Рефлексия

Это кстати твой собрат придумал, – напомнил я ему.**

«В семье не без урода. Тем более что, в своем низком самоутверждении, он близок именно вашему племени. Он просто смог сформулировать и переложить ваши подсознательные бредни, в понятную, литературную форму. Мое же в нем только то, что он тоже не мог смириться с собственной несуразностью и абсурдом мира. В нем не было равнодушия и тлетворной теплоты, он был холоден, но не горяч и в этом его трагедия. А в остальном это ваш брат и по уму и по сердцу – несчастный человек!»

Так вас не поймешь, вас десятки, сотни, тысячи и все кричат о своей истине. Почему нужно верить Павлу, а не Савлу, или наоборот? – вот в чем вопрос! Ты в себе и в своей жизни разберись вначале, а потом будешь других учить.

Кстати уже время, и мне пора ехать на работу. А то ведь я слышал, что не только Павлы, но и Савлы кушать хотят! Так что извини, нужно деньги зарабатывать, т.е. то, что можно потрогать. А истина?! Что есть истина? Кто знает?

И я отошел от зеркала. А Савел грозя мне кулаком вдогонку, продолжал запальчиво выкрикивать:

«Иди, иди! Но время придет!.. Потом до локтей не достанешь!…, – доносился до меня его истеричный и истошный крик. – Вы рассеетесь!..»

Далее я уже не расслышал. Представляете, до чего можно договориться, когда беседуешь с собственным отражением?! И этот наглец, еще смеет мне угрожать, – «вы рассеетесь», – каков, все-таки наглец?! Впрочем, чего еще можно ожидать умного и хорошего, от своего второго «Я», которое любит пофилософствовать и объявляет свой бред, чуть ли ни истинной в последней инстанции?! Хорошо наверно тем, кого свое собственное отражение не пытается постоянно учить и не втягивает в обсуждение фундаментальных вопросов человеческого бытия. А если чье-либо «альтер эго» и подает какие-то звуки, то ограничивается парой нечленораздельных, общих фраз. А мой дурак, проходу мне не дает, особенно когда мы остаемся с ним наедине. Я уж его и хоронить пытался, – прятал и занавешивал все зеркала, так он гад и из-под покрывала орет – все проповедует! Я с ним так и с ума сойду. Иной раз и вправду мелькнет подлая мыслишка: а вдруг это ни он, а я его иллюзия?!

С этой мыслью, я собрался выходить из квартиры и по привычке взглянул в зеркало, все ли в порядке с прической, скорее для порядку, чем по необходимости.

Савел смотрел на меня из своего Зазеркалья и нагло ухмылялся своей противной улыбочкой. Он подмигнул мне своим левым, а моим правым глазом и ехидно прошипел:

«Что уже начинаешь догадываться…? Ну, так, до встречи! Увидимся…»

Тьфу! Сплюнул я в сердцах и вышел из квартиры, отправившись, уже в свое – Зазеркалье…

P.S.

Истина понятно где, Он Сам нам уже ее и открыл: «Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14:6). А вот где, правда, в нашей жизни? Думается мне, что правда, как правило, где-то посередине.

Примечания:

*– цитата из (Мф.7:16)

**– речь о Фридрихе Ницше и его книге «Так говорит Заратустра»

Сволочь

В одном селе, жила-была, обыкновенная Сволочь. Жила она не тужила, нормальным людям служила – и жить им мешала. Сволочью же, по мнению односельчан, она была законченной и изрядной. У этого мерзкого существа, все было никак у нормальных людей: она никому не завидовала, не убивала, не воровала, ни с кем не ругалась и не сплетничала. Оттого односельчане ее презирали и считали умалишенной. Сволочь ко всему прочему, делала и совсем уж по их мнению, мерзости: она постоянно постилась и молилась; некоторые говорят, даже видели и вообще несусветные вещи: будто бы она благословляла тех, кто ее колотит и проклинает. В общем изрядной сволочью, она была – слова плохого ни про кого не сказала.

Ранее на селе был молокозавод. Но потом его закрыли, а добрые, честные люди, все до кирпичика растащили, по своим домам: металл сдали, а остальное в свои подсобные хозяйства пристроили, где и бычий хвост, как известно – веревка. Работы на селе не было, и селяне кто мог, ездили на заработки в город. Сволочи не на чем было, туда добираться и поэтому она батрачила на сельчан круглые сутки, с утра и до поздней ночи. За что добрые односельчане, ее подкармливали и колотили – кто чем мог.

– Ух ты, сволочь! Бездельничать привыкла! – лупцевали ее, очередные, хозяин с хозяйкой. – На сволочь, корку пожуй! Попробуй честный хлеб, заработанный честным трудом!– бранили они ее жалея, и реставрируя, начавшую было подживать под глазом застаревшую гематому. Это обычно происходило, после того как эта ленивая сволочь, вспахивала им огород.

Любой нормальный, вменяемый человек, глядя на сволочь понимал, что она сволочь изрядная, законченная и неисправимая: хромая, косая и заикается. На вид ей было неизвестно сколько лет, но одни говорили, что она помоложе будет, а другие – что постарше. Худющая она была зараза, словно с концлагеря, имени ее никто не знал, а кто и знал, тот давно позабыл, и вспоминать не хотел. Так и кликали ее, то Сволочью, то еще какой-нибудь паскудиной. Редко кто, глядя на нее, ни сплюнет в презрении и ни процедит сквозь зубы с ненавистью и с придыханием:

– Сволочь!!!

Один ее, маленький, плюгавенький, рябой вид, вызывал у нормальных людей, тошноту и отторжение. Ко всему прочему, сволочь напостившись и намолившись досыта: стерев колени и разбив свой дурной лоб, – порой запивала на неделю, а то и на две. Нормальные люди, лечили и учили ее, как могли – били всем, что под руку попадет. Более всего, нормальных людей раздражало, что они хоть и пьют, и курят; сношаются налево и направо, плачут, но все равно друг друга обманывают, друг другу изменяют; никогда без выгоды друг другу не помогут, но зато они – не молятся и не постятся. А эта сволочь бессовестная! постится, молится, всем помогает, да еще и запивает. Как ни крути, а все у нее не по-людски получается.

Запивала же Сволочь, почему-то, как правило, от какой-то тоски, совершенно непонятной для окружающих – нормальных людей. Делает-делает, постится-постится, молится-молится, а потом внезапно устанет от чего-то, пригорюнится и давай гулять и куролесить. Напьется гнида и спит под лопухом или песни дурные поет – народные. И так изо дня в день, и из года в год, проходила бессмысленная жизнь Сволочи. Ничего-то, эта сволочь и не нажила, за свою никчемную жизнь: только труд и нужда, были ее постоянными спутниками.

– А все зря старается! все без толку! – говорили про нее, умные люди, которые круглый год собирали и умножали свое богатство, расширяли закрома, наполняли свои погреба и сундуки добром. Про Сволочь же они толковали самодовольно. – Вот детишки, посмотрите на нее! Она не такая как все мы – нормальные люди! Для чего живет? Чему и кому служит? Да, помогает нам, иногда, но она ведь пришибленная! Ей и положено помогать! Все равно она бессмысленное существо. Спит в хлеву, да по сараям: людям помогает, а сама вся в заплатках ходит! Гол как сокол – это точно про нее!

Еще добрые люди, замечали, что она хоть и с дурью, но все же немного сострадательная, жалостливая какая-то, – все что ни попросишь – сделает, да еще и всю тварь по деревне жалеет и подкармливает. Ей краюху хлеба дадут, а она кусочек съест, а остальное, хоть сама недоест, но нуждающимся отдаст: воробушков покормит, котенка лишайного приголубит или отдаст свой хлеб, издыхающей псине, у хорошего хозяина, который молодец, так зарабатывается, что кроме своего пуза, ему и подумать то, не о чем и некогда. Но даже в своей жалостливости Сволочь, к всеобщему неудовлетворению и раздражению, всегда доходила до какой-то крайности и неприличия, – жалела она всех и вся: скотину, больных, хромых и прочую дрянь, блуждающую иногда по деревне, без дела, и всеми презираемую. Сволочь часто видели в окружении этой дряни убогой, ибо как в народе говорят – дурак дурака видит издалека. Ее и за это тоже поколачивали: дабы она эту нечисть на улицу не выводила и не таскала за собой по деревне, потому как нехорошо, хорошим людям, на эту всю низость смотреть, да волноваться. А то ведь и захворать можно, всем же известно, что все болезни от нервов.