальню. Сначала она раздела Жоса до трусов. К такому обращению юноша не был приучен, но ему это понравилось. Потом женщина стала медленно раздеваться сама, бросая свое белье, пахнувшее цветочными духами, прямо в лицо молодого человека. Затем она села на пол между его ногами пыхтящего мужчины и грудью прижалась к его животу. Жос не знал, что ему нужно делать, но он не знал и того, что ему делать совсем не нужно. Он подумал, что, может быть, ему следует в этот момент что-то сказать, но тут же передумал и молчал. Так и сидел он голый на кровати друга и выглядел несчастным.
Женщина вопросительно посмотрела на Жоса и, глядя ему прямо в глаза, сильным движением руки опрокинула парня спиной на кровать. Что произошло в следующие десять минут, никто так и не узнает, но на другой день жена друга попросила за обед двойную оплату. Через несколько месяцев Жос тоже ушел на войну. Его отправили на немецкий фронт, и на следующий день все о нем забыли.
Когда Жос, повоевав и отработав на фабрике под Дюссельдорфом, вернулся в шахтерский поселок героем. Когда он узнал, что супруга Жана горюет о пропавшем без вести супруге, то решил навестил дом друга. Снаружи дом выглядел убого, а внутри пахло чем-то кислым от давно немытой посуды, и мухи роились под закопченным потолком. Увидев гостья, жена Жана спешно вытерла о грязный фартук руки и ввела гостя в дом.
Жос распил с хозяйкой дома принесенную им в подарок бутылку шнапса. После трех стаканов немецкого шнапса бывшая любовница рассказала, что она родила от него девочку и скрыла свой позор в детском доме. На прощание она попросила у Жоса денег, чтобы было чем оплатить ремонт дома. Жос отдал ей всё, что имел при себе.
Де Веер нашел детский дом, где воспитывалась его дочь. Этот благотворительное заведение находилось на территории женского монастыря. Его дочку звали Каролин, но девочку ему не отдавали, потому что Жос еще не был женат, и у него не было стабильного заработка. Недолго думая, Жос купил в кредит землю и основал небольшое крестьянское хозяйство, а потом он серьезно задумался о женитьбе.
Никто из знакомых и незнакомых в округе дам не хотел выходить за него замуж. Вид у него был неухоженный, содержать дом в порядке он не умел, и его хозяйство не отличалось прибыльностью. Жос был груб в обхождении с дамами, а его деревенская любезность расценивалась ими, как признак глупости. Через три года за Жоса вышла замуж одна пожилая цыганка. Цыганка не требовала многого и была готова разделить с Жосом его скромный образ жизни.
Имея свидетельство о браке и доказательство наличия заработка, мужчина запряг свою лошадку в тележку и покатил в сиротский приют. Его жена-цыганка украсила тележку бумажными цветочками. Она осталась дома, чтобы к возвращению мужа с дочерью приготовить жареную курицу.
Жос сидел в приемной женского монастыря, где и находился детский дом, и ему очень не терпелось поскорее обнять свою дочку, но время шло, а девочка не приходила. Терпением его бог не обделил, поэтому мужчина расположился удобнее на скамейке в зале монастыря и приготовился ждать Каролин хоть до завтрашнего утра. Только Жос собрался подкрепиться сваренными вкрутую домашними яйцами, как двери в коридор со скрипом отворились, и в их проеме показалась нескладная тощая девочка.
– Каролин, я твой папа. Я пришел за тобой. Теперь я женат, и мы можем жить вместе.
В противовес его ожиданиям Каролин не обняла отца, она даже шагу не сделала по направлению к нему, а, прижавшись спиной к холодной стене, исподлобья разглядывала крестьянина с яйцом в руке, который был ее… папой.
– Ты не бойся меня. Я добрый, и у меня есть маленький домик, корова и лошадь. Вот и курочки яйца стали нести, – пробовал Жос найти подход к дочери, но под ее холодным взглядом его энтузиазм подувял.
В отчаянии завоевать доверие Каролин, Жос протянул своему семилетнему ребенку яйцо, только что очищенное от скорлупы. Лучше бы он этого не делал, потому что девочка, посмотрев на яйцо, зло посмотрела на родного отца и выскочила прочь. Чуть позже к Жосу вышла директор детского дома, пожилая монахиня, утомленная заботами о сиротах, и попросила его больше никогда не беспокоить Каролин своими визитами.