Нежданно-негаданно

— А Вы сами подумайте.

— Ну кроме статьи я ничего не могу… О том, как Ваше Сиятельство приехали навестить своего племянника…

— Любимого племянника с его женой, — уточнил князь. — И его родственников.

— Конечно, любимого племянника с женой… И семейство Мироновых — нашего всеми уважаемого адвоката Виктора Ивановича и его очаровательную супругу Марию Тимофеевну…

— Можете не утруждать себя сбором слухов по городу. То, что будет нужно написать, я пришлю Вам с одним из слуг перед отъездом. Потом можете поговорить с людьми, что я укажу. И надеюсь, все факты Вы изложите правильно, без вывертов. И не вздумайте заикнуться про мою службу — это не Вашего ума дело… А то ведь может оказаться и так, что следующая Ваша публикация будет о… красоте карликовых деревьев в тундре… — князь вперые улыбнулся. — Вы меня поняли?

От этой улыбки у Алексея Егоровича перехватило дыхание.

— Угу, — только и смог промычал он.

— Очень на это надеюсь… — князь взял свой цилиндр и трость и повертел ее в руке так, что на мгновение она превратилась в грозное оружие…

Дыхание у Ребушинского восстановилось на минуту только тогда, когда за Его Сиятельством закрылась дверь. Он кинулся к ящику стола и вытащил вожделенную бутылку. Сделав несколько поспешных глотков прямо из горла, он закашлялся. Принесла же нелегкая этого Штольмана, а затем и князя Ливена в их Затонск…

========== Часть 10 ==========

Штольман пришел в гостиницу, где остановился Его Сиятельство князь Ливен, и постучал в дверь его номера рукой, на которой был княжеский перстень.

— Заходи, — князь сам открыл дверь в номер.

— Ты один? Без слуг?

— Зачем они мне сейчас? Или ты думаешь, что мне всегда прислуживают? По малейшему поводу? Яков — это образ, образ князя, который я поддерживаю, в основном для других. Мне самому это не нужно, точнее нужно не всегда. Я вообще терпеть не могу, когда слуги постоянно рядом, меня это раздражает. Я стараюсь пользоваться их услугами, когда это необходимо или когда от меня этого ожидают. Но не более того. Ладно, ванну себе приготовить, когда надо воду носить, я, конечно, прикажу. Но чтоб меня еще и намыливали как других господ… Или сейчас — накрыл Демьян на стол и свободен, больше он мне не нужен. Что я сам себе рюмку коньяка налить не могу? Или дверь открыть? А вот дверцу кареты открыть на людях — тут князю без лакея никак не обойтись, — ухмыльнулся Ливен.

— Да, впечатление это производит неизгладимое, — согласился, качая головой, Штольман.

— Так как насчет коньяка? У меня есть Мартель и Реми Мартен.

— Ну если только рюмку того, что сам будешь пить. Я больше не хочу, чтоб ты меня вел под руки как тогда в Петербурге.

— Зачем вести, если есть карета? Я ведь все равно тебя домой в карете отправлю. Какая разница, после одной рюмки или бутылки? Слуги тебя в карету загрузят и выгрузят оттуда, — засмеялся князь.

— Что, обучены этому и привыкшие? — уколол Штольман Павла.

— Естественно, обучены, но не привыкшие. Не привыкшие к тому, чтоб Его Сиятельство был не в состоянии передвигаться сам. А вот его гости — пару раз такое бывало…

— Надеюсь, со мной до этого не дойдет.

— Не думаю, чтоб дошло. Столько коньяка у меня с собой нет, у меня всего пара бутылок. А пить то, что у вас в ресторациях, хоть это и выдавалось за Курвуазье, мне что-то больше не хочется… По крайней мере сегодня… Но если как-нибудь придется, что ж, не откажусь от рюмки в компании того же Виктора Ивановича. Давай и мы с тобой.

Штольман махнул рукой: «Давай». Ливен разлил коньяк: «За нас, за Ливенов!»

— Понравился тебе Виктор Иванович? — поинтересовался Яков Платонович.

— Да, очень приятный человек. Тебе повезло с тестем. Больше, чем с тещей. Она, конечно, неплохая женщина, но скажем так, в отличии от мужа, характер, — «и не только» добавил про себя Павел, — у нее оставляет желать лучшего… В детстве Анне, верно, от ее доставалось…

— Да не только в детстве. Уже когда Анна была взрослая, Мария Тимофеевна позволяла себе шпынять ее…

— Да, я это заметил. Анна — замужняя дама, а мать все еще ее одергивает. Даже при муже и, можно сказать, посторонних людях. Как она только смирилась, что Анна вышла за тебя?

— Ну так пришлось смириться, другого выхода не было. Ведь из-за антипатии тещи к зятю молодых все равно не разведут.

— А не взлюбила она тебя с первого взгляда? — хихикнул Павел, подумав, что его-то самого Мария Тимофеевна приветила с самого начала — вон какие взгляды временами бросала на него… Хорошо, что ее муж и Яков не заметили… Ну или сделали вид, что не заметили…

— Нет, со второго, — засмеялся Штольман. — Когда увидела, что Анна заинтересовалась мной. Но ее можно понять, в два раза старшее ее дочери, дамский угодник, дуэлянт, полицейский — кому понравится такой потенциальный кавалер для дочери…

— А жених и муж подавно… Знаешь, действительно то, что вы с Анной венчались тайно, стало для вас благом. Тут уж ничего не сделать. Какой зять есть, такой и есть…

— Со временем она все же меня приняла. В отличии от деверя — к младшему брату Виктора Ивановича, с которым Анна очень близка, она относится без симпатии.

— Наверное, потому что он, по ее мнению, плохо влияет на Анну?

— Да. У него репутация бонвивана. Кроме того, в ее глазах он — тунеядец и обуза для семьи. А еще — это собственно говоря с его приездом началось бурное общение Анны с духами. Сам он считает себя медиумом, но я не очень склонен верить в это. Мне кажется, он или шарлатан, или у него слабые способности, не такие как у Анны. Он много лет прожил за границей и вот теперь снова в Париже, думаю, для Марии Тимофеевны это большое облегчение.

— А отец Анны как относится к ее дару?

— Да тоже без особой радости, но по крайней мере никогда дочери из-за этого не стыдился. Анна вообще — папина дочь. Отец обычно на ее стороне. Да и на нашей с Анной тоже. Он ведь не только не устроил скандала по поводу нашего тайного венчания, но и как-то уговорил жену принять этот факт… А потом даже снял для нас дом и платил за него первые три месяца.

— Рад, что у тебя и Анны есть поддержка в его лице.

— Да, в основном у нас с ним очень хорошие отношения. Но я должен признаться тебе кое в чем. Как-то у меня с Виктором Ивановичем вышел неприятный разговор по поводу кольца, которое князь оставил Анне. Я был вынужден сказать, что кольцо досталось моей жене, так как я — единственный родной сын князя… — Штольман неосознанно покрутил свой собственный перстень.

Павел заметил это и усмехнулся про себя: «Не снял-таки! Пусть в угоду мне, но не снял!»

— И почему я не удивлен?

— Это еще не все. Виктор Иванович догадался, что отец Александра — ты.

— И почему я снова не удивлен?

— Я очень виноват, но вот так получилось… Но Виктор Иванович…

— Виктор Иванович — разумный и порядочный человек, и дальше него это не пойдет. Так что мне не стоит беспокоиться. Ты ведь это мне хотел сказать? — с усмешкой вздохнул Ливен.

— Павел, ты что мысли читаешь?

— Нет, такого дара не имею. Яков, даже в запале, в ярости ты бы вряд ли мог сказать подобное человеку, которому бы не доверял. И твой тесть — действительно разумный и порядочный человек. Он ведь даже жене об этом не сказал, раз она до сих пор думает, что Саша — сын Дмитрия… А теперь ты меня спросишь, не сержусь ли я. Нет, не сержусь.

Штольман посмотрел на Ливена.

— Я же говорил тебе, что чаще всего могу составить мнение о человеке с первой встречи и редко ошибаюсь. Твой тесть хоть и адвокат, но его можно читать как открытую книгу. Так что в его порядочности я нисколько не сомневаюсь, как и в твоей. И за Сашу от этом отношении я спокоен. Кстати, он очень хотел тобой встретиться, но пока он в имении в Лифляндии, а потом собирался поехать в Петербург. И он надеется, что вы с Анной сможете выбраться в столицу.