Страница 52 из 79
В размышлениях Штольман не заметил, как дошел до гостиницы, где остановился Дубельт.
========== Часть 17 ==========
Штольман спросил у портье, у себя ли в номере полковник Дубельт. Если бы его не было, он бы оставил ему записку. Но полковник уже вернулся. Яков Платонович постучал тростью в дверь номера:
— Господин полковник, это Штольман.
Дубельт открыл дверь почти сразу же. Его взгляд на долю секунды задержался на руке, державшей трость со знакомым ему вензелем, и на перстне, так напомнившем ему перстень Его Сиятельства князя Ливена.
— А, это Вы, Ливен, проходите. Я смотрю, Вы такой же франт как Павел Александрович, — улыбнулся он. — Я как раз хотел отправить к Вам мальчишку с запиской. Закончил сегодня пораньше, решил, если Вы не заняты, пригласить Вас в ресторан. К чему откладывать, ведь завтра может и не сложиться. Или у меня будет больше дел, чем я наметил, или у Вас, не дай Бог, какое-нибудь серьезное преступление.
— Нет, это я Вас приглашаю. Как, можно сказать, местный житель. Кроме того, у меня к Вам дело, точнее просьба о помощи.
— Ну без дела бы Вы вряд ли ко мне пришли. И за эту просьбу Вы намерены угостить меня ужином вашем хваленом ресторане? Ливен, не слишком ли это ничтожная компенсация за то, о чем Вы хотите меня попросить? А то я соглашусь и вдруг прогадаю? — усмехнулся Дубельт, поглаживая ус.
Яков Платонович второй раз смолчал, когда Дубельт назвал его Ливеном. Ему хотелось поправить полковника, но он не стал этого делать. Он не в том положении, чтобы пререкаться.
— Ну об этом Вы сможете судить только если позволите изложить ее. Но мне хотелось бы сделать это тет-а-тет, поскольку дело очень деликатное.
— Это касается Вас?
— Нет, не меня. Сначала, если разрешите, я расскажу суть без имен. А если Вы согласитесь помочь мне, то, конечно, назову Вам их.
— Договорились. Присаживайтесь, — Дубельт показал на кресло. — По рюмке коньяка?
— Полковник, Вы же не пьете.
— Я сказал, что не любитель, особенно по утрам. Но рюмку-другую в приятной компании пропустить могу, — он налил Штольману и себе.
— Благодарю.
— И так, что у Вас?
— У одного здешнего помещика в Петербурге пропала дочь десяти лет, я пытаюсь помочь ему найти ее, но мне самому требуется содействие.
— Если это произошло в Петербурге, то это дело вне Вашей компетенции. Ливен, Вы делаете это неофициально, так сказать, по доброте душевной?
Яков Платонович снова сделал вид, что не услышал неподобающего обращения.
— Да, по доброте душевной, если Вам так угодно.
— Что ж, помочь человеку найти ребенка — благородный порыв. Значит, из-за этого Вы наступили на горло своей гордости, когда я назвал Вас по фамилии, которую Вы могли бы носить, но не носите из-за обстоятельств Вашего рождения?
Штольман промолчал.
— Яков Платонович, не сердитесь на меня. В первый раз я сделал это неумышленно, просто увидев перед собой Ливена, именно Ливена — племянника Павла Александровича. А потом, каюсь, назвал Вас так намеренно. Дело не пустяковое, иначе бы Вы ко мне обращаться не стали. Но вот что для Вас важнее, собственная уязвленная гордость или дело, которое Вас ко мне привело, это мне хотелось знать до того, как Вы меня с ним ознакомите. Рад, что не ошибся в Вас, Вы несомненно человек, заслуживающий уважения. Продолжайте, пожалуйста.
Штольману было неловко, неуютно, когда Дубельт называл его по имени его настоящего отца-князя. Но обижаться?
— Господин полковник, никаких обид. И я благодарен Вам, что Вы согласились меня выслушать. Девочка очень красивая, выглядит старше, лет на тринадцать. Дочь на самом деле не этого помещика, а его жены, у которой когда-то были отношения с одним офицером, — Штольман сделал паузу и вопросительно посмотрел на Дубельта.
— Вы хотите знать, имеет ли для меня значение, что ребенок появился вследствие прелюбодеяния его матери? Нет не имеет. Я не ханжа. И для меня отнюдь не откровение, что у военных бывают незаконные дети, в том числе и от связей с замужними дамами. Да и среди самих офицеров, конечно, есть бастарды, те, о ком проявили заботу их высокопоставленные или титулованные отцы — как Его Сиятельство о Вас. Когда я начинал служить, в моем полку были внебрачный сын генерала и внебрачный сын графа, оба носили фамилии мужей своих матерей, но именно их настоящие отцы приложили руку к тому, чтоб они могли стать офицерами и делать военную карьеру. Что касатеся той девочки, я рад, что ее не постигла участь незаконнорожденной, и у нее есть официальный отец — муж ее матери, так же, уж извините за сравнение еще раз, как был у Вас. И что этому мужчине не безразлична ее судьба.
«В отличии от мужа моей матушки, которому не было до меня дела».
— Думаю, он насмелился обратиться к Вам, когда узнал, что Вы — незаконный сын князя. Посчитал, что Вы не отнесетесь к его приемной дочери с предубеждением из-за фривольного поведения ее матери.
— Да, все так и было, — подтвердил Штольман. — А что касается той дамы, в последние несколько лет она жила в Петербурге на содержании другого любовника. Около полутора месяцев назад она погибла — несчастный случай, ее муж приехал забрать девочку, но она исчезла. Есть мнение, что она могла уехать к родному отцу, которому она не нужна. Его адрес нам неизвестен.
— Но если дочь ему не нужна, то он, скорее всего, постарается от нее отделаться, сообщит тому же мужу своей бывшей любовницы, если тот формально считается ее отцом.
— Там не все так просто. Он может и не признаться, что она у него.
— Ну так пусть едут в полк, где служит тот офицер. Или они и места его службы не знают?
— Как оказалось, он вышел в отставку четыре года назад, но скрыл этот факт от них.
— Скрыл этот факт? Из-за причины, по которой он вышел в отставку?
— По-видимому. Это бы и хотелось выяснить. Наряду с тем, где он сейчас проживает.
— Пенсию получает?
— Нет, не дослужился до нее.
— Последнее место службы известно?
— Известно то, где он служил семь лет назад — в Ржеве, в чине ротмистра в драгунском полку, каком именно, без понятия.
— Офицер, которого Вы разыскиваете, ротмистр Каверин? — задал вопрос Дубельт таким тоном, что он больше походил на утверждение.
Начальник сыскного отделения посмотрел на полковника словно тот был… гадалкой:
— Да, он самый. Откуда Вы знаете?
— Помните, я рассказывал Вам про полковника, который проворовался, проиграв крупную сумму в карты?
Штольман кивнул.
— Так вот это было как раз четыре года назад в одном драгунском полку в Ржеве. Дело было в ведении военно-окружного суда. Обвинительный приговор был вынесен тому полковнику, его заместителю и адъютанту полковника. Ротмистр Каверин, приятель полковника был подозреваемым, но осужден не был. Однако сослуживцы были уверены, что он тоже был замешан — помогал полковнику находить покупателей на казенное имущество. Кто-то из офицеров не раз видел его с двумя купцами, которые, как выяснилось, приобрели кое-что из инвентаря, но они отрицали, что имели дело с ротмистром. Сослуживцы решили не оставлять подобное безнаказанным. Состоялся суд чести, Каверину предложили уйти в отставку. В отставку он вышел без повышения чина, не так, как это бывает с офицерами, зарекомендовавшими себя с лучшей стороны.
— Теперь понятно, почему он не распространялся о своей отставке. О таком позоре вряд ли бы кто решился рассказать.
— А теперь Вы мне поведайте, почему, как Вы выразились, там не так все просто. Кроме, конечно, того, что ему не нужна дочь. Чему, собственно говоря, я нисколько не удивлен. Каверин — самовлюбленный тип, нарцисс и эгоист до мозга костей. Такие чадолюбивыми не бывают.
— Когда его перевели в тот полк семь лет назад, его любовница увязалась за ним. Прожили полгода, пока новый любовник, знакомый ротмистра, не увез ее с дочерью в Петербург. Четыре года назад Каверин появился у них в столице, по старой памяти, без каких-либо обязательств, но мать сказала дочери, что он ее отец.