Восьмая Марта

***

— Я вот сейчас не пойму что-то, ты из-за своей губастой шмары прибился или это мелкая брюнеточка отравила твой счастливый вечер с друзьями? — поинтересовался поддатый Геныч и добавил: — А заодно и мой вечер.

— Геныч, — я недовольно поморщился, — Ирка своё уже получила, хорош её чморить.

— Да ты что? — взвился друг. — Жек, ты это слышал? Наш интеллигЭнт оскорбился за свою силиконовую вафлю! А мож мне теперь её Ириной Петровной величать? Максимка же наш о бабах, как о покойниках, — или хорошо или ничего.

Я с трудом подавил зверское желание втащить лучшему другу. Уверен, он бы даже не ответил.

— Я сейчас, — соскочив с барного стула, я отправился в ванную комнату, а за спиной раздалось недовольное:

— Да ты ещё учить меня будешь. Разберись сначала со своей французской драконихой. А то развели тут благородный пансион, каблуки херовы. Один я у вас пень невежественный. Тока я так скажу — у каждой тёлки должен быть хозяин и только ему дозволено мять её вымя! А если за сиськи дёргает больше, чем один, то и драть её могут все, и называть каждый может по своему усмотрению. Вот я и усмотрел!

Пока Геныч выливал на Жеку свой праведный гнев, я открыл кран и сунул голову под холодную струю воды, выгоняя из организма злость и алкоголь.

Никогда не выносил, если в моём присутствии начинают чморить баб, и неважно чьих и за что. Но у Геныча были причины ненавидеть Ирку, и не менее веские, чем у меня. Тогда, год назад, пока я целую неделю зализывал раны у мамочки на Крымском побережье, Геныч с Жекой здесь подключили все связи, чтобы отмазать меня от статьи.

К счастью, Иркин трахарь остался жив. Тогда я думал, что это только к его счастью, но теперь понимаю, что и к моему тоже. Бабла ему на лечение пришлось отвалить немеряно. В итоге — всё обошлось. Батя Геныча, конечно, здорово помог. Но за эту помощь моему другу пришлось нелегко.

Чего только стоил семейный ужин с новой молодой женой отца, которую мой друг люто ненавидел. А теперь они с батиной супругой типа друзья-приятели, и прощать эту дружбу Геныч мне не намерен. На хрен я к нему за Ирку примахался? Она ведь в натуре шмара.

— Максимушка, ты только не топись там, ладно? — голосом придурка горланит Геныч под дверью. — Я ж когда накачу, сам знаешь, бываю не слишком нежным и деликатным, и даже не всегда справедливым. Но Жека сейчас мне всё объяснил, и я уже осознал.

Я перекрыл воду и усмехнулся про себя — это ещё кто кому объяснил! Открыв дверь, обнаруживаю за ней покаянного Геныча и начинаю ржать.

— Я чо, вот прям такой смешной? — ворчит друг. — Ну тогда глянь на себя в зеркало — тебя как будто сверху обоссали.

В этот момент раздался звонок в дверь. Я почему-то сразу подумал о Тимоне, а Геныч поспешил заявить:

— Если это твоя утконоска вернулась, то скажи ей, что я готов поцеловать её в тощую задницу.

— Уверен, брат, она не стоит таких жертв, — успокоил я Геныча и отправился встречать незваных гостей.

***

— Марта?

Маленькая испуганная Синеглазка стояла за дверью моей квартиры, нервно сжимая свои маленькие кулачки, и, вероятно, даже не замечая этого.

— Проходи, — опомнился я и посторонился, пропуская малышку. Но она даже с места не сдвинулась.

— Максим, а что с тобой, почему ты такой мокрый?

Вот чёрт, а я и забыл даже. В голову тут же прилетел комментарий Геныча по этому поводу, но для Синеглазки такой ответ вряд ли сгодится.

— Да просто забыл воду с душа на смеситель переключить, и вот итог, — быстро нашёлся я с ответом. — Ты заходить-то будешь?

— Неудобно, у тебя, наверное, гости, — пробормотала девчонка, бросая взгляд мне за спину.

Я оглянулся. Ну, конечно — самый главный гость маячит в гостиной, настроив слух и зрение на вход в квартиру. Правда, столкнувшись с моим недобрым взглядом, тут же самоустранился.

— Эти гости нам не станут мешать, — говорю Синеглазке, а сам до одури хочу с ней уединиться.

Я вспомнил, что сменил вчера постельное бельё на серое и мрачное, совсем как моё настроение пять минут назад — ровно до того момента, как здесь появилась маленькая Синеглазка. Сейчас же моё состояние не поддаётся чёткому определению. И мои сумбурные мысли вряд ли понравились бы моей нежданной гостье.

Представляю её на своём матрасе и тихо злюсь, что не купил диван. Думаю, эта девочка органично смотрелась бы среди моих розовых сердечек и слоников.

— Максим, у меня всего минут пять, наверное, — Синеглазка возвращает меня в реальность, в которой за пять минут я даже…

Да ничего невозможно успеть сделать за это время из того, что сейчас взрывает мой мозг и отсек для потенциальных потомков. Чёрт, пять минут у неё..!

— На что пять минут? — получается резко, и малышка сразу тушуется.

Мля-а-а, вопрос дня — почему мама родила меня кретином?

— Да, извини, наверное, лучше в другой раз, — сбивчиво бормочет Синеглазка, потупив взгляд в пол, а я хочу видеть её невероятные глаза.

Осторожно провожу пальцами по бархатистой щеке, по конуру подбородка и заставляю взглянуть на меня.

— Просто Артём… он пошёл в магазин, а я подумала… Я хотела извиниться за своих братьев. Они очень хорошие, просто они очень любят меня и переживают. Я ведь младшая, — Синеглазка явно нервничает и так быстро говорит, что у меня нет возможности вставить в её эмоциональный монолог хотя бы слово.

Хотя, со словами у меня не очень-то получается. Малышка быстро облизывает пересохшие губы и продолжает говорить. Наверняка, это что-то важное, но я уже не могу сосредоточиться на её словах и как голодный маньяк жадно слежу за этими подвижными губами. Восстало всё — даже волоски на руках. Когда я так заводился от полностью одетой и непрерывно болтающей девчонки?

Ещё пару раз до моего слуха и сознания долетает слово «прости», и я шепчу, нет — скорее, хриплю ей в губы: «Тебе не за что извиняться, маленькая». И тут же нескончаемый поток слов задавлен и сметён моим языком.

Потребность целовать Синеглазку настолько неудержимая, что я напрочь забываю о нежности и осторожности. Крепко сжимаю её бёдра и слегка отрываю от пола, вжимая в себя. Малышка смело обвивает мою шею руками и позволяет её целовать так, как я хочу. То, что мой язык творит у неё во рту — это чистый секс, и, кажется, Синеглазка не очень-то готова к такому напору, но не сопротивляется и послушно позволяет мне изучать её сладкий ротик.

Я удобнее перехватываю девчонку и шагаю вместе с ней в свою квартиру. Мысленно я уже давно её раздел, но нам необходимо дотянуть до спальни. Плевать, какое там бельё — эта малышка украсит любую горизонтальную поверхность, и никто меня не остановит. А, нет — кое-кто всё же против. Синеглазка с влажным чмоканьем отрывается от моих губ и упирается кулачками мне в грудь.

— Макс, нет, подожди-и.

Чёрт, что не так? Я не могу ждать и не хочу. Никакое «нет» сейчас не входит в мои планы. Да и плана-то никакого нет… Есть ненасытная похоть, дикое желание обладать…

— Нет, Максим, — как ледяной струёй из шланга по всем моим первобытным инстинктам.

С-сука, аж уронить захотелось. Но я, до боли стиснув зубы, бережно ставлю Синеглазку на пол посреди гостиной и разжимаю объятия. Она одёргивает платье, поправляет волосы и дышит очень часто. Да чтоб я сдох, если она не хочет того же, что и я. Что, мля, за игрушки?

— Прости, Максим…

Опять «прости» — который раз за вечер? Может, и предыдущие разы относились к этому динамо? Что-то я сейчас не готов прощать такой облом. И говорить тоже не готов. Желание одно — взять за шкирку и аккуратно вывести из квартиры. На хрен! Синеглазка таращит на меня свои блестящие глаза и её припухшие губы начинают подрагивать. Не-э-эт! Вот только не это, маленькая динамщица. Я сам хочу поплакать — меня пожалей!

— Максим, просто Артём… — тихий всхлип.

Я прикрываю глаза. Что ещё там с этим Тимоном?

— Он уже должен вернуться, понимаешь? А я здесь — у тебя, — произносит Синеглазка таким обиженным тоном, будто это я её обидел — выкрал из родного гнезда и решил обесчестить.