Поручик

  ***

  Весь следующий день мне было тошно. И все это - несмотря на похвалу от полковника за успешную операцию, на прекрасную погоду и на полбутылки коньяку в тумбочке. Я думал про ту девочку-революционерку, про то, что не намного я ее и старше, и про то, что очень уж мерзко воевать с такими вот девочками и мальчиками...

  ***

  Ветер трепал на ветру имперское знамя, кружил, завывал и метался, издеваясь над мелодией, которую, захлебываясь, выводил духовой оркестр.

  Наша бригада стояла в парадном строю, я - на два шага впереди стройных шеренг бойцов моей штурмроты, как положено.

  Полковник Бероев - при всех орденах, до синевы выбрит и слегка пьян, - гаркнул:

   - Здравствуйте, господа имперцы!

   - Здра-а-а-а!!!! - невразумительно откликнулся строй.

  Такое его обращение к нам означало незамедлительную раздачу пряников.

   - Благодарю за службу! - его громовой баритон разносился над площадью и без всяких репродукторов.

   - Слава Империи!!! - рявкнул в ответ строй.

  А потом пошли награды и повышения. Я стоял не шевелясь, глазами провожая бойцов и офицеров нашей роты, которых вызывали для награждения. Когда назвали мою фамилию, я вздрогнул, очнулся от странного оцепенения и расслышал только конец фразы:

   - ... присвоить внеочередное звание штабс-капитана!

  Что-о-о? Я даже удивиться не успел, не успел прокрутить в голове свои реальные и мнимые заслуги, сначала обрадоваться а потом испугаться от свалившейся вдруг на плечи ответственности, как полковник вдруг неопределенно кмыкнул, прочитав какую-то бумажку, которую ему подал подбежавший адъютант, помолчал, а потом проговорил:

   - И понизить в звании за невыполнение приказа в боевой обстановке... Поручик, етить твою мать! Это что за художества?

  А я вспомнил паскудную рожу Ариса и неожиданно для себя широко улыбнулся.

  ВАША СВЕТЛОСТЬ

  Ложка дребезжала о краешек граненого стакана, стакан дребезжал о серебряный подстаканник. Имперские железные дороги не переставали меня удивлять - даже на территориях подконтрольных лоялистам и прочей нечисти вдоль путей сохранялось подобие порядка, на станциях и переездах дежурили люди в фуражках с красным верхом, а проводники все также подавали чай в граненых стаканах с подстаканниками.

  За окном редел лес, стволы сосен уже не стояли сплошной стеной, в просветах можно было разглядеть поля с подтаявшим снегом, хаты далекого хутора, давший первые трещины лед узенькой речушки... Оттепель!

  В дверь купе постучали, заглянул пожилой проводник.

   - Господин поручик, подъезжаем к станции. Стоять долго будем, эшелоны-с на фронт пропускать придется... Новобранцев везут! Можно выйти, прогуляться, там буфет-с приличный...

   - Да-да, спасибо!

  Откуда такое внимание к моей особе? На весь вагон первого класса всего-то было три или четыре пассажира, потому как направление неподходящее - в сторону фронта эшелоны идут заполненные до отказа, в таких вот комфортабельных купе размещаются шумные компании штаб-офицеров, второй и третий класс занимают унтера и нижние чины. В теплушках почти не ездим, это вам не первый год войны!

  Могу я в конце концов прокатиться с комфортом за казенный счет? Все же по служебной надобности еду - нужно встретить и сопроводить в бригаду группу специалистов, из волонтеров: медики, радисты, переводчики, механики, мало ли кто еще...

   - Лимончику-с не желаете? - оказывается, проводник все еще стоял в дверях.

   - Лимончику? Шикарно живем!

  Проводник истово перекрестился:

   - Слава Господу и Его Высочеству, дела на лад идут, вот как юг и побережье от супостатов освободили - оттуда и лимончики-с... И чаёк, опять же!