Страница 26 из 40
Яков Платонович плохо спал всю ночь — Ливен уезжал на следующий день, и его беспокоило, что будет дальше. Едва дождавшись приемлемого по его мнению для визита часа, он направился в гостиницу. Как и накануне вечером он постучал в дверь самого шикарного номера:
— Павел, открой, это Штольман.
— Штольману не открою. Открою только Ливену, — послышалось из-за двери через несколько секунд.
— Открывай, это Ливен! — повысил голос Яков.
— Вот так бы сразу, — в замке повернули ключ.
— Ну что за игры! Ты… — Штольман, не договорив, уставился на Павла, завязывавшего пояс шелкового халата, надетого на мокрое тело.
— Что тебя принесло ни свет, ни заря? Ты вытащил меня из ванны. Что случилось?
— Так девятый час уже, — не в попад ответил Яков, все еще не сводя глаз с Павла. Более того, его взгляд прошелся по фигуре Павла сверху вниз — мееедленно, словно изучая ее. Небрежно накинутый, местами влажный халат открывал больше, чем скрывал. Яков завороженно смотрел на Павла и, казалось, не мог оторвать от него глаз… Ливен заметил это.
— Ну и как, нравлюсь? — прямо спросил он. — Или не можешь составить мнения, так как не все увидел? Так я не из стеснительных, могу и показать… есть что…
Штольман был сконфужен. И что-то промычал.
— Так я тебе нравлюсь? — продолжал провоцировать Якова Павел.
— Очень. Точнее, я поражен. Я просто не ожидал, что ты так хорошо сложен. Конечно, у тебя статная фигура, но чтоб одни мускулы… Тебе почти пятьдесят, а тело лучше, чем у многих мужчин гораздо моложе тебя… Но ты, наверное, это не раз слышал…
— Да, мне много раз это говорили. Но в основном женщины…
Яков не заострил внимание на этой ремарке Павла.
— Меня посетила странная мысль… Мы внешне похожи. Но у тебя более приятная внешность и фигура, пожалуй, лучше моей… Многие женщины бы явно предпочли тебя мне, хоть я и на десять лет моложе…
— Яков, многие женщины предпочли бы меня тебе уже потому, что я — князь, будь я даже страшен как смертный грех, — пояснил Его Сиятельство. — Но я рад, что у меня достаточно приятные для мужчины черты лица. Дмитрий и, следовательно, ты, вы оба хороши собой, но в отличии от вас мне досталось немного и от Ридигеров, а не только от Ливенов. И с возрастом черты Ридигеров проявляются все больше. Я также рад, что женщины не разочарованы, когда видят меня без одежды…
— И не разочарованы тобой как мужчиной?
— Если тебя это интересует, то да. Не разочарованы и этим. Как любовник я все еще хорош.
— Не сомневаюсь. Ты до старости будешь пользоваться успехом у женщин. В отличии от брата…
— Яков, ты не справедлив. У Дмитрия и после ранения были женщины. Вот только парадокс — с любовницами у него все было в порядке, а как только женился, все как отрезало… Но ты ведь с утра пораньше пришел не об этом поговорить… И не на меня в неглиже любоваться… Или?.. Если позволишь, я все же оденусь.
— Без слуг? Вам помочь, Ваше Сиятельство? — хотел подзавести князя Штольман.
Ливен удовлетворенно засмеялся про себя — Яков сам себя загнал в ловушку.
— Яков, я ведь могу и согласиться… Просто чтоб пощекотать тебе нервы… Я-то привычный к тому, что мне помогает одеваться мужчина. На меня это не действует… А вот сможешь ли ты… устоять?
Павел намеренно заигрывал с Яковом, провоцировал его. Он хотел знать, каков его племянник на самом деле. Дело было в том, что взгляды, подобные тому, каким «изучал» его Яков, он когда-то уже испытывал на себе. Похоже на него смотрел мужчина… который, как позже выяснилось, был к нему неравнодушен и очень надеялся на взаимность. И которому он никогда не смог бы предложить ничего кроме дружбы, так как мужчины никогда его не волновали… Еще он слишком хорошо знал о нравах при дворе и в высшем свете Петербурга, где подобное явление имело место… И кроме всего прочего он помнил про брата Гришку. Ему не хотелось, чтоб Яков оказался таким же… Но если все же это было правдой, он надеялся, что Яков был хотя бы разборчив в связях и что Анна никогда не узнает об этом…
Штольман поперхнулся:
— Смогу ли я устоять?? Павел, да что ты о себе возомнил?? Прям нарцисс какой-то! Ты, конечно, очень привлекательный мужчина, но… то, что я — под впечатлением от твоей фигуры, вовсе не значит, что мне хотелось бы… большего, чем просто лицезреть ее!
— А по твоему взгляду можно было понять и другое…
— Неужели? — не поверил Штольман.
— Яков, если бы ты видел себя в зеркале, ты бы увидел там мужчину, который пожирает глазами другого мужчину. Я не преувеличиваю. Я знаю, о чем говорю…
— Мне хочется тебя утопить!
— Только не забудь сначала снять с меня халат. Тогда, может, и топить расхочешь… Залюбуешься моей мужской красотой и забудешь о своем коварном плане… — игриво произнес Павел.
— Павел, ты со мной флиртуешь? — недоуменно посмотрел Яков на Ливена.
— Я тебя дразню. Я с мужчинами не флиртую. Никогда.
— Что-то не верится… Я сейчас вижу другое.
— И я видел другое… Когда ты смотрел на меня как мужчину…
— Бог мой! Этого еще не хватало — смотреть на тебя как мужчину! Меня не привлекают мужчины! Вообще не привлекают! Совершенно! Ни ты, ни кто-то другой! Я не по этой части! — не выдержал Штольман.
— Слава тебе, Господи! — выдохнул Павел. — Еще один вполне нормальный Ливен…
— Еще один?? То есть среди Ливенов есть кто-то, кто неравнодушен к мужчинам?? Кто??
— А ты догадайся.
— Не ты — если тебе верить, не Дмитрий, не другие два брата, у вас всех есть дети…
— Наличие детей в этом случае ни о чем не говорит. Но ты прав, всех нас интересуют только женщины.
— Саша? — со сомнением спросил Яков. — Может, он просто еще не разобрался в себе по молодости? Хотя ты вроде бы говорил, что он такой же любитель женщин, как и все Ливены…
— Нет, Сашка давно в себе разобрался, он ходок только по женщинам. У него лет с шестнадцати любовницы не переводятся.
Любовницы не переводятся с шестнадцати лет? Рано молодежь начинает. Или это он слишком поздно? В девятнадцать — первая случайная женщина и в двадцать — первая длительная связь, с Лизой…
— Но кто тогда? Григорий?? Которого ты назвал сборищем пороков?
— Да, он.
— Это только предположения?
— Да какое там. Если б только предположения… У него были связи и с женщинами, и с мужчинами. Поначалу у него были приличные любовницы и любовники, причем любовники тайные. В него влюблялись по-настоящему, ведь Гришка в юности и молодости, пока не опустился, был писаный красавец. Такой белокурый голубоглазый скандинавский бог, глядя на которого, никто бы и не подумал, что внутри него дьявол…
— Почему ты все время называешь его Гришка?
— А как? Григорий? Ты бы еще спросил, почему не Григорий Александрович. Не заслужил он даже полного имени, не то что отчества. Хотя изо всех нас он больше всего Александрович, сын своего отца — сластолюбца и выпивохи, только в варианте, не знающем никакой меры… Позор всей семьи. Я же тебе говорил, назови мне порок, и я удивлюсь, что у Гришки его не было. Чем дальше, тем больше… Когда он стал больше пить, то начал появлялся в обществе с куртизанками и с любовниками… правда, любовников представлял друзьями, своих пристрастий по отношению к ним прилюдно не выказывал… А вот когда начались бесконечные попойки, курение опиума и тому подобное, пошли слухи, что он скатился до оргий… таких оргий, в сравнении с которыми обычную содомию иначе как романом между мужчинами не назовешь… Ну увлекается мужчина другими мужчинами, находит их привлекательными, ну и Бог с этим… Конечно, если все в тайне и не грозит лишением прав и состояния…
— И ты… подумал, раз я смотрел на тебя, по твоему мнению, как на мужчину… Я проявляю интерес и к мужчинам тоже?? — обомлел Штольман.
— Ну была такая мысль… — признался Ливен. — Такие вещи лучше знать наверняка.