Страница 127 из 133
- Если бы я была человеком, - улыбнулась она, осторожно касаясь пальцем переносицы Энью. – Ты бы убил меня…
Его откинуло назад, и больше двинуться не получилось. Голова заполнилась мороком, одним серым, повторяющимся воспоминанием – как он поднимает с земли копьё, взвешивает древко на руке, а потом отпускает, сквозь красную пелену смотря, как оно достигает цели, раз за разом. И снова тонет город в кровавой боли осознания, снова поднимает, взвешивает, бросает, и так по кругу, сотни, тысячи раз, пока его разум не достигнет пика и не сломается или не переродится.
- Это уже произошло, и никак ты это не изменишь, - оборачиваясь, проговорила Вайесс. – Теперь сам выбирай – остаться на месте или пойти вперёд.
***
- У него похожая аура, - заметил Джон, хлюпая коричневыми ботинками по лужам. – Ты ради такого всё провернул?
- Разве у нас есть дозволение что-то «провернуть»? – отмахнулся Юнмин. – В этом плане у нас меньше привилегий, чем у твоей ученицы.
- Я же просил, только не в парк…
- А я когда-нибудь тебя слушал? – засмеялся Юнмин.
- Было время, - Джон коснулся фонаря, и на пальцах осталась влага недавнего дождя. Поверхность была матовое, а стекло немного грязное, так что светило тускло и даже немного зловеще. – Когда-то давно.
- Давно не считается.
- Ага, точно…
- Что теперь делать будешь?
- По плану.
- Если хочешь избавиться от меня,…
- Я не избавиться от тебя хочу.
-Если хочешь избавиться от меня, - проигнорировал его Юнмин. – Ты же понимаешь, что придётся сделать. И всё равно готов?
- С этим лучше не тянуть, - Джон выдохнул, и в ночной воздух поднялась струйка пара. – Сам знаешь.
- Хочешь драться, или решим мирно?
- Мне кажется, надо сделать покрасивее, - улыбнулся Джон. – Всё-таки они смотрят… А ты?
- Впервые за «очень давно», - Юнмин вперил глаза в собственные кеды. – Сделаю, как попросишь. Только не тяни с этим.
- Не боишься?
- С чего бы?
- Ну… - почесал подбородок парень. – Я-то ладно. А ты ведь теперь не один…
- Ты прав, - мелко заморосил дождь, ударяясь о широкие полы шляпы. – Но вряд ли это что-то меняет.
- Вряд ли, говоришь? – Юнмин загадочно улыбнулся, заглядывая прямо в глаза человеку, который должен был стать его приёмным отцом, в эти глубокие серые глаза, полнившиеся вселенской и обычной, человеческой мудростью. – Как знать…
***
Чёрные щупальца водой вытекли из обрубка руки, восстанавливая кости, ткани, кожу, и возвращая конечности чувствительность. Вайесс посгибала пальцы, подождав, пока организм привыкнет, потом так же затянула рану в груди. Фатум поднялся, мерзко улыбаясь половиной лица и заложив руки за спину. Мир вокруг вертелся смешением из противоположностей, усиленный растворяющейся в воздухе смертью. Вайесс заглянула в белый мир, но там не было ничего, кроме смещающихся друг на друга невидимых экранов, будто само пространство в нём начало искривляться. Но, несмотря на то, что он снова не мог ей помочь, она могла с уверенностью сказать, что Фатум в той же ситуации. Татуировка плавно вернулась на место, продолжая бесноваться от одного взгляда на это перекошенное, обрамлённое шрамом лицо.
- Я много раз пытался тебя подправить, - Фатум засунул руки в карманы. – И каждый раз ничего не получалось. Значит, он всё-таки лучше в этом разбирается.
- У меня свой сценарий. Я не полагаюсь ни на тебя, ни на него.
- Разделяешь с ним обязанности, как Нимы разделяют со мной? Джон, ты же был против этого проекта?
- Это совсем другое, - отозвался тот.
- Я захотела этого сама, - поддержала Вайесс. – Я попросила, он согласился.
- Мы слишком заигрались в силу, Фатум, - твёрдо прервал её Джон. – Оба заигрались. Это не то, чем могут владеть люди вроде нас. Пора пустить начатое на самотёк. За много лет одиночества я понял только одно: мы всё это время гнались за собственными иллюзиями, думали, что мы особенные, что наша задача –контролировать. Она показала мне, что мир слишком жесток, чтобы давать одному больше, а другому меньше просто так.
- Что ты имеешь в виду? – обернулась Вайесс. – Что значит «на самотёк»?
- Мы все – такие же люди, мы ничего не выбираем и ничего не в состоянии изменить, а она – в состоянии. Она может отказаться от судьбы, или, может, так всё и задумано, это неважно. В любом случае, я хочу оставить всё на неё. Не потому что мы не справляемся, а потому что мы устарели, мы утратили независимость, потому что я верю, что она справится лучше.
- Джон…
- Она – мессия, которого мы не заслужили, - он повернулся к Вайесс, и в глазах было столько горечи, будто он собирался уйти. Она прочувствовала всем сердцем, как что-то оборвалось, что-то, держащее их вместе столько лет, оттенок речи, играющий в разговорах, тяжесть испытаний, разделённая на двоих, искорка пересекающихся взглядов. – Она обязательно поймёт. Поймёт то, что не смогли понять мы.
- Ты что несёшь! – вскинулась Вайесс, бросаясь к нему.
Фатум ухмыльнулся, и она успела заметить неровный оскал, но какой-то наигранно злой, неправильный, не такой, что должен быть в этот момент. Это было схоже с тем, что было в белом мире, ощущение, но человеческое, обычное – интуиция, простая интуиция. Юнмин угловатым движением выдернул из уха иголку, а Джон, в тот же момент, - сломал зажигалку, сминая и бросая её в траву. Тральмар взорвался магией, ограждая архипелаг от остального мира зеркальной стеной. Вспенилось и накрыло несколько островов штормовое море, откатывающееся в неистовом рёве бесчисленных цунами, бьющихся о стены. Вайесс отбросило, но она крепко вцепилась в землю, чернотой защищая Энью и смертельно раненого, как оказалось, Нима от льющихся во все стороны потоков силы. Это была мощь, способная разрушить, стереть в пыль не один мир, и оттого, что она оказалась запертой здесь, напряжение только возрастало, взрываясь пересекающимися потоками магии и повсеместно создавая то возникающие, то так же быстро пропадающие аномалии. Небо побагровело, отсвечивая розовым в облаках и покрывая землю сплошной пеленой красного. Обрушилась с оглушительным грохотом стелла, но не рухнула, распадаясь на камни и оставаясь висеть в воздухе, поддерживаясь чем-то до непонимания хаотичным. Деревья вокруг словно срезало, так что теперь торчали только кое-где разломанные, кое-где обгоревшие пеньки. Стало тяжело и душно, как будто воздух вдруг превратился во что-то маслянистое и липкое, забился в горло и мешал вдохнуть ещё хоть раз, заставляя задерживать дыхание на несколько секунд перед очередным глотком.