Страница 19 из 235
Ее демократичность почему-то обидела спутника.
— Все почему-то ждут, что я начну исполнять желания, осыпать золотом и наказывать врагов. Мне всегда интересно, с какого рожна? — фыркнул он. — С чего решили, что враг заслуживает меньшей благосклонности и объемов золота? Вот ты, считаешь, Бог к тебе несправедлив?
— Ну-у, Бога я не виню, но мог бы хоть иногда помогать, — с обидой отозвалась она.
— Вот-вот! И никому в голову не приходит, что не Он вам обязан, в вы ему, — обвинил ее Дьявол. — Хотя бы за то, что обратил Бездну в Землю и позволил существовать всему сущему. Вот ты, что сделала для Бога? Чем отблагодарила Его?
— Свечки ставила, молилась, нищим иногда подавала… — припомнила Манька, отказываясь считать себя виноватой. Он бы еще грехи всего человечества поставил ей в вину. Что могла, то и делала, по мере своих возможностей.
— Какая польза Богу от свечек и молитв? И разве Богу они предназначались, а не Интернациональному Спасителю, который только и жив, потому что есть те, кто его помнит? — скривился незнакоммец, как от зубной боли.
— А бездомные собаки и кошки?
— Божьи твари прекрасно живут без человека. Животные должны жить в природе. Твои проблемы, Маня, как огородные сорняки — один порождает десять. Подобрала собаку, скормила последний кусок хлеба, и сама осталась голодной. А Богу от этого какая выгода? Что ему одна собака, когда сотни тысяч бедствуют? Подал Бог кусок хлеба, скормила кому ни попадя, а потом ждешь, что еще подаст... — Дьявол пожал плечами. — Вот смотрю на Помазанницу и душа радуется: берет быка за рога и на землю его, одной левой. И как после этого Богу обидеть ее, чтоб твоя правда восторжествовала? За кусок хлеба, который сам Бог подал?
— Это что, Бога нет? — Манька сверлила незнакомца нехорошим взглядом.
Искушает ее? Объявить еретичкой решил? И внезапно поймала себя на том, что не так много знает о Дьяволе. Лицемерный, лукавый, лживый, боится крестов и молитвы, изгнан из Рая, заведует чертями и демонами, в свое время даже Интернационального Спасителя пытался соблазнить, но тот ни государствами, ни хлебами, ни дружбой с ангелами не соблазнился… А если правда Дьявол? К Спасителю Йесе он словами обращался, но что сказал, что ответил — в книге подробно сообщали, а как выглядел описать забыли…
Ее бросило в пот…
Но ведь она не Спаситель!
Она растерялась, не зная, как поступить: плюнуть в Дьявола, или обождать…
«Плюну, не плюну — жизнь переменится? Благодетельница полюбит? — горькая мыслишка отозвалась в сердце болью. — И с какой стати скажу: «Извините, ваше имя меня не устраивает, не могли бы вы назвать себя по-другому или убраться восвояси?» Если уж на то пошло, земля тут была государственная, и это от нее избавлялись.
Ишь, как ловко Помазанницу объявил святой!
Ком в сердце отчаянно завидовал хитро-мудрой изворотливости странного типа, а сознание, на удивление, осталось чистым. Холодный разум подсказывал, что с Богом Благодетельницы лучше не ссорится. Он ей, вон, целое государство отвалил. Как там у Спасителя… «и отдам царства мира, если поклонишься…», а тут без поклонов… Любил, значит.
В то, что Благодетельница, понастроившая храмов и борющаяся с крамолой, когда уже сказать «бога нет» опасно, чтоб тебя за решетку не упекли, якшается с каким-то неправильным Богом, верилось с трудом. Но причем тут Дьявол? Она вроде славила Интернационального Спасителя. И дядька Упырь говорил не о Дьяволе, а об Йесе. Тогда почему Дьявол называет ее Помазанницей и заступается за нее, как будто это он ее Благодетель?
Примазаться к славе хочет?
— Откуда здесь Богу Нечисти взяться? — снова засомневалась Манька. — Дьявол — он… — она растеряно задумалась.
— Что, он? — вежливый незнакомец скрестил руки на животе, отведя мизинцы в сторону, быстро прокручивая большими пальцами. Батюшка на исповеди так же делал. Он даже внешне стал похож на Отца Фекла, раздавшись в чреслах и отрастив живот, а плащ — один в один ряса. Перемена во внешности незнакомца потрясла ее, она уставилась на него во все глаза... Да нет, у того взгляд всегда был какой-то мученический, одновременно добрый и озабоченный, а у этого… смотришь — и мир проваливается в бездну, а в глубине — голубой огонь, как будто свет звезды в бездонном черном небе.
Ужас!
— Он в Аду! — с жаром выпалила она. — Рогатый и с зубами! А глаза у него… Как угли! А во рту — огонь! И воняет… Серой… Нееет, — протянула она, с задумчивостью глядя в пространство перед собой, — ему на волю нельзя. Знаете, что он тут с нами сделает?
— Что? — с легкой иронией полюбопытствовал незнакомец.
— Да распотрошит и развратит всех! — Манька осуждающе покачала головой и решительно махнула посохом, срубая траву. — Огонь, сера, вопли, реки крови, скрежет зубов… Вы этого хотите?! Ну ж нет, пусть в Аду злобствует. Одумайтесь! — горячо призвала она. — Зря вы назвались его именем. Может, найдутся те, кто станет вам поклоняться, но остальные посчитают врагом. У вас доброе сердце, вы помогли мне выйти из леса, а Дьявол разве стал бы помогать человеку?
— Можно подумать, без меня реки крови не льются, — Дьявол фыркнул. — Ты вот, куда от хорошей жизни бежишь?
— Я не бегу, я иду, по своей воле. Просто жизнь у меня…