Поручик

  НОЧЬ

  Промозглый ночной ветер ворвался в блиндаж, закружился по столу, заставляя вальсировать документы, поиграл огоньком керосиновой лампы и умчался через щели между бревнами. Стеценко закурил папиросу и спросил у меня:

   - Будешь?

  Я усмехнулся. Он покачал головой и спрятал пачку. Наверное, я был единственный некурящий офицер в нашей бригаде, а сегодняшняя ночь была не лучше и не хуже многих. С чего бы мне начинать курить?

   - Ну и дурак, - резюмировал Стеценко и вытянул ноги, чтобы погреть подошвы ботинок у печки.

   Я потянулся и встал с топчана. Нужно было проверить посты. Оправил шинель, застегнулся на все пуговицы и затянул потуже портупею с шашкой и револьвером.

   - Ну-ну, давай, проявляй служебное рвение. Авось полковник заметит... - Стеценко задремал на своей табуретке, вытянув ноги и привалившись к стене.

   Снаружи было зябко. Я втянул голову в плечи, но потом подумал, что не стоит оно того, распрямился, надел фуражку и зачем-то провел пальцами по козырьку. Сквозь ночную тьму виднелись огоньки папирос, которые курили солдаты в окопах. Мерцал непостоянный, мигающий свет от небольшого костерка, который развели бойцы, на чью долю выпало сегодня ночью не спать. Вообще-то костер разводить нельзя - светомаскировка. Вдруг вражеский наводчик направит сюда огонь артиллерии, или проплывающий высоко в облаках цеппелин решит сбросить свой смертоносный груз на наши позиции? Но ведь солдатам-то было холодно! И они не могли укрыться в условно теплом блиндаже, как я или Стеценко.

  Я подошел к костру и сказал:

   - Прикройте чем-нибудь, а то с этих станется пальнуть сюда чем-нибудь посерьезнее...

  Капрал мигом соорудил из какого-то брезента и двух винтовок что-то вроде ширмы и прикрыл огонь с той стороны, где находились враги.

   - Мы ж совсем маленький, ваше благородие... Холодно так.

   - Пусть горит пока, там посмотрим. Нагрянет полковник с проверкой, что делать будем?

  Солдаты потупились, я спросил:

   - От разведки что слышно? Не вернулись?

  Капрал почесал подбородок и сказал:

   - С полчаса назад на той стороне пошумели-пошумели, а потом все затихло. Может, сцапали нашего ротмистра?

  Другой солдат, кажется, его фамилия была Кислица, в ответ на реплику капрала буркнул:

   - Нашего ротмистра сам черт не сцапает. Он же заговоренный. Правда, господин поручик?

  Я поморщился. Когда на кого-то говорили, что он заговоренный, это как бы снимало всякую ответственность с носителя такой репутации. То есть, все заслуги и удачи могли приписать этой заговоренности, а если, не дай Бог, человек погибал, то можно было покачать головой и сказать, что, мол, от пули никакая заговоренность не спасет. А наш Феликс был настоящий ас в своем деле. Ему удавалось добывать сведения в совершенно немыслимых ситуациях, и всегда возвращаться живым и здоровым. И сохранять жизни своих бойцов. Поэтому солдаты его любили и побаивались, а за глаза называли 'нашим ротмистром'. Интересно, как они меня называли?

   - Ротмистр Карский - прекрасный офицер. Он всегда возвращается, так? - полуутвердительно сказал я.

  Солдаты одобрительно покивали, а я бросил:

   - Ракету не проспите, бойцы, - и пошел дальше по траншеям.

  Мне уже делали выговор за фамильярность с солдатами, но я ничего не мог с собой поделать. Многие из этих людей были гораздо старше и опытнее меня, да и вообще... Не так я был воспитан, что ли? И, по крайней мере, я мог быть уверен, что никто из ребят моей штурмроты не выстрелит мне в спину.

  Тут я вспомнил про случай в седьмой стрелковой, когда их поручика, который распускал руки без повода, просто не сняли с колючей проволоки, на которой он повис во время атаки. Солдаты просто ничего не сделали...

  У пулеметной команды в землянке кипела жизнь. Их главный - вахмистр Перец был мировой мужик, несмотря на фамилию. С фамилиями в нашей штурмроте был вообще цирк. Как говорил Феликс - 'Шапито!'. Ни одна проверка, или просто построение-перекличка в присутствии высших чинов не обходилась без казусов. Кстати, парень с фамилией Казус тоже был.

  Я постучал в дверь землянки, услышал хриплое 'Да-а!' и вошел.

  Солдаты повскакивали, а вахмистр Перец рявкнул:

   - Смир-рна-а!

   - Вольно, - скомандовал я, и солдаты уселись по местам.

   - Ваше благородие, не хотите бараньей похлебочки?

   - Это как это, господин вахмистр? Какая-такая баранина? От тыловиков вроде не поступало...

   - От них вообще мало чего поступает... Тут вчера цеппелин хутор разбомбил, люди-то в погребах спрятались, а баран вот не уберегся. Так хотите?

   - А-а, давай.

  Я подсел к котлу, взял чистую ложку и зачерпнул варева. Как говорила моя мама, пока горячее - пойдет.

  Солдаты рассуждали о войне и политике. Меня им бояться было нечего, я пулеметной команде не начальство, да и вообще... Я мало кому начальство. Заместитель командира штурмроты, поручик, кавалер ордена святого Георгия IV степени. Солидно звучит, а? А по-настоящему - студент-недоучка, закончивший офицерские курсы по ускоренной программе и брошенный на фронт 'затыкать дыры'...

  Солдаты говорили.

   - Когда этих побьем, что делать будем?

  - Вон, Степной фронт с лоялистами не справляется. Небось туда перебросят. Нет, вахмистр, вот, ты вроде умный мужик, можешь мне объяснить, как можно быть такой сукой, как лоялист?!