Страница 78 из 80
4
Самур очнулся.
Тишина. Хозяина уже не было. И тех хлопотливых, которых смутно разглядел он возле себя, тоже не было. Только чужой запах остался. И запах крови.
Овчар осторожно повернулся, и сразу вспыхнула боль. Он ухитрился достать рану языком и, поминутно отдыхая от слабости, зализал ее. Потом тихо пополз, волоча ногу, в ту сторону, где стоял шалаш. Мимо двух неподвижных, наказанных им - без стона и рычания. Мимо камней, с которых прыгнул. Через ручеек - прямо к шалашу. И там улегся, отдыхая.
Костер прогорел, мясо сварилось и остыло. Только хозяевам шалаша теперь варево ни к чему. Отъелись.
Самур лапой свалил с сошек ведро, полакал теплого бульона. Стало легче. И он уснул. Его разбудил прыткий шакал. Овчар поднял губы, прорычал нечто вроде "брысь!". Тощий санитар поджал хвостик и улизнул.
Шестипалый съел все мясо, еще полизал свою раненую ногу и в сгустившейся темноте, опасаясь оставаться дольше в этом месте, отполз по ручью повыше и залег в кустах недалеко от снежника, где хранилось запрятанное браконьерами мясо.
По крайней мере, здесь он не умрет от голода.
Чутким ухом сквозь болезненную дрему слышал он, как ночью прогудел над долиной вертолет, и потом до самого утра в лесу было тихо.
А утром до него донесся перестук копыт, лошадиный храп, голоса людей, но овчар только плотнее лег на землю и не убежал из своих кустов. Сквозь густую заросль ожины он видел, как принесли к шалашу того, что в резиновых сапогах, и положили, укрыв с головой. И второго принесли и что-то делали с ним, а он орал от боли и проклинал всех докторов разными нехорошими словами. Оказывается, выжил.
Сына лесника среди этих не оказалось, запах принес Самуру информацию только о чужих. Приехали два туриста-литовца и Александр Сергеевич, а с ними работники уголовного розыска, все верхами.
Браконьер, оставшийся в живых, но сильно искусанный, так толком и не мог рассказать, кто порвал его и доконал Матушенко. Из всех людей, кто побывал у шалаша, догадывался о роли Самура один Александр Сергеевич. Но он помалкивал. Чего зря говорить. Вот на следствии... А офицер милиции резко сказал браконьеру:
- Вы даже волкам осточертели, подлецы, даже они вас не терпят в лесу... И поделом!
Вскоре лесники и милиция уехали, захватив с собой раненого и того, кто стрелял в хозяина, а Сергеич повел литовцев на приют, где команда Саши Молчанова все еще ждала своего инструктора. Шел он молча, склонив голову на грудь.
Он боялся, что Егор Иванович не выживет.
5
За все время, пока несли раненого через лес по плохой тропе вдоль берега Сочинки, от него не услышали ни одного слова. Вероятно, Молчанов был без сознания или слишком ослаб. Саша поминутно засматривал ему в лицо такое неузнаваемое, прозрачно-белое, с желтизной лицо, как будто чужое. Глаза ввалились, черные густые брови закрыли глазницы.
Примерно на половине дороги Сергеич подозвал к себе отыскавшегося туриста, который топал сзади, критически осмотрел его рваную одежду и тихо сказал:
- Ты, шустрый, давай вперед. На кордоне, само собой, скажешь, что несем Молчанова, запомни: лесника, Егора Ивановича. Пускай по-быстрому вызывают вертолет с доктором, понятно? У них рация есть. Повтори.
- Вертолет Молчанову, - сказал парень.
- Тяжело небось? - Сергеич глазами показал на винтовки. Парень нес три ружья, вспотел.
- Ничо! - Турист храбрился, конечно. Он измотался по лесам, но еще сохранил молодую самоуверенность. Ему все нипочем. Однако Сергеич взял у него карабин, и парень с винтовкой на каждом плече помчался вперед. Еще раз заблудиться он не мог - тропа все время шла вдоль реки.
Несли раненого без передышки, только местами менялись, когда немели плечи. Осторожно несли, молчали. И раненый не подавал голоса.
В километре от кордона их встретили и сменили. Старший шепотом сказал:
- Рваный хлопец от вас прибежал. Вертолет мы вызвали... Кто его? перевел взгляд на носилки.
- Кто же еще... Охотнички до мяса.
Когда пришли к дому, ободранный турист крепко спал. Его не будили. Носилки оставили во дворе, чтобы лишний раз не беспокоить Молчанова. Стемнело. Вокруг ходили тихо, говорили шепотом. Саша сидел рядом с отцом, опустошенный, немой от горя.
Уже ночью загрохотало в небе. Зажгли три костра на поляне. И тут Егор Иванович довольно внятно сказал:
- Не оставляй мать... Каково ей... Воды мне, сынок...
Саша закусил губы и с готовностью кинулся за водой. Но Сергеич воды не дал, только мокрой тряпкой вытер раненому усы и губы. Нельзя воду, когда в живот.
- Обидно, - с трудом сказал Молчанов. - Не на войне...
- Все обойдется, Егор, - как можно веселей проговорил Сергеич. - Мы еще походим, повоюем.
- С ним походишь, с Саней. - Он почему-то назвал сына так, как не называл никогда: Саней.
- Тебе больно? - спросил Саша, но отец не ответил и закрыл глаза.
Через мгновение спросил:
- Где Матушенко?
- Нету Матушенко. Прикончил его Самур. Сразу после этого.
- А-а... Береги Самура, сынок. И еще... Снимите на тропе проклятые ловушки...
- Сделаем, Егор Иванович, - сказал старший лесник.
Саша не мог говорить. Лицо у него было мокрым от слез.
Сел вертолет. Подошел врач, сделал укол. Засыпая, Молчанов сказал:
- Не оставь нашу маму... Горы... Обидно...
С ним полетел Саша. Радиограммой вызвали из Камышков Елену Кузьминичну.
Но Молчанова не довезли. Он скончался в вертолете. Над своими горами, притихшими в темноте.
* * *
Хоронили Егора Ивановича в Камышках. Приехали все лесники из заповедника, Борис Васильевич из Желтой Поляны. Друзья-товарищи. Они шли за гробом, как ходили по дорогам войны - по двое в ряд, - и смотрели перед собой строгими, невидящими глазами. У каждого за плечами висел карабин. Солдаты Кавказа.
На маленьком кладбище, среди крестов и пирамидок, стоял бетонный памятник с надписью: "Защитникам Кавказа".
Молчанова положили рядом. Речей не говорили. Сняли карабины и недружно дали один залп, второй, третий.
Хоронили защитника Кавказа.
Похоже, что война за счастье все еще продолжалась.
6
Сказывали, что на похоронах лесника из Камышков сосед его, Михаил Васильевич Циба, плакал горючими слезами, а потом напился так, что побил в доме все, что могло биться. В заключение достал из тайника свою винтовку и тоже хрястнул ее об угол.