Не было печали...

— Именно.

— Ох уж эти проблемы с наследованием… Иногда приходится идти на такие ухищрения, чтоб не потерять титул, чтоб не передать состояние недостойному наследнику… Это, к сожалению, далеко не единичные случаи. Это я Вам как адвокат говорю. Ну что ж, князю повезло, что у него появился наследник, хоть он Ливен только на бумаге. Вот такой парадокс: один сын — Ливен, но не наследник, другой — наследник, но не Ливен.

— Он — Ливен не только на бумаге, но он — не сын Дмитрия.

— Очень мудро… Своя кровь, а не чужая. Значит, сын кого-то из родственников… Он — сын… Павла? — догадался адвокат.

— Я этого не говорил. Этого не знают даже другие братья.

— Неудивительно. Зачем им знать такие подробности, если они даже не хотят поддерживать отношений. Думаю, и про Вас до них слухи дойдут через пятые руки. Не Павел же им это сообщит.

До этого замечания тестя Штольман вообще не думал, как на появление незаконного родственника могут отреагировать другие Ливены. Возможно, это, наконец, заставит их проявится. Но он не был уверен, что это событие будет приятным.

— А как получилось так, что у Вас не было родственников? Ведь какая-то родня все равно должна была быть.

— На этот вопрос у меня нет ответа, одни догадки. Про Штольмана можно предположить, что раз я - не его сын, меня с родственниками с его стороны и не знакомили. Он часто отсутствовал дома по службе. Возможно, он ездил и к своим родственникам. Матушка была сиротой, до замужества жила у двоюродных дядьки и тетки со стороны матери. Потом Штольман увез ее довольно далеко. Возможно, и запретил ей общаться с родней. Моя мать — троюродная сестра князя. Она в девичестве Ридигер, как и мать Дмитрия и Павла. Не исключено, что Штольман мог думать, что она могла бы узнавать о Дмитрии Александровиче или даже поддерживать отношения с ним через других родственников. Такое ему бы, естественно, не понравилось.

— Да, такое вряд ли бы кому понравилось…

— Еще бы! После того, как жена изменила да еще и принесла ему плод своей измены… Единственный сын да и то не его, а нагулянный…

— Но ведь он мог жениться после смерти Вашей матери. Он же не был слишком стар?

— Нет, ему было около сорока пяти. В таком возрасте мужчина вполне может жениться снова и обзавестись потомством. Но по какой-то причине он не сделал этого.

— То есть Вы — его единственный прямой наследник?

— Да, но я ничего не получил.

— Очень странно… Яков Платонович, Ваша жизнь полна загадок со всех сторон…

— Иногда мне кажется, что лучше, чтоб загадки оставались без разгадок… По крайней мере некоторых…

— А сколько Анна знает о Вас?

— Очень много… И все — про мое скандальное происхождение.

— И как она на это все отреагировала?

— Утешала меня и слезы мне вытирала, — без стеснения признался Штольман, ведь Миронов и так видел, как по его щеке скатилась слеза, когда тот рассказывал ему о том, как страдала Анна, когда он пропал.

— Это на нее очень похоже. Она — сострадательный человек.

— Вот поэтому я и не хочу, чтоб она снова переживала, но уже за нас обоих. И за меня, и за себя. Ее ведь тоже в покое не оставят…

— Эх, Яков Платонович, похоже, нелегкие времена грядут… Полгорода ведь не засудишь…

— А за что засудить-то? За правду? Если бы поклеп был…

— Ну за публичные оскорбления, к примеру?

— Не думаю, чтоб меня бранными словами в лицо оскорбили. А за всякие гадости нет основания в суд подавать… Так что придется просто стиснуть зубы и терпеть… Я-то буду, но не хочу, чтоб и Анне это пришлось…

— Яков Платонович, Анна хоть знает… А как я Маше обо всем расскажу? Вы же ее характер знаете, тут такая истерика будет… Может, сразу доктора Милца позвать?

— Ну давайте ей скажем вместе, начнем как-нибудь издалека…

— С наследства, например?

— Почему бы нет?

Штольман был мысленно готов к самому худшему. От припадка тещи до обвинений его Бог знает в чем. Мария Тимофеевна сидела в гостиной, ожидая, когда мужчины выйдут из кабинета и можно будет распорядиться накрыть стол к ужину.

— Машенька, тут Яков Платонович пришел поделиться с нами новостями. У него нашлись родственники, и один из них оставил ему кое-что в наследство.

— Да что Вы, Яков Платонович! Какие приятные новости! И что же Вам оставили? Верно, какую-нибудь безделицу?

— Ну квартиру в Петербурге вряд ли можно назвать безделицей, Маша.

— Квартира в Петербурге?? Какие же родственники могут оставить подобное?

— Я оказался в родстве с Остзейскими князьями Ливенами по линии матери. Князь оставил наследство сыну своей любимой троюродной сестры, то есть мне.

— Вы в родстве князьями?? Не может быть! Мой зять — княжеский родственник!! Какая честь! Я всегда думала, что в Вас есть что-то от аристократов, — от нахлынувшей радости Мария Тимофеевна встала и подошла ближе к зятю. — А этот князь — такой благородный человек! Не забыл Вас при делении наследства, видимо, очень любил свою дальнюю родственницу.

— Очень, — согласился Штольман. — Настолько сильно, что он еще и приходится мне отцом.

— Каким образом? — не поняла Мария Тимофеевна. — Ваш же отец — Штольман.

— Маша, Штольман — муж его матери. Его настоящий отец — князь Ливен.

До Марии Тимофеевна наконец дошло, что пытались сказать ей муж и зять. Сначала она беззвучно открыла рот, а потом покачнулась:

— Вы… Вы… Вы — незаконный сын князя??

— Да, я его побочный сын.

— Какой стыд…

— Маша. Маша! Присядь!

Мария Тимофеевна села на стул, подставленный мужем.

— Мария Тимофеевна, мне нечего стыдиться, — спокойным тоном сказал Штольман. — Мои родители любили друг друга, но у них не было возможности пожениться. Муж моей матери дал мне свою фамилию, у меня нет клейма незаконнорожденного, я не был лишен никаких привилегий потомственного дворянина. В обществе я занимаю пусть и не такое положение как князь, но все же достойное благодаря своему достаточно высокому чину. Моя жена меня не стыдится и принимает меня таким, какой я есть. Даже со столь сомнительным происхождением.

— Так Аня знает?? Знает про Вас??

— Естественно, знает. Неужели Вы думаете, что я бы скрыл такие новости от жены? Анна узнала об этом первая и поддержала меня. Ваша дочь — самый сердобольный человек, таких мало в наше время.

— Да, таких людей как Анна мало… Но ведь люди будут судачить о Вас, Яков Платонович…

— Непременно будут. В Петербурге у меня будет поддержка моих новых родственников. Там у меня дядя Павел Александрович — младший брат князя и княжеский законный сын Александр. Они оба приняли меня в свою семью. Здесь в Затонске моя семья — вы. И я очень надеялся, что Вы и Виктор Иванович меня тоже поддержите.

— Эти князья Вас приняли в семью? — удивилась Мария Тимофеевна. — Вас, незаконного родственника??

— Да, приняли как своего, на равных. И я этому очень рад.

Мария Тимофеевна подумала, что уж если сами князья приняли Штольмана, то и они должны примириться с этим фактом. В конце концов зять прав, что он — не какой-нибудь человек без рода и племени. Потомственный дворянин, да еще в родстве со знатью.

— Мария Тимофеевна, князь оставил мне не только квартиру. Он оставил мне и это, это — фамильное кольцо, он подарил его моей матери, а после ее смерти сохранил для меня, чтоб я подарил его своей жене, — Штольман протянул кольцо.

Мария Тимофеевна внимательно рассмотрела его.

— Видимо, князь действительно очень любил Вашу мать… Я не могу представить иной причины отдать такое кольцо женщине, с которой он не был повенчан и не был ей законным супругом… Что же теперь это кольцо Вы подарите Анне?

— Оно уже ее. Но мы решили, что она не будет носить его здесь, в Затонске…

— Но почему же?.. Ведь если пойдут пересуды, это как раз будет свидетельством того, что Вы выше всяких сплетен. И что Вы не просто незаконный родственник, а один из них — член княжеской семьи.