Страница 13 из 20
Король был поражен такой наивностью.
– Филиппу и так известно то, что на самом деле произошло в Утремере, однако он не мешает епископу клеймить меня как предателя христианского дела. Что до Генриха, то ему наплевать на правду, как и на честь. Но если человека судят по тому, кто его враги, то я, надо полагать, сделал в жизни кое-что хорошее.
Его спутники вновь рассмеялись, и этот последний вечер в Рагузе закончился на приятной ноте. Все радовались короткой передышке от суровой реальности, ждавшей их поутру, когда им предстояло выйти из уютной городской гавани в открытое море.
Устроив «Морскому волку» ходовые испытания, Георгиос пришел к выводу, что галера еще не пригодна к плаванию, поэтому принял командование «Морским змеем», а часть экипажа оставил в порту, конопатить корпус «Морского волка». Проводить Ричарда вышло большинство жителей Рагузы; они выкрикивали добрые пожелания вслед поднимающей якорь и распускающей паруса галере. Ричард махал в ответ и со смехом обещал вернуться и побывать на мессе в роскошном новом соборе. Но когда солнце закрыло вдруг набежавшее облако и на палубу «Морского змея» упала тень, король зябко поежился, понимая, что немало пройдет времени, прежде чем ему снова доведется увидеть такие дружелюбные лица.
Их путь был в венгерский портовый город Задар, лежавший примерно в ста семидесяти пяти милях по побережью. Георгиос успокаивал, говоря, что это будет приятной прогулкой, потому как при благоприятном ветре галера способна покрыть сто миль за дневной переход. Самые суеверные из спутников Ричарда решили, что капитан спугнул удачу такой бравадой, потому что едва Рагуза осталась за кормой, ветер начал слабеть и вскоре совершенно стих. Морякам пришлось бросить якорь и ждать благоприятной погоды. Вместо нее на следующее утро они обнаружили себя посреди густого липкого тумана. Туман был пугающим и зловещим, поскольку все звуки странным образом приглушались, и путники чувствовали себя слепцами, заблудившимися в сыром белом облаке. Пелена рассеялась лишь на третий день, и крестоносцы облегченно вздохнули, когда «Морской змей» снова тронулся в путь. Как только придут в Задар, давали они себе зарок, то никогда в жизни не ступят больше на палубу треклятого корабля, разве только чтобы пересечь Узкое море, отделяющее Англию от Франции.
Ричард не решил, стоит ли ему открывать свое имя в Задаре и просить у короля Белы охранную грамоту. С благословения Белы их дорога через Венгрию станет гораздо проще. Вот только откуда взять уверенность, что здешняя королева не попытается натравить на него своего супруга? Едва ли Маргарита питает к нему теплые чувства. Вдова брата Хэла, она была также сводной сестрой Филиппа Французского и родной сестрой дамы Алисы. Об Алисе Ричард давно не вспоминал. В детстве их обручили, и Алиса росла при дворе английского короля. Девушка была недурна собой, но робкая, как птичка в клетке, лишена воли и огня, да и других качеств, способных привлечь его интерес. Обычные женщины всегда казались ему скучными. От жены он ожидал того же, потому что испанцы прививали своим девочкам скромность и послушание. Беренгуэла без сомнения обладает сильно развитым чувством долга и по временам бывает чересчур покорна. Зато она будет верна ему до последнего вздоха, и твердости характера у нее не отнять. За время путешествия в Святую землю и в последующие месяцы она раз за разом выказывала отвагу, а ничто не вызывало у Ричарда большего уважения, чем отвага. Он не променял бы Беренгарию на Алису, даже если благодаря этому его приняли бы при дворе Белы как давно пропавшего брата.
Заявление Георгиоса, что от Задара их отделяет меньше ста миль, подняло у всех настроение. Однако на следующее утро рассвет горел багрянцем более ярким, чем кровь, и к полудню западную часть горизонта заволокло тучами. Вскоре «Морской змей» уже качался на высоких валах. Зная, что собирается очередной шторм, вожак пиратов разрезал лист пергамента на полоски, попросил капеллана Ричарда написать на них имена святых, после чего ссыпал в свою шапку. Матросы и пассажиры по очереди вытягивали полоски и давали обет заказать мессу доставшемуся им небесному покровителю за избавление от бури. Георгиос освободил Ричарда от жеребьевки, заявив с едва приметной усмешкой, что король уже внес свою лепту, а на тысячу дукатов можно хоть каждый день мессы служить. Затем капитан с соблюдением приличествующих церемоний спустил полоски с именами святых в море, и все с облегчением вздохнули, хотя бы на время.
Налетевший несколько часов спустя шторм был не таким свирепым как тот, что выбросил их на Ла Крому, зато затяжным. Три дня «Морского змея» трепали волны и ветер, хлестал ледяной дождь. Люди мало спали, ели еще меньше. Они глотали имбирный сироп, чтобы успокоить норовящий вывернуться наизнанку желудок, и молились: не обязательно тому святому, чье имя было написано на полоске пергамента, но всем, каких могли вспомнить. Ветер был яростный и холодный; кормчий Спиро сказал, что это бора, который налетает с прибрежных гор и сеет хаос в течение зимних месяцев. Кутаясь в промокшие плащи, рыцари Ричарда сбились в кучку в шатре и ждали прихода в Задар с таким же нетерпением, с каким неверные стремятся в Мекку.
Бора унес судно далеко в море, и в течение двух суток они не видели берега. Когда Ричард потребовал сообщить, сколько еще осталось до Задара, Георгиос с неохотой признал, что этот порт остался уже далеко позади. Испуганный вспышкой вулканического темперамента короля, наводившей на мысль об Огненной горе на Сицилии, пират заверил монарха, что впереди другой венгерский порт – Пула, и как только буря поутихнет, Спиро доставит их туда. У рулевого для таких целей есть помощник: намагниченная иголка, воткнутая в пробку и плавающая в ведерке с водой. Она всегда указывает на север. Обычно моряки ориентируются по звездам и береговым приметам, напомнил он Ричарду. Все это сейчас недоступно для Спиро. Как только погода улучшится, корабль пристанет в Пуле или направится обратно к Задару, это уж как король пожелает. Тон у него был очень деловитый и уверенный, зато когда Ричард задал вопрос, что будет, если шторм вскоре не утихнет, ответа у него не нашлось.
Лишь на третий день путники увидели, наконец, землю. Вот только открылась она по левому борту галеры. Осознав, что это берег Италии, люди пришли в ужас от того, насколько далеко отклонились они от курса. Вскоре полоска земли скрылась вдали, и снова их окружали только море и небо. Георгиос снова пообещал, что как только им удастся вырваться из цепких лап злокозненного боры, они снова возьмут курс на какой-нибудь венгерский порт. В его речах ветер представал неким недобрым живым существом, способным на лукавство, и мало у кого из людей Ричарда возникало желание противоречить ему.
Когда буря все-таки кончилась, все обитатели «Морского змея», как матросы, так и пассажиры, были слишком измождены, чтобы радоваться. Сил им хватало только облегченно вздыхать. Спиро посоветовался со своей мореходной иголкой и положил галеру на новый курс. Но недолго путникам довелось радоваться избавлению, потому как несколько часов спустя случилась беда. Первым признаком, по которому Ричард понял, что нечто пошло совсем не так, был громкий крик, за которым последовала тирада ругательств – даже не зная греческого, ошибиться в тоне было невозможно. Поспешив на палубу, король обнаружил, что пираты толпятся у румпеля и гомонят все разом в явном испуге.
– Петрос, что стряслось?
Опасности и суматоха прежде только радовали молодого моряка. Теперь же он побледнел как смерть.
– Да поможет нам Бог, лорд, потому что мы лишились руля! Он не отвечает поворотам румпеля!
Петрос распространялся, что это могло стать результатом постоянных ударов волн, или что перо руля запуталось в водорослях или рыболовной сети. Но Ричард не слушал его: перед мысленным взором у него стоял покалеченный сарацинский корабль, тонущий после того как избранные христианские моряки поднырнули и опутали руль канатами, сделав гиганта легкой добычей для галер короля. Лишенный руля корабль не может управляться и оказывается в полной власти стихии.