Поручик

  Дуло револьвера слегка дрожало, когда я наводил его на обтянутую синим кителем спину. Он, согнувшись, тащил ящик, а я дождался, когда снова заработает пулемет и выстрелил в лоялиста, убив наповал. Потом вскочил, в два прыжка преодолел расстояние до балкона, распахнул дверь и как в тире расстрелял синемундирников за парапетом.

  Там, в темноте, от укрытия к укрытию перебегали фигуры людей, время от времени стреляя в сторону баррикады. Наши! Пулеметчики меняли ленту.

   Отступив внутрь здания, я чуть не споткнулся о тело подносчика патронов, лежащее в луже крови, и матюгнулся. Нужно было что-то делать с пулеметом!

   Стрелять из револьвера или винтовки? Скорее всего кто-то из пулеметного расчета успеет достать меня... Эх, динамитную шашку бы сюда, из того ящичка... Или гранату... Или бутылку с зажигательной смесью... Та-а-ак!

   Керосиновую лампу и бутылку горючего я нашел довольно быстро - на кухне. Снизу снова загавкал пулемет, а я принялся обыскивать мертвых лоялистов. Один до чертиков меня напугал, пошевелившись, и найденными спичками я чиркал уже трясущимися руками.

   В горлышко бутылки я запихал пропитанный керосином носовой платок, поджег его и на карачках подполз к парапету. Там телеги, и мебель - что-нибудь да загорится... Привстал, размахнулся и увидел тяжелый взгляд лоялиста, прямо через прицел его винтовки. В тот момент когда бутылка кувыркаясь и плюясь брызгами огня летела вниз, его палец потянул за спусковой крючок и что-то неимоверно тяжелое ударило мне в голову...

  Руки и ноги были будто ватные, во рту было ощущение, как будто бы там кто-то сдох. Я попробовал пошевелиться, открыть глаза. Первое удалось, последнее - не очень. Попытка пощупать голову и выяснить причины плохой видимости привела к двум результатам: во-первых, меня, оказывается, основательно забинтовали, и во-вторых я заработал чудовищный приступ головной боли.

   - Ну, я вижу, вы очнулись, поручик, - раздался голос Тревельяна. - Прекрасно! Я бы сказал, что вы родились в рубашке, но как медик официально заявляю, что при современном уровне развитии медицины почти всем роженицам делают амниотомию...

   - Что?!. - думать было очень тяжело, да и доктор изъяснялся весьма своеобразно.

   - Амниотомия. Это акушерский термин, обозначающий...

   - Твоя светлость, сил моих нет, при чем здесь акушерство?! - голова опять разболелась, и я откинулся на подушку.

   - Удачливый ты, поручик. Пуля прошла по касательной к лобной кости в районе левой надбровной дуги. Шрам останется - загляденье, ну и черепно-мозговая травма соответственной степени тяжести...

   - Жить буду?

   -Будешь, куда денешься... Сейчас перевязку сделаю, на свет Божий посмотришь.

  Пока его светлость менял бинты, он рассказывал о событиях той ночи. Самое главное - мы победили, город был наш, и на ипподроме теперь находились пленные лоялисты в ожидании суда. Каким образом это получилось?

  Во-первых мой отвлекающий маневр с атакой грузовика на оперный театр оказался на редкость удачным. В этот момент ассамблея заседала в расширенном составе - то есть с привлечением синемундирных командиров и лоялистских эмиссаров из столицы. От мощного взрыва рухнула колоннада, не выдержали перекрытия между этажами, в общем - здание вряд ли подлежит восстановлению. Как и ассамблея Яшмы. Трупы до сих пор их-под завалов вытаскивают. А поскольку высшее командование было там, то в гарнизоне после атаки наших ребят на ипподром воцарился настоящий бардак.

  Во-вторых ипподром взяли довольно быстро. Оказалось что тысячи заключенных охраняются тремя десятками бойцов. Лоялисты решили вопрос с охраной просто - заварили все выходы кроме одного железной решеткой, добавили поверх колючей проволоки и поставили вышки со стрелками. Эффективно? Да, против тех, кто внутри. И совершенно не рассчитано на нападение снаружи. Наши ребята использовали подавляющее огневое преимущество в виде пулеметов и гранат, разгромив охрану, к которой так и не подошло подкрепление (гарнизон умчался к Опере!).

  Ну и в-третьих, сами яшмовцы. Первыми вступили в бой с синей чумой измученные, озлобленные заключенные. Даже те, кто не имел никакого отношения к подполью и был схвачен случайно, теперь мечтали вцепиться в глотку лоялистам. Да и подполье как выяснилось вычистили не полностью. Лихие ребята в офицерских фуражках взяли арсенал по собственной инициативе через часа два после того, как я взорвал ассамблею, и тут же принялись раздавать оружие. А потом поднялись рабочие кварталы. Трудягам надоел голод и безработица, бардак и неопределенность.

  Уличные бои длились двое суток. Я, кстати, очень помог одной из рабочих дружин, обезвредив тот пулемет.

  А через двое суток, то есть сегодня, рано утром, подошли наши войска. И всё, в общем-то, закончилось.

   - Когда можно будет выйти, прогуляться? - спросил я, щурясь левым глазом от яркого солнца.

  Правый пока еще почти ничего не видел - опухоль не спала.

   - Через пару дней, - сказал Тревельян.

  Через пару дней я шел по проспекту Фортуната, поддерживаемый с одной стороны Стеценкой, с другой - доктором.

  Какие-то деловитые ребята в аккуратных спецовках меняли плафоны и лампочки на фонарях, тетка в дворницком фартуке подметала бордюр. Двери многих магазинчиков были открыты, витрины сверкали чистотой уцелевших стекол, ветерок донес будоражащий ноздри аромат - кто-то выпекал сдобу.

  На площадке у синематографа три маленькие девочки играли в 'классики', нарисованные на плитке осколком кирпича. Только сейчас я понял что за все время проведенное в Яшме я вообще не видел детей!

  От остановки отъехал грохочущий и лязгающий трамвай, у которого вместо некоторых окон были вставлены листы фанеры, но зато корпус был покрыт свежей краской. На лавочке сидел лысый мужик с металлическими зубами и щелкал семечки, выплевывая шелуху в мусорный бачок.