Страница 20 из 46
«В Бакуриани снова я. Так надо…»
В Бакуриани снова я. Так надо,как это было надо год назад.Деревья смотрят добро и мохнато,и крошечные лыжники скользят.Бездумная младенческая негав стране снегов и белых-белых тайн.Наверно, снег идет отсюда в небои облаками делается там.Я не один теперь. Мы здесь вдвоем,два беглеца от суеты долины,и, как снежинки, мы неразделимы,на склоне этом горном снеговом.Нас радует простая здравость лыж,биточков со сметаной и боржома.Здесь нет друзей, но нет враждебных лиц,не надо с кем-то спорить и бороться.Но этого-то мне недостает.Не все же суета внизу, в долине.Конечно, воздух там совсем не тот,но там борьба великая идет,и от нее себя мы отдалили.Выдумываем яблочный режим,но знаем все же неопровержимо,что от режима этого сбежим,а в этом прелесть всякого режима.И путь, наверно, у меня один.Я знаю – будет сложным он и длинным:всю жизнь бежать к вершинам от долини возвращаться от вершин к долинам.16 февраля, БакурианиЛуковый суп
«Как, вы луковый суп не едали?Значит, Франции вы не видали.Собирайтесь, мосье, идем!»Ах, от запахов ноги подкашиваются!И парижский рынок покачиваетсяперегруженным кораблем.Обожаю все рынки Вселеннойкак художник и как едок.В алых тушах! В кореньях! В соленьях!Ну, а это не рынок — чертог!Груда устриц лежит,из моря только-только.«Любит устрицы Брижитт —потому и тоненькая!»«Артишоки! Артишоки!Помогают от изжоги!»Предлагает негр кокосы,как раскалывать, толкует,ну, а бывшие кокоткибодро спаржею торгуют.И над пестрыми рядами,над грядой омаров сонных,над разинутыми ртамирыб, Парижем потрясенных,этот суп царит в дыму!Не суп, а благовоние!Собираются к нему,как на богомолие!Вот он, луковый, лукавый,фыркает, томится.Это лучшее лекарство!Ну-ка, дайте миску!Ай да лук! Ай да лук!Всю усталость снял он вдруг.И сейчас бы шире круг,да каблуком о каблук!Только неудобно —все-таки не дома.Улыбаясь улыбкой широкой —мол, не кушанье, просто ах! —налегают на суп шоферы,и расклейщик афиш, и монах.Все свежеет — мускулы, мысли.Ну-ка, брат, еще — не срамись!Погляди, как вторую мискупоглощает английская мисс.Погляди-ка, какие цацы,ну, пожалуй, тоньше мизинца,подобрав свои платья по-царски,вылезают из лимузина.К супу луковому строптивоприезжают они, уставот наскучившего стриптизаи от всяческих светских забав.И промасленные пролетариина условные эти талии,не скрывая усмешки, глядят…Ну да черт с ними — пусть едят!И сказал мне попутчик мой фразу(а на фразы такие он скуп):«Изменяется все во Франции, остается лишь луковый суп!»Его ели в тавернах портовыхи крестьяне, присев на земле.Он стекал по усищам Портосаи по усикам Ришелье.Наворачивал Генрих Наваррскийиз серебряных гентских посудэтот, правда, не слишком наваристый,но такой удивительный суп!Он всегда был кушаньем первым,неподвластный годам и векам.Мужики его ели и пэры,но на пользу он шел — мужикам!Над тиарами и тиранами,кавалерами на конях,над красивыми их тирадамипохохатывал суп в котлах!Поправляю ту горькую фразу.Выношу поправку на суд:«Остается народ во Франции!Но, конечно, и… луковый суп!»16 февраля 1961, БакурианиИзваяния в джунглях
Вся изваяна из ночи и молчанья,лиловато отливая и лоснясь,отчужденными пустынными очамисмотрит каменная женщина на нас.Но с плечами ослепительно нагими,в наготе своей так девственно чиста,к нам идет навстречу черная богиня,величавей и прекраснее, чем та.Я не знаю, говорить с ней по-каковски.С языком богинь я как-то незнаком.Ее груди тяжелы, как два кокоса,что наполнены прохладным молоком.Ее зубы словно струйка каучука,что белеет на коричневой коре,а на шее, чуть подрагивая чутко,из клыков блестящих светится колье.Я прошу вас, мисс богиня, по-хорошему:вы примите меня в джунгли, словно в храм.Буду бить по небосводу я ладошами,превратив его в грохочущий тамтам!Но идет она так быстро, хоть и медленно.Распрямляется за нею в травах след.И, как прежде, в джунглях делается мертвенно.Я ищу ее, но нет ее и нет…Я ищу ее, листвою поглощенную,но смеется надо мною пустота.Вдруг богиня эта, в камень превращенная,вырастает в полумраке, словно та.Быть опять живой ее прошу я очень,но в ответ – высокомерье тишины,и пустынны эти каменные очи,эти каменные руки холодны.17 февраля 1961, Гана – Бакуриани