Нежданно-негаданно

— Яков Платонович, какими судьбами? Вас же, как я слышал, Трегубов отпустил на выходные… Или снова произошло убийство, и Вас вызвали в участок, а Вы пришли за мной?

— Если убийство и произошло, мне об этом ничего не известно… Александр Францевич, я пришел к Вам не по служебной надобности. Я привел к Вам одного человека.

К Милцу зашел похожий на Штольмана мужчина.

— Доктор, Вы меня, должно быть, не узнаете…

— Ваше Сиятельство, Вы — тот мальчик из семьи Ливенов, которого я лечил когда-то в Петербурге.

Догадаться было несложно. До Милца уже дошли слухи, что к Штольману из Петербурга приехал его дядя, князь Ливен.

— Ну сейчас уже далеко не мальчик, а муж, — засмеялся Павел. — Но Вы правы, я именно тот человек. Доктор, я Вам очень признателен. Когда Яков сказал мне, что Вы практикуете здесь в Затонске, я не мог не прийти к Вам и не выразить свою благодарность за то, что Вы тогда уделили столько внимания моему здоровью.

— Ваше Сиятельство, это моя обязанность — лечить пациентов, — скромно сказал доктор.

— Но не обязанность находить правильные слова и уговаривать мальчишку пить горькое лекарство, которое ему хотелось выплюнуть, а главное не трястись при виде шприца и не реветь от страха и боли. Ведь Вы же мне сказали, что будущий офицер должен быть стойким, что уколы — это испытание выдержки, ведь если меня ранят на поле боя, я должен буду терпеть боль, а не кукситься как девчонка… И знаете, когда меня однажды ранили, правда, не на поле боя, я терпел боль, сжав зубы, и не ревел, — полушутя сказал Ливен.

— Серьезное ранение?

— Нет, пустяки. Просто тогда я вспомнил про Вас — то, что Вы говорили мне, когда я был мальчишкой.

— А где Вы служите, я могу узнать, Ваше Сиятельство? В каком Вы чине?

— Называйте меня Павел Александрович. Я — подполковник, дослужился до заместителя начальника охраны Императора.

— О! — удивился доктор. — А ранение?..

— Нет, совершенно не связано с моей службой. Дело случая. Я был секундантом на одной дуэли, и у одного из стрелявшихся от испуга так тряслись руки, что он каким-то образом попал мне в ногу. Но не прострелил, пуля только вырвала кусок кожи, мне повезло. Но крови все же было достаточно. И тот криворукий бедолага от ее вида упал в обморок.

— Это у нас такие офицеры, которые от вида крови теряют сознание? — покачал головой доктор. — Как же они будут вести себя на войне, если такая, не дай Бог, случится?

— Нет, это был не офицер. Это был заносчивый юнец, который оскорбил офицера. Так что за наших вояк мне не стыдно. А Вы, доктор, после дуэлей никого не врачевали?

— В Петербурге бывало. А в Затонске — нет, какие ж здесь дуэли? В последнее время только две и припомню. Одна Виктора Ивановича с бывшим сослуживцем…

— Виктор Иванович? Миронов? — не поверил Ливен. — Что-то он на дуэлянта не похож… Этот сослуживец что, посмел оскорбить Марию Тимофеевну или Анну?

— Нет, это, можно сказать, дела давно минувших дней, — пояснил Штольман. — Его, кстати, застрелил Коробейников…

— Коробейников? Тот, которого ты мне представил в сыске?

— Да. Так уж получилось…

— А вторая?

— А вторая и вовсе не состоялась, дамы помешали, — сказал доктор.

— Это я с Разумовским должен был стреляться, — признался Яков. — Но не довелось.

— Ну и слава Богу. Еще неизвестно, чем это могло закончиться… Яков, что ты на меня так смотришь? Я говорю, как думаю. Вон у Дмитрия последствия одной дуэли оказались самые плачевные. В целом был вполне здоровый мужчина, однако последствия давали о себе знать… И доктора ничем не могли помочь…

— Очень печально. Но медицина не всесильна…

— Безусловно. Как говорится, иногда одна надежда на Бога. Но ведь бывают необъяснимые случаи выздоровления.

— Бывают. И даже в моей практике подобное было. Болезнь была сама по себе не смертельная, просто в очень запущенной стадии — к врачу обратились слишком поздно, когда начались осложнения. Пациент стоял, можно сказать, уже одной ногой в могиле. Никаких прогнозов на выздоровление. Родственники уже чуть ли не об отпевании с батюшкой договаривались, так он был плох. И вдруг пошел на поправку. Так что чудеса случаются. Но очень редко… Темный у нас еще народ, не понимает, что к врачу нужно обращаться своевременно, а не когда уже пора место на кладбище заказывать… Ведь во многих случаях, даже серьезных, человеку можно помочь. Было бы должное лечение вовремя, хороший уход и забота близких. Вот как у Вас, Павел Александрович.

— Да, брат обо мне заботился. А я ведь не хотел, чтоб Дмитрий звал доктора, говорил, ну и что, что я кашляю — притом уже начинал задыхаться от кашля…

— Хорошо, что он не пошел у Вас на поводу и не промедлил. А почему Вы так не хотели, чтоб Вас осмотрел врач?

— А я не любил доктора Краузе. Он мне казался злым, грубым, мрачным, сверлил своими глазами, будто дырку в тебе хотел сделать, — припомнил Павел детскую обиду.

— Зря Вы так. Добряком, может, он и не был, но злым его вряд ли можно было назвать. И он очень хорошо знал свое дело.

— Может и так. Но Вы мне больше понравились… — честно сказал Ливен. — До Вас я не знал, что доктора можно и не бояться. Я ведь долго болел, наверное, недели три, не меньше, и Вы каждый день ко мне приходили. За это время от визитов доктора Краузе я бы сошел с ума… Я тогда сказал брату, что рад, что доктор Краузе был занят и меня лечил другой доктор, добрый… Знаете, я вот сейчас думаю, я рассуждал прям как ребенок, а ведь мне уже лет тринадцать было, большой мальчик, — смутился он.

— Так некоторые докторов до старости боятся, так что стыдиться здесь нечего.

— Так оно… И все же, я вел себя как ребенок. Иногда не хотел отпускать Дмитрия от кровати, просто требовал, чтоб он посидел со мной, чтоб не уходил… Каким же терпеливым он был. Мог ведь рассердиться. А он сносил все мои капризы…

— Да, князь был Вам хорошим родителем, если его так можно назвать.

— Он был мне больше, чем просто старший брат, это несомненно. Можно сказать, отец… Жаль, что он не смог быть отцом Якову… Очень жаль… — вздохнул Павел.

— Яков Платонович, я вот что вспомнил. Когда я узнал, что князь Ливен — Ваш настоящий отец, а Вы попросили меня рассказать меня про встречу с ним, я совершенно упустил один факт, хотя как раз его и следовало упомянуть. Я сказал Вам о том, что получил от него щедрое вознаграждение за свою работу. Но это не все, потом он спросил меня, заинтересовали ли бы меня книги по медицине на немецком языке. Я сказал, что очень, и он отдал мне три книги — по терапии, патологической анатомии и судебной медицине. Как они оказались у князя, я понятия не имею, думаю, он никогда их и не раскрывал…

— Да купил он их для Вас, — улыбнулся Ливен.

— Купил для меня? — удивился доктор. — Я бы скорее подумал, что они попали к князю совершенно случайно…

— Он явно хотел отблагодарить Вас еще как-нибудь помимо денег и посчитал, что от книг по медицине Вы не откажетесь. Сам он интересовался техническим прогрессом, науками, но вряд ли судебная медицина была в сфере его интересов настолько, чтоб приобрести такие книги для себя… Хотя как знать… Думаю, он эти книги все же пролистал, так, из любопытства.

Штольман отметил для себя, что князь интересовался техническим прогрессом. Не от него ли у него тяга к техническим новшествам?

— А вот я, молодой врач, прочел их от корки до корки и не один раз и узнал для себя много полезного. В них было много сведений, особенно о новых методах. Я, можно сказать, тогда этими книгами зачитался, особенно книгой по судебной медицине, и решил, что если мне представится возможность, попробую себя в этой отрасли. Так что получается, что в том, что я стал в свое время сотрудничать с полицейским управлением, была и заслуга князя Ливена…

— Как интересно! Стало быть, именно книги, которые дал Вам Дмитрий Александрович, подтолкнули Вас к решению заняться когда-нибудь судебной медициной? — уточнил Штольман.