Страница 32 из 38
У парадного входа дежурили две характерные фигуры, тут же среагировавшие на мою попытку бегства.
Они принялись палить из револьверов, не вынимая оружия из карманов - типичная фишка уголовников из Яшмы.
Такой способ позволяет использовать эффект неожиданности, но сильно снижает прицельность огня. Этим я и воспользовался, петляя зигзагами, как заяц. Пули выбивали искры из брусчатки, парочка свистнула совсем рядом, и моя душа была не то что в пятках - кажется, она переместилась куда-то в каблуки сапог!
Я почувствовал себя в относительной безопасности только пробежав кварталов семь и нырнув в мрачный узкий проулок.
Кажется, никто меня не преследовал. С чего бы им меня преследовать? У них там целая гостиница на растерзание осталась... С другой стороны, я убил четверых их подельников, и устроить какие-то мероприятия по розыску обнаглевшего чужака для этих ребят будет делом чести... Если это слово применимо к таким подонкам и вырожденцам.
Нужно было срочно найти своих!
Моя легенда была самой приличной - нынче я был заграничным репортером и даже соответствующая аккредитация у меня имелась. Более того, даже газета моя существовала, где-то в Протекторате. Лоялисты всегда любили потрепаться перед газетчиками, так что это давало мне прекрасную возможность осмотреться в Яшме. Никто не препятствовал свободному перемещению по городу, но и безопасность никто гарантировать не собирался...
Теперь-то со всем этим было покончено - приближался решающий день, да и я несколько подмочил свою репутацию: хорош репортер - убийца четверых бандитов...
Остальные прибывали в город разными путями. Например, Тревельян изображал сельского фельдшера, который добрался в Яшму с группой беженцев. В эту группу еще входил незабвенный Стеценко, кого он там изображал я уже не знаю... Знаю только что приют они нашли в каких-то трущобах у Хлебного рынка.
Отряхнувшись и слегка приведя себя в порядок, я поднял воротник и вышел из проулка на свет Божий.
Раньше это было проспектом Фортуната - одной из центральных улиц Яшмы. Я бывал тут до всего этого кошмара, так что прекрасно помню магазины, рестораны, клубы и синематографы, теснившиеся по обеим сторонам мостовой, сверкавшие вывесками и громыхавшие звуками музыки. Когда-то тут кипела жизнь, прогуливались элегантно одетые пары, горели фонари и ходил электрический трамвай.
А теперь - первое, что бросалось в глаза даже в утреннем тумане - это мусор. Окурки, шелуха от семечек, какие-то обрывки, огрызки и ошметки - все это покрывало проспект тонким слоем, скапливаясь в углах и ливневых стоках. Мостовая не ремонтировалась, наверное, никогда. Ставни и шторы на окнах жилых домов были плотно закрыты, многие витрины и вывески - разбиты и изгажены похабными надписями, фонари, раньше светившие от заката до рассвета, не горели, являя миру скорбную картину из выкрученных лампочек и разбитых плафонов. Вместо них кое-где на перекрестках стояли металлические бочки, внутри которых что-то горело неровным красноватым дымным пламенем. Вокруг бочек грелись какие-то угрюмые люди, и, о Боже, проклятые синие мундиры.
Картина, мягко говоря, удручающая.
Я зашлепал по грязи и лужам к ближайшей бочке, где не было 'синих'.
- Мужики, погреться можно?
Бородатый дядька в латанной-перелатанной одежде и второй, лысый с железными передними зубами в рабочей спецовке синхронно кивнули, и бородатый спросил:
- Ты откуда такой в пальто красивый?
- Из гостиницы сбежал, ее грабили, кажется...
Лысый цыкнул зубом:
- Теперь постоянно что-то громят и кого-то грабят. Песьи дети!..
- А 'синие' что? - спросил я, кивая на вояк.
- А что - 'синие'? 'Синие' - за свободу, равенство и братство. А про порядок у них ни слова.
Я даже удивился такой интерпретации современной социально-политической ситуации в Яшме, но углубляться в такие дебри не стал.
- А как до Хлебного рынка пройти, не подскажете?
Бородатый глянул на меня из-под кустистых бровей и пробурчал:
- Ты вообще откуда, с луны свалился? Нету больше рынка!
- Это как это - нету? А что есть?
- Да вот пойди да посмотри! Три квартала по этой улице, и на шлагбауме направо.
- Спасибо, мужики!
Вдруг лысый воровато огляделся и шепотом спросил:
- Скоро начнете?
- Что... Кто начнет? - удивленно наклонился я к нему.
- Порядок наводить?.. - он хитровато прищурился и отсалютовал мне, быстро приложив к виску открытую ладонь и тут же ее отдернув.
Сказать, что я был шокирован, увидев приветствие имперских войск прямо под носом у лоялистских патрульных - это не сказать ничего. И как мне на это реагировать? А вдруг - провокация?
- Порядок, прежде всего, нужно наводить в головах... - проговорил я как можно более нейтрально, развернулся на каблуках и пошел по шелухе от семечек, окуркам, картофельной кожуре и другому мусору, который равномерным слоем покрывал тротуары некогда шикарного проспекта Фортуната...
Хлебного рынка и в самом деле не было. Вместо него здесь было пепелище, на котором ровными рядами стояли десятки виселиц. Большая часть из них была занята - повешенные за ноги люди с разбухшими головами и черными лицами качались на ветру, и вороны кружили вокруг, и клевали что-то.
Туда-сюда ходил часовой в синем мундире и противогазе. Наверное, он должен был помешать родственникам забрать тела казненных. Или для чего он здесь?