Страница 77 из 80
Все-таки он первым увидел грабителей. Удивляться и пугаться лесник предоставил им, но неожиданно удивился и сам, потому что узнал идущего впереди. И вместо уже готовой сорваться команды "Ружья на землю!" он неожиданно сказал:
- Опять вы за свое, Матушенко!.. Бросьте винтов...
Конец фразы потонул в грохоте выстрела. Егор Иванович промедлил какое-то мгновение, так же как и Самур, потому что ноги у овчара дрогнули от знакомого голоса. Мгновением замешательства успел воспользоваться только один Матушенко. Он, не целясь, нажал на спусковой крючок.
Давно созревшее желание разделаться с лесником, который стоял у него на дороге, вдобавок знал о его прошлом и, наверное, уже сказал об этом кому следует; яростное желание выпутаться из нынешнего безвыходного положения все сразу должна была разрешить пуля. И она разрешила.
Еще гремело в долине эхо винтовочного выстрела, а лесник, скорчившись, уже лежал на земле, обеими руками зажимая рану в животе - кажется, смертельную рану, от которой не встают.
И тогда опомнился Самур.
Тяжелое тело его распласталось в воздухе. Он одновременно и ударил Матушенко и полоснул его клыками по самому уязвимому и открытому месту - по горлу. Дикий вопль колыхнул воздух. Последний раз широко открытыми глазами, в которых был ужас смерти, глянул Матушенко на опрокинувшийся над ним зеленый лес и медленно вытянулся. Ненужная уже винтовка валялась рядом.
Свершив отмщение, Самур вскинулся с земли и вторым прыжком нацелился на застывшего от ужаса другого браконьера. Грохнул выстрел. Шестипалого обожгло, но вгорячах он не почувствовал боли, клыкастая пасть его цапнула одежду на человеке, он захлебнулся от звериной ярости, а поверженный враг уже лежал лицом вниз, закрывая искусанными руками голову. И только тогда у Самура стало темнеть, темнеть в глазах, он зевнул и повалился на бок. Всё.
Но не умер. Минутная слабость прошла; овчар поднял отяжелевшую голову, хотел было встать, однако не встал: задняя нога не двигалась. Превозмогая боль, он пополз мимо замолкшего навсегда Матушенко к своему хозяину.
Тяжелый, густой звериный вой пронесся по лесам. Невыразимая печаль и безысходное горе дрожало в низком, стонущем голосе пса. Еще и еще раз заплакал Шестипалый, подымая морду над телом лесника и не находя в себе больше силы, чтобы проползти один шаг, дотронуться до него, такого странно согнутого, чужого.
Точно так же выл он, когда погибла Монашка.
Егор Иванович с трудом открыл глаза:
- Самур... - сказал он, трудно пошевелив белыми губами. - Беги, Самур... Скажи...
И застонал.
Овчар понял приказ. Только бежать он не мог. Правая задняя нога волочилась. Пуля перебила ее. Отбегался Самур. Он поднял морду к небу, но вместо волчьего воя неожиданно для себя залаял отрывисто, с жалобной интонацией, с какой-то безнадежной просьбой о помощи. Лай повторялся еще и еще. Когда Шестипалый затихал, он слышал тихие стоны хозяина и снова принимался лаять, но не двигался с места, потому что боялся боли, слабости, тьмы в глазах, которая опять могла свалить его.
Винтовочные выстрелы в долине услышали сразу пять человек: Александр Сергеевич по ту сторону реки, Саша с товарищами, которые были ближе всех от места трагедии, и парень, которого искали. Удивление, радость, тревогу породил у них звук выстрелов. Все пятеро, каждый своим путем, бросились на выстрелы.
Турист, из-за которого загорелся весь сыр-бор с поиском, - голодный, оборванный и продрогший турист - бежал быстрее всех. Неожиданно он выскочил к ручью, где стоял шалаш и горел костер. Вокруг жилья никого не оказалось. Он заглянул в ведерко. Там варилось мясо. А он был голоден. Но он только проглотил слюну и помчался дальше.
Лай Самура Саша узнал бы из целого собачьего хора. Он и обрадовался и отчаянно напугался. Если овчар здесь, то и отец... А выстрелы?..
Но раньше всех Молчанова отыскал Сергеич. Едва глянув на Самура, он опустился перед лесником на колени и спросил:
- Егор... Что это с тобой?
- Матушенко... - тихо сказал лесник. Обострившееся лицо его было землистым.
Сергеич испуганно осмотрелся. Он опять увидел Самура. Овчар тяжело дышал. Чуть дальше лежал человек, за ним еще один. Что же произошло? Как вынести раненого? До кордона не менее пяти километров. А он один. И Самур не помога.
- Потерпи, Егор, - жалобно сказал Александр Сергеевич и взял лесника под мышки, чтобы удобней положить. Молчанов застонал. - Потерпи, кореш, почти плача, повторил он и хотел взвалить тело на спину. Молчанов сразу отяжелел. "Умер?" - со страхом подумал Сергеич и припал к сердцу. Билось!
Затрещали кусты, между деревьями возникли человеческие фигуры.
- Ба-атя! - еще издали крикнул Саша, и губы его мелко задрожали.
- Живой, - успокоил Сергеич. - Ну, хорошо, что вы... Жерди, само собой. Носилки надо. Быстрей, быстрей!
Почти ничего не соображая, Саша рубил и очищал жерди отцовским косырем, вязал вместе с Сергеичем ремни, плащ - все молчком, судорожно, в каком-то страшном полусне, не веря, что это реальность. Он не подошел к Самуру, не глянул на него, как не глянул и на тех, кто лежал поодаль.
Из леса выскочил еще один парень - рваный, испачканный, но с глазами, полными радости.
Наконец-то он увидел людей! Но молчаливая их работа, не живая, должно быть, собака и особенно человеческое тело, скрюченное у дерева, так поразило его, что он стал столбом и приоткрыл рот. Война?!
Сергеич сердито зыркнул на него.
- Чего выставился? Пособляй!.. - И только через минуту, когда парень стал повязывать ремень, спросил: - Ты - пропащий, что ли?
- Я-а... - сказал парень. - А что это? Кто это?
- Сейчас понесем. - Сергеич не ответил на его вопрос.
Молчанов был без сознания. Сергеич и литовцы, как могли, перевязали его. Саша не помогал - плакал. Руки у него дрожали, он до крови искусал себе губы.
- Берись, ребята, - скомандовал Сергеич.
Четыре человека подняли носилки и осторожно понесли. Пятый повесил себе на плечи две винтовки и карабин. Через минуту печальный кортеж скрылся по направлению к кордону.
О Самуре не вспомнили. Простим людей, которые спасали близкого и берегли каждую минуту...