Страница 15 из 46
Муська
Ах, Муська, Муськас конфетной фабрики!Под вечер – музыка,бокалы, бабники…Блатные с Лаврского,блатные с Троицкогосмотрели ласково:«К вам как пристроиться?»Юнец, иконочкизагнав туристу,в кафе икорочкией брал зернистой.Командировочныеей губы муслили:«А ну-ка, Мусенька!Станцуем, Мусенька!»Ах, эти сволочис их улыбками,с такси и с водочкой,с руками липкими,с хрустеньем денеги треском карт,с восторгом: «Детка,ты чудный кадр!»И вдруг он, верящий,большой и добрый.Какой-то бережный,как будто доктор.Он в рыбном учится.Он любит Глюка.Он, в общем, умница,но с Муськой – глупый.Как льдинку хрупкую,весь угловатый,хотел он рукупоцеловать ей.Та чуть не плакала,что счастье выпало,а руку прятала:там якорь выколот.Вбежала Муська,упала сразу,а в сердце – мукаи сладость, сладость.У Муськи в комнаткерядком устроилисьна стенке комикис Лолитой Торрес.Рыдает Муськалегко, открыто.Смеется Муська:«Живем, Лолита!»1960«Нигилист»
Носил он брюки узкие,читал Хемингуэя.«Вкусы, брат, нерусские…» —внушал отец, мрачнея.Спорил он горласто,споров не пугался.Низвергал Герасимова,утверждал Пикассо.Огорчал он родственников,честных производственников,вечно споря с нимивкусами такими.Поучали родственники:«За модой не гонись!»Сокрушались родственники:«Наш-то – нигилист!»На север с биофаковцамиуехал он на лето.У парня биографияоборвалась нелепо.Могила есть простаясреди гранитных глыб.Товарища спасая,«нигилист» погиб.Его дневник прочел я.Он светел был и чист.Не понял я: при чем тутпрозванье «нигилист».1960Парижские девочки
Какие девочки в Париже, черт возьми!И черт — он с удовольствием их взял бы!Они так ослепительны, как залпысредь фейерверка уличной войны.Война за то, чтоб, царственно курсируя,всем телом ощущать, как ты царишь.Война за то, чтоб самой быть красивою,за то, чтоб стать «мадмуазель Париж»!Вон та — та, с голубыми волосами,в ковбойских брючках, там, на мостовой!В окно автобуса по пояс вылезаем,да так, что гид качает головой.Стиляжек наших платья — дилетантские.Тут черт-те что! Тут все наоборот!И кое-кто из членов делегации,про «бдительность» забыв, разинул рот.Покачивая мастерски боками,они плывут, загадочны, как Будды,и, будто бы соломинки в бокалах,стоят в прозрачных телефонных будках.Вон та идет — на голове папаха.Из-под папахи чуб лилово рыж.Откуда эта? Кто ее папаша?Ее папаша — это сам Париж.Но что это за женщина вон тампо замершему движется Монмартру?Всей Франции она не по карману.Эй, улицы, — понятно это вам?!Ты, не считаясь ни чуть-чуть с границами,идешь Парижем, ставшая судьбой,с глазами красноярскими гранитнымии шрамом, чуть заметным над губой.Вся строгая, идешь средь гама яркого,и, если бы я был сейчас Париж,тебе я, как Парис, поднес бы яблоко,хотя я, к сожаленью, не Парис.Какие девочки в Париже — ай-ай-ай!Какие девочки в Париже — просто жарко!Но ты не хмурься на меня и знай:ты – лучшая в Париже парижанка!1960Верлен
Мне гид цитирует Верлена,Париж рукою обводя,так умиленно, так елейнопод шелест легкого дождя.И эти строки невозвратножурчат, как звездная вода…«Мосье, ну как, звучит приятно?»Киваю я: «Приятно… Да…»Плохая память у Парижа,и, как сам бог теперь велел,у буржуа на полках книжныхстоит веленевый Верлен.Приятно, да? Но я припас вамне вашу память, а свою.Был вам большая неприятностьВерлен. Я вас не узнаю.Он не укладывался в рамкиблагочестиво лживых фраз,а он прикладывался к рюмкеи был безнравственным для вас.Сужу об этом слишком быстро?Кривитесь вы… Приятно, да?Убило медленным убийствомего все это, господа.Его убило все, что билонасмешками из-за угла,все, что моралью вашей было,испепеляющей дотла.От всех трагедий, обыватели,вы заслонились животом.Вы всех поэтов убиваете,чтобы цитировать потом!1960