Страница 29 из 79
— А я думал, что это Виктор Иванович так сильно сына хотел…
— Хотел, конечно, но не дал нам Господь сына, только Аню. И любит он ее всем сердцем… Хоть и строг бывал, но опять же для ее пользы, потому что любит ее очень… Да все ее любили. Ангелина Евгеньевна называла внучку солнышко и золотко… И Петр всегда к ней хорошо относился, он ведь добрый человек, только без царя в голове, отсюда и все беды… Если Вы заметили, он ее называет на французский манер — Аннет. Это c ее детства, не когда он из Европы вернулся. Хотя, чему удивляться, у Ангелины Евгеньевны, видимо, перенял… Она своих мальчиков иногда называла ВиктОр и Пьер, что Ивану Андреевичу не нравилось… Ангелина Евгеньевна ведь из очень хорошей семьи была, из старого дворянства — образование и воспитание прекрасное получила: и по-французски свободно говорила, и на пианино играла, не чета мне, и пела хорошо… А уж манеры какие, как у настоящей аристократки, хоть и не из титулованной семьи… Совсем не такая была как ее муж, что и говорить. Тот на ее фоне выглядел… мужик мужиком, хоть и тоже из потомственных дворян, да и офицером был. Не знаю, что уж она в нем нашла. Понятно, что уже не юная барышня была, когда замуж вышла, как-никак за двадцать пять, но ведь и в этом возрасте можно подходящего мужа найти… и из губернского города в провинцию как наш Затонск с ним не ехать… Я так рада, что Виктор в свою матушку Ангелину Евгеньевну всем пошел — и характером добрым и терпеливым, и умом, да и внешностью тоже… а не в Ивана Андреевича… у которого непонятно что в голове иногда бывало… даже относительно родной внучки…
— А то, чего Иван Андреевич опасался, у Ани проявлялось в детстве?
— Один раз было, что Аня нашла украшение, которое пропало у одной дамы в нашем доме. Сказала, что где оно — ей якобы подсказала бабушка Ангелина, которую она увидела. А Ангелины Евгеньевны на этом свете уже не было. Мы тогда были очень встревожены… Неужели то, чего Иван Андреевич боялся насчет Ани — правда? Или она как дед стала небылицы сочинять? Те, в которые сама верила? Но в любом случае, хотелось, чтоб у Анны ни тех… особенностей не было как у прабабки, ни той… неуемной фантазии как у деда… У других-то дети как дети… Но никаких духов она после не видела… пока Петр не приехал… и пока Вы не появились…
Штольману подумал, что кое-что прояснилось. Мария Тимофеевна стеснялась дочери, точнее ее способностей к духовидению, шпыняла ее, но любила. И позволяли они с Виктором Ивановичем дочери гораздо больше, чем родители иной барышне ее возраста. Видимо, свекр вбил в голову Марии Тимофеевне мысль о том, что девочка может быть… не от мира сего… как его мать, которой он сам стыдился… И под влиянием свекра она так остро реагировала на проявление особенностей Анны, за которые люди могли посчитать ее ненормальной. И в то же время смотрела сквозь пальцы на то, что другие родители бы юной провинциальной барышне не позволили… Виктор Иванович, больше привыкший к причудам отца, видимо, действительно не обращал на них особого внимания и, очень любя дочь, ее странностями был разве что огорчен, но дочери не стеснялся. И позволял ей также мальчишеские увлечения, те, которые бы одобрил его отец, относительно которого он в глубине души питал надежды, что он со временем примет Аню полностью… Он понял и возможную причину того, почему у Марии Тимофеевны было такое пристрастие к пустырнику. Свекр доводил ее своими подозрениями и недовольством, а свекровь отпаивала ее этим зельем. И это явно было не только два раза, о которых она сказала, а больше… А потом, скорее всего, это вошло в привычку…
Он понял и то, почему для Марии Тимофеевны было так важно, чтоб Анна вышла замуж, как она сама сказала, по-людски, а не так, как произошло у них. Чтоб было и сватовство, и свадьба… а не только торжество по случаю начала семейной жизни, хотя и этому, как он тогда видел, теща обрадовалась. Она очень хотела участвовать в подготовке вечера и, что уж отрицать, замечательно украсила малый зал Дворянского собрания — со вкусом и без излишней… помпезности… Когда она увидела сиявшую от счастья Анну в изумительном по красоте бальном платье, кружившуюся в вальсе с ее мужем — пусть и не таким, о котором мечтала для дочери… и приняла от гостей множество поздравлений, она наконец осознала, что ее дочь на самом деле замужем… и, наверное, с облегчением вздохнула… Да и то, что хотя бы первое время, пока Штольман не получит нового назначения, она сможет видеть свою девочку, а потом навещать ее… радовало ей сердце… Все же у ее дочери было не так, как в случае с сестрой ее свекра… которая опозорила семью, и тот не хотел помнить о ней сам и пытался заставить своих родственников забыть о ней… Сестра деда Анны очень заинтересовала Штольмана… не только потому, что приходилась ей родственницей, но и потому, что уехала в Москву.
— Значит, у Ивана Андреевича была сестра, которая сбежала с офицером в Москву и умерла от родов? А ребенок, он выжил?
— Ребенок? Какой ребенок? — удивилась Мария Тимофеевна.
— Ну если мать при родах умирает, это еще не означает, что и ребенок умер…
— Про это не знаю. Иван Андреевич запретил про нее говорить. Со слов Ангелины Евгеньевны даже Анна Александровна в этом ему подчинилась. Упоминала только, когда дочь к ней в тех видениях являлась… Знаю, что замужем она была, поскольку Иван Андреевич ехать на свадьбу отказался, а Анна Александровна одна не решилась.
— Значит, ни мать, ни брат на свадьбу не приехали… Может, тот офицер сообщил им только о том, что жена умерла? А про ребенка и говорить не стал? Если, по его мнению, дочь и сестра им была не нужна, то и ее ребенок от того брака не нужен? Решил просто оставить ребенка себе или даже отомстить родне жены таким образом?
— Я об этом никогда не думала… Если б это в семье обсуждалось. А то Виктор и понятия не имел о том, что у него была тетка, пока отец тогда в запале это не выкрикнул… и сразу же потребовал, чтоб больше о той бесстыднице никто и слова произнести не смел. Мол, умерла и умерла. Виктор пытался потом все же у отца про нее выспросить, но тот отказался об этом говорить. А мне Ангелина Евгеньевна сказала только про то, что от своей свекрови слышала, сама она с Ираидой Андреевной знакома не была, та умерла задолго до их с Иваном Андреевичем женитьбы. А Анна Александровна очень себя укоряла, что побоялась одна к дочери на свадьбу съездить. Мол, хоть бы последний раз ее тогда увидела, а то она только в видениях ей и приходит… Грустная история…
— Да уж, веселой ее не назовешь…
— А что это за узел у Вас на сундуке? — поинтересовалась Мария Тимофеевна, решив сменить не особо приятную тему разговора.
— Узел? Белье чистое, от прачки принес.
— Что же Вы его бросили так небрежно? Рубашки же помнутся
— Не помнутся, они не глажены. Я забыл попросить прачку их погладить… — признался Штольман. — Вот собирался сам гладить, перед тем, как Вы пришли…
— Много же Вы нагладили бы…
— Да немного, точнее совсем ничего. Я утюг не могу найти.
— Как не можете?
— Так, не могу. Анна его куда-то поставила, я не знаю, куда.
— В эту кладовку, скорее всего, — кивнула Мария Тимофеевна в сторону узкой дверцы. — Куда же еще?
— Я смотрел, там его нет.
— Не может быть. Анна хоть иногда и пустоголовая, но не до такой степени, чтоб утюг где-то бросить, чтоб об него запнулись или чего хуже, он на ногу кому-нибудь упал. Может, Вы не заметили его? Такое бывает, смотришь на вещь и не видишь.
— Может, и так, — согласился Яков Платонович, не желая далее перепираться с тещей, особенно по такому ничтожному поводу как утюг. — Вы можете сами глянуть, если хотите.
Мария Тимофеевна открыла кладовку и тут же воскликнула:
— Ну что же Вы, Яков Платоныч, вот же утюг! Почти на Вас смотрит, а Вы его не видите! А еще следователь!
— Следователь, — согласился Штольман. — Но утюга не вижу.